- Уйди прочь.

Хмель горячил его кровь и туманил разум – и все же поднять голову и взглянуть на Гэндальфа было невыносимо. Волшебник смотрел на него так, словно вид такого опустошенного сломленного Бильбо – самая печальная вещь, которую он видел за долгие годы бесчисленных эпох.

Пол почему-то закачался под ногами, и Бильбо неловко упал, больно ударившись локтем. Зрение постепенно гасло, а щеку холодили каменные плиты, которыми была отделана кухня.

- Уйди, - прошептал он, едва шевеля губами. – Уйди, уйди…

Ему просто хотелось остаться одному. Чтобы его никто не трогал, не беспокоил… Просто… одному…

***

Бильбо вновь очнулся с дикой головной болью и с ощущением, что на этот раз что-то не так. Покосившись по сторонам, он обнаружил, что лежит в собственной постели. И когда он только…

- Как ты себя чувствуешь?

Резко мотнув головой на звук знакомого голоса, Бильбо обнаружил Гэндальфа сидящим на стуле в углу комнаты.

- Гэндальф?

Так значит, то был не сон.

Бильбо схватился за многострадальную голову и застонал, надеясь, что это поможет унять боль.

- Тебя, конечно, бесполезно просить налить мне немного эля?

- Боюсь, что да, друг мой, - вздохнул волшебник. – Пожалуй, в прошлый раз тебе хватило с лихвой.

Бильбо откинулся на подушки, на всякий случай зажмурив глаза.

- Я… я в самом деле запустил в тебя кружкой?

- Именно. – Бильбо застонал. – Хотя твоя меткость оставляет желать лучшего.

Тут он рискнул приоткрыть один глаз – Гэндальф едва заметно улыбался.

- Я… прости, я вспылил и немного… погорячился… - слова почему-то закончились.

Следовало извиниться, как заведено у всех добропорядочных хоббитов, но голова по-прежнему болела, а муторная слабость пробирала до костей.

- Совсем немного, - сухо отметил Гэндальф, тут же посерьезнев. – А еще был в стельку пьян.

Бильбо вновь зажмурился, ожидая дальнейших упреков, но их не последовало – Гэндальф молчал довольно долго, а потом сказал:

- Так не может дальше продолжаться, Бильбо.

На мгновение в душе Бильбо опять взыграл гнев – но почти сразу же сменился усталой тоской.

- Знаю, - прошептал он. – Только…

Он замолчал, не зная, какими словами описать душную тьму, лежащую у него на сердце. Как передать выматывающее горе, грызущее его днем и ночью, стоило лишь немного протрезветь.

- …не могу, - жалко закончил Бильбо. Больше сказать ему было нечего – одно слово, в котором как в зеркале отразилась его теперешняя жизнь. Он не мог каждый день встречать новый рассвет, зная, что Торина больше нет в этом мире. Не мог одолеть горькие сожаления, точившие его изнутри день за днем.

- Знаю. – Гэндальф тяжело поднялся, подошел ближе, присел на край кровати и взял безвольную руку Бильбо в свои. – Но тебе придется, друг мой.

Бильбо даже глаза открыл – слышать такое было совершенно невозможно. Это же… бесполезно и абсолютно ни к чему не приведет.

- Как? – почти всхлипнул он, хотя прекрасно знал ответ. Ему нужно было научиться помнить о Торине, но не скорбеть по нему. Вот только как это сделать, оставалось загадкой.

Гэндальф вновь улыбнулся печальной улыбкой и сжал его ладонь.

- Не знаю.

В груди Бильбо стало холодно и пусто.

- Жить день за днем, полагаю, - Гэндальф устремил взгляд за окно, и ясно было, что сейчас он где-то далеко, за много лиг от Шира

- Время исцеляет все раны, - с горечью пробормотал Бильбо.

- Так говорят мудрейшие, - со вздохом согласился Гэндальф.

- А я думал, что ты и есть мудрейший, раз уж волшебник, - Бильбо из прошлой жизни сопроводил бы эти слова хитрой улыбкой и подмигиванием, но Бильбо теперешний, разуверившись во всех чудесах этого мира, ощущал лишь пустоту и глухую безнадежность – он даже на ответ не мог заставить себя надеяться, но Гэндальф ответил.

- Я привык думать, что так оно и есть, - сказал он со странным выражением лица. – Но сейчас… думаю, волшебники нередко оказываются такими же глупцами, как и остальные. А иногда даже превосходят всех прочих.

Бильбо невольно задумался, не винит ли Гэндальф себя в случившемся, хоть немного. Все же он явился в Бэг Энд из ниоткуда, вытащил Бильбо навстречу приключениям, представил ему Торина, а потом вручил проклятое кольцо. И сейчас Гэндальф казался постаревшим и очень уставшим – возможно, он и впрямь чувствовал свою вину.

Почему-то захотелось утешить волшебника – сказать, что он ни при чем. Что Бильбо сам делал выбор опять и опять, и сделал бы вновь то же самое тысячу раз, если бы вдруг вернулся в прошлое. Но он лишь крепче сжал пальцы Гэндальфа в своей ладони.

Они все оказались в дураках. Неважно, что будет или не будет сказано между ними в неуклюжих попытках утешить друг друга. Гэндальф оказался глупцом, чуть поумнее прочих, но в конечном итоге, судьба посмеялась и над ним тоже.

Душа, изнемогающая под бременем ответственности за сделанное и несделанное.

Душа, разбитая в пыль жестоким, несправедливым ударом.

Обреченные на надежду, восстающую из пепла вновь и вновь. Обреченные на бесконечные попытки исцелиться и ощутить дыхание любви. Обреченные идти вперед до последнего вздоха, даже если сдаться гораздо проще и милосерднее.

«Глупцы», - думал Бильбо, откидываясь на подушки. – «Глупцы, которые всегда будут пытаться снова и снова».

***

Гэндальф остался надолго. Начал он с того, что почти силком запихнул Бильбо в ванную, не забыв вручить ему щетку для волос, и грозил не выпускать до той поры, покуда от него не перестанет нести как от завсегдатая трактира. Потом он как мог подстриг кудри Бильбо, укоротив до приличествующей добропорядочному хоббиту длины, и вылил весь эль, который отыскал в норе.

Уборку они затеяли уже вдвоем. Бильбо, правда, хотел возражать – ни к чему Гэндальфу утруждать себя таким прозаическим делом, - но что-то в лице волшебника его удержало. Гэндальф и впрямь выглядел неважно – он явно очень устал. Бильбо так и не вытянул из него подробностей случившегося в Дол Голдуре, но ясно было, что битва с темными силами, таившимися там, не прошла для волшебника даром. Быть может, Гэндальфу тоже надо было чем-то занять руки, чтобы отвлечься, как и Бильбо.

Поэтому они, не сговариваясь, мыли и скребли комнаты Бэг Энда. Через пару дней Бильбо даже прогулялся до ближайшей мебельной лавки, прикупил новые стулья и тумбочки взамен растащенных родственниками в его отсутствие. Потом пришел черед огорода – время было удобрять землю и высаживать новые семена. В общем, дел хватало – они с Гэндальфом трудились от рассвета до заката, а вечера коротали за книгой и чашкой чая.

Боль, терзавшая Бильбо, никуда не делась, но с каждым днем ему становилось немного легче ее выносить. Постоянные дела и присутствие Гэндальфа рядом помогали не думать слишком много о прошлом и о Торине, а когда печальные мысли все же одолевали, Бильбо поскорее заводил с волшебником разговор о первом, что в голову приходило. Они вообще много говорили – о важном и неважном, пустом и глупом. Говорили, пока дыхание Бильбо не выравнивалось, а руки не переставали дрожать.

Вдвоем они как-то справлялись, и Бильбо никогда так не ценил дружбу Гэндальфа, как в эти месяцы.

Весна отцвела, наступило лето, и дни стали длинными и жаркими. Все вокруг было таким… мирным и размеренным, с удивлением думал Бильбо. Словно путешествие к Одинокой горе никогда не случалось. А однажды теплым вечером, когда они с Гэндальфом сидели на скамье у ворот Бэг Энда, курили трубки и любовались звездами, волшебник вдруг сообщил ему, что собирается вскоре покинуть гостеприимный дом Бильбо. Тот совсем не удивился, лишь согласно кивнул и глубоко затянулся ароматным дымом. В конце концов, Гэндальф не мог оставаться в Шире вечно. У него наверняка были дела в Средиземье – те самые таинственные непонятные дела, из-за которых он то пропадал, то вновь появлялся в самых неожиданных местах. Бильбо понятия не имел, какую цель преследует Гэндальф, но чувствовал, что это непостижимое знание лежит на плечах волшебника тяжким грузом и отделяет его от всех вокруг прозрачной, но прочной стеной.