- Где ты собираешься странствовать? – тихо спросил Бильбо, глядя, как одна за другой в бесконечной вышине загораются звезды.

- То там, то тут, друг мой, то тут, то там. Дорог много, и все они зовут меня вперед, - усмехнулся Гэндальф, выдувая круглое колечко дыма в прозрачное ночное небо.

Бильбо фыркнул.

- Обязательно всегда говорить загадками?

Волшебник подмигнул ему.

- Старикам негоже надолго засиживаться на одном месте, иначе кости совсем одряхлеют, а тяга к странствиям пропадет безвозвратно.

- Ты хотел сказать – волшебникам негоже засиживаться на одном месте, - хмыкнул Бильбо, но в его улыбке сквозила грусть. Он опять останется один. Конечно, сейчас ему не в пример лучше, но успокаивающего присутствия Гэндальфа будет очень не хватать.

- Ты вернешься? – спросил он после долгого молчания.

Взгляд Гэндальфа обратился от звезд на его лицо.

- Скорее, чем ты думаешь, друг мой. Даже заскучать не успеешь.

Бильбо улыбнулся.

- Ладно.

Они еще долго сидели под звездами, попыхивая трубками, - как прежде, будто ничего не случилось.

- Спасибо тебе, Гэндальф.

Бильбо сказал это искренне, от сердца. В конце концов, именно Гэндальф переступил когда-то порог Бэг Энда, изменив всю его размеренную хоббичью жизнь, и именно Гэндальф недавно собирал его по частям после жестокого удара судьбы, сломавшего столь многое.

Были, конечно, и плохие дни – когда скорбь захлестывала Бильбо с головой, и он готов был винить Гэндальфа во всех случившихся бедах. Но это значило, что бедой следовало бы признать их встречу с гномами. А еще большей бедой - искреннюю сильную любовь Бильбо к Торину. Глупо было отрицать - за минувший год Бильбо испытал столько горя, что и не измерить. Его сердце было разбито, и порой он даже удивлялся, как до сих пор жив с такой дырой в душе. Но он ни на миг не сожалел о том, что встретил и полюбил Торина. Просто не мог сожалеть о таком.

Торин показал ему, что значит любить и наконец-то воссоединиться с тем, кого не доставало всю жизнь.

- Я никогда… - Бильбо перевел дыхание, - никогда не винил тебя, Гэндальф. Торин был всем для меня. Был и остается. А я бы никогда не встретил его, если бы не ты.

Он надеялся, что волшебник и без того все знал, но проговорить эти слова вслух стало вдруг неожиданно важным. Гэндальф пристально глядел на него и молчал. Бильбо вдруг показалось, что он видит отблеск слезы, скатившейся по его морщинистой впалой щеке.

- В тебе есть сила, Бильбо, - повторил волшебник когда-то уже сказанные слова. – И ты отыщешь ее вновь.

Его рука скользнул в складки плаща и извлекла оттуда сверток пергамента, который Гэндальф тут же протянул Бильбо

- Что это? – спросил хоббит, с опаской косясь на неожиданный дар.

- Посмотри.

Развернув пергамент, Бильбо обнаружил, что это карта Торина, которая вела их в пути. Он долго смотрел на нее, перебирая нахлынувшие вдруг воспоминания: многочисленные привалы, Фили и Кили, согревающие его теплом своих тел в длинные холодные ночи, мирные посиделки у костра вместе с Торином. От всколыхнувшегося острого желания вновь увидеть дорогие лица с новой силой заныло сердце. Если бы это было возможно, если бы знать, что они в безопасности, счастливы и… живы.

Привычная боль, хоть и мучительно отозвавшаяся в груди, казалось, больше не грозила растерзать душу в клочья. Впервые со времени своего возвращения в Бэг Энд Бильбо не чувствовал черного отчаяния и горькой безнадежности при мысли о Торине.

- Думаешь… будет правильно отдать ее мне? – с сомнением спросил он Гэндальфа. – Разве гномам…

- Это будет правильно, - улыбнулся волшебник, попыхивая трубкой. – Не думаю, что Торин относил меня к числу своих друзей, но все же я кое-что замечал – господин гном напрасно полагал, что его помыслы никому не ведомы. Торин хотел бы, чтобы эта вещь осталась у тебя, друг мой.

- Но я… - возразил Бильбо, не особенно убежденный словами Гэндальфа.

- Ты найдешь этой карте подходящее применение, я уверен, - перебил его волшебник, одарив многозначительным взглядом. – Например, она станет полезной для будущей книги.

- Книги? – глупо переспросил сбитый с толку Бильбо.

А ведь и правда, он мог записать историю своего приключения. Добавить ее к тем томам, что занимали все полки в норе от пола до потолка. Ори, конечно, тоже собирался запечатлеть на пергаменте детали их путешествия, но Бильбо был уверен, что у юного гнома выйдет скорее историческая летопись, чем настоящая история. Возможно, взяться за перо самому – не такая уж плохая идея. Он, Бильбо, напишет о том, что наверняка покажется Ори неинтересным и не стоящим упоминания.

Например, как они с Бофуром впервые разговорились по-дружески. Или что Кили хотел поскорее отрастить бороду, чтобы во всем походить на своего дядю. Или о безграничной любви Фили к младшему брату и о том, какие мудрые и своевременные советы он давал Бильбо. Как Бифур подмечал вещи, на которые прочие зачастую не обращали внимания, и вырезал по дереву так ловко, что у Бильбо захватывало дух. Как Глоин говорил о своей любимой жене, и как Нори пожертвовал всем ради безопасности братьев.

Может, он сможет описать улыбку Торина. Смех Торина. И любовь, которую разбудил в нем Торин.

Может, он сможет рассказать о каждом из гномов – так, чтобы любой понял, насколько они разные, неповторимые, полные жизни и самые лучшие. А уж друзей вернее и преданнее просто не сыскать.

О да, если он и напишет книгу об их путешествии, то это будет не летопись. И романтических бредней, воспевающих преодоление и борьбу в неравной схватке со злом, там не будет – как правило, в таких историях от героев остаются лишь имена, а сами они превращаются в сосредоточие всех добродетелей или пороков. Конечно, читать такое бывает увлекательно и в какой-то мере поучительно, но возьми других персонажей с другими именами - и в их истории ничего не поменяется.

Его книга будет другой. Он напишет о каждом гноме в деталях и мелочах – ведь именно эти мелочи делали его друзей теми, кем они есть. Они станут не просто именами, выведенными чернилами на пергаменте, а действительно оживут для каждого, кто прочтет его книгу. Ведь сам Бильбо будет помнить своих ушедших друзей такими – для него Фили, Кили и Торин навсегда останутся не просто благородными гномами, отдавшими жизни за свой дом, а теми, кто, как и все прочие, мог грустить, надеяться, любить и ошибаться. А когда придет его время умереть, а от Торина и ныне живущих гномов останется лишь неясная память, каждый, кто прочтет его книгу, сможет узнать, какими на самом деле были те, кто когда-то пошел за Торином Дубощитом.

Не героями, но все же удивительными и невероятными.

Книга будет его прощальным подарком Торину, Фили и Кили. Всему отряду гномов и всем, с кем он сдружился в путешествии. Их образы будут навсегда отпечатаны в вечности на пергаментных страницах.

- Да… думаю, это неплохая идея.

Гэндальф вновь улыбнулся и похлопал Бильбо по плечу.

- Определенно неплохая.

***

Гэндальф уехал на следующий день, и Бильбо тут же остро ощутил его отсутствие – некому больше было отвлекать его от мрачных мыслей. Поэтому он разложил перед собой чистые листы и, не откладывая в долгий ящик, принялся сочинять историю о своем путешествии с отрядом Торина Дубощита. Дело шло медленно – в иные дни удавалось написать всего несколько слов, а иногда и вовсе ничего. Воспоминания порой причиняли слишком сильную боль.

Но время шло. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, а месяцы – в годы. Книга понемногу продвигалась. Бильбо записывал все, что приходило на ум, и мог посвятить целые страницы описанию губ Торина – тому, к примеру, как прихотливо они изгибались в ироничной улыбке, левый край всегда чуть выше, чем правый. Он записывал их разговоры – вразнобой, без всякого порядка и системы, и, перенося их на пергамент, чувствовал, как из памяти изглаживается острая боль потери.