- Бильбо?..
Глухой тихий голос, произнесший его имя, застал его врасплох. Бильбо узнал Гэндальфа, но не повернулся, чтобы взглянуть на него. Появление волшебника ничего не значило и ничего не меняло. Кроме того, конечно, что жизнь вновь подбрасывала ему возможности нового выбора и новых развилок, а Бильбо сейчас просто не мог этого вынести. Ведь если Гэндальф здесь, смерть Торина перестала быть чем-то, разделенным на двоих с одним лишь Бильбо, и уже не удастся цепляться за ложную надежду, что вот в следующий миг Торин вдруг откроет глаза и улыбнется.
- Бильбо…
Он крепче вжался лицом в неподвижную грудь Торина, пытаясь отгородиться от звуков этого голоса, но понимая, что это бесполезно. И ничего не изменит.
- Уходи.
Собственный голос, прозвучавший глухо и хрипло, показался неузнаваемым даже самому Бильбо.
Послышались тихие шаги, замершие совсем рядом, с другой стороны кровати, на которой лежали Бильбо и Торин. Затем мягко зашуршала ткань, и в поле зрения Бильбо показалась рука Гэндальфа, которая осторожно опустилась на залитую кровью грудь Торина, туда, где еще недавно билось его сердце, а теперь покоилась голова хоббита.
Несколько мгновений тишины – и ладонь волшебника дрогнула, переместилась выше. Гэндальф легко коснулся двумя пальцами лба Торина, пробормотав что-то на языке, который Бильбо не распознал. Слова незнакомого наречия звучали печально и странно, словно забытая древняя молитва, и когда они затихли, а Торин остался все так же неподвижен, последняя надежда на чудо, что вопреки всему еще жила в груди Бильбо, погасла окончательно.
Он всхлипнул и зажмурился изо всех сил.
Торин умер. Навсегда. Погиб, ушел за грань, оставил этот мир. Его тело теперь - не более, чем пустая оболочка, безжизненная и холодная. Никакая магия не способна вернуть его обратно. Никакие слезы не согреют хладный труп и не вдохнут душу в ее прежнее пристанище. Никакая любовь – даже сама сильная – не сможет пробудить мертвых от вечного сна.
- Мне жаль, Бильбо.
Что он мог ответить на это? Да и надо ли отвечать?
Жизнь среди добропорядочных хоббитов приучила его, что с любым встречным следует в первую очередь быть вежливым – и теперь по всем правилам учтивости следовало поблагодарить Гэндальфа за беспокойство и уверить его, что на самом деле все в порядке и не о чем волноваться. Только вот все это ложь - от первого до последнего слова. У него, Бильбо, далеко не все в порядке, и уже, наверное, в порядке не будет никогда. Он так измучен, обессилен и вымотан, ему так больно, что разверзнись земля и поглоти его без остатка – он будет только рад, что его мучениям наконец-то настал конец.
Так что он промолчал, упрямо не глядя на Гэндальфа. Ему нечего было сказать – во всех языках мира просто не существовало таких слов, которыми он смог бы выразить то, что терзало сейчас его душу.
- Торин был… - голос Гэндальфа на мгновение пресекся. – Он был достойным гномом.
Бильбо вдруг захотелось расхохотаться злым горьким смехом. Никогда еще в своей жизни ему не доводилось слышать такого вопиющего преуменьшения. Как будто вся прошлая жизнь Торина могла уместиться в этих банальных жалких словах. Торин был гораздо, гораздо большим. А теперь он мертв.
Бильбо медленно поднял голову и встретился глазами с Гэндальфом. В лице старого волшебника читалась скорбь, и на краткий миг Бильбо стало интересно, каково это – обладать таким могуществом и все же в итоге оказаться таким же бессильным перед лицом смерти, как и все прочие. И даже еще раньше… оказаться таким слабым, что пришлось просить хоббита поберечь волшебное гномье кольцо. Возможно, Гэндальфа впрямь стоило бы пожалеть.
Впрочем, это просто смешно. Разницы между сильными и слабыми, в сущности, не было никакой. Торин был сильным - так же, как Фили и Кили. Разве это помогло им выжить? Гэндальф владел древней магией – и все, что он смог в итоге, это молча наблюдать со стороны, вручив Бильбо гибельное оружие против разума Торина, потому что оставить это кольцо у себя значило обречь мир на нечто гораздо худшее, чем одна загубленная жизнь.
Все это Бильбо прекрасно понимал, но судьба Средиземья сейчас не волновала его и вполовину так сильно, как то, что Торин погиб. Гэндальф сделал свой выбор, когда отдал кольцо, он выбрал довериться Бильбо в надежде, что его влияния на Торина окажется достаточно, чтобы уберечь от злой воли проклятого самоцвета.
Но волшебник ошибся – чудовищно, непоправимо ошибся. И все же… сделанный им выбор, быть может, спас без счета жизней в обмен на несколько отданных. Наверное, Гэндальфу не впервые принимать такие решения, ставя благополучие многих выше интересов отдельных гномов, эльфов и людей, - в этом его бремя, которое он несет на своих плечах многие годы.
Наверное, Гэндальф поступил мудро и дальновидно. Почему же у него, Бильбо, все внутри протестует против такого решения? Да, то будущее, где кольцо порабощает самого Гэндальфа, так и не наступило, зато будущее, где рабом самоцвета становится Торин, воплотилось в реальность. Оно случилось и превратилось в прошлое. И Бильбо с радостью обменял бы все бесчисленные и безымянные спасенные жизни на одну-единственную жизнь Торина – как бы ужасно и жестоко это ни звучало.
Думать так не следовало – и все же Бильбо не мог иначе. Незнакомые безликие люди, эльфы и гномы ничего не значили для него – их судьбы и лица, радости и печали казались не более реальными, чем истории с книжных страниц. А то, что теперь они останутся в безопасности, не радовало ни в малейшей степени, потому что за это Торин заплатил своей жизнью.
В общем, из Бильбо вышел бы никудышный волшебник, который нипочем бы не справился со своим предназначением думать о судьбах целого мира. При этой мысли в горлу подступил истерический смех – Торин бы только головой покачал, озвучь ему Бильбо такое. А Фили и Кили бы расхохотались в унисон, а потом принялись бы уверять его, что лучшего волшебника Средиземье не видело с Предначальной эпохи, особенно, если он поднапряжет свои волшебные силы и явит им роскошный готовый ужин прямо здесь и сейчас.
Новая волна пронзительной душевной боли омыла его с головой.
Неужели так теперь будет все время? Неужели тени любимых будут вечно преследовать его по пятам? Оставшиеся живыми лишь в его памяти, беспрестанно мучающие тем, что не рядом…
- Они никогда не покинут тебя окончательно, Бильбо.
Разве он сказал что-то вслух? Бильбо распахнул глаза и увидел, что Гэндальф смотрит на него с выражением, с каким, должно быть, смотрел на многих других до него. Для умудренного годами мага, пережившего столетия битв и войн, смерть вряд ли была в новинку.
- Их больше нет, - хрипло прошептал Бильбо. – Они ушли навсегда, а я… - тут он вновь всхлипнул, - остался. Один.
- Они будут жить в твоем сердце и в твоей памяти.
Эти слова, без сомнения, были сказаны Гэндальфом, чтобы ободрить Бильбо, но вместо этого ранили его, словно острым клинком.
- Это жестоко. Я не могу жить среди призрачных теней. Не могу жить одними воспоминаниями.
- Знаю, так кажется тебе сейчас, - Гэндальф потянулся к нему и легко коснулся плеча. – Но со временем… каждое из них станет для тебя драгоценным.
На сей раз Бильбо не стал сдерживать хриплый смех, до того отчаянно похожий на рыдание, что, быть может, разницы и не было никакой.
- Не лги мне! Не предлагай дешевого утешения, Гэндальф!
О каком времени говорил волшебник? Что может время подарить Бильбо отныне? Мгновения, наполненные страданиями? Горе и одиночество? Бесконечно тянущееся время, которое нечем заполнить, стало его наказанием и проклятием. Это время отныне не с кем было разделить.
Взгляд Гэндальфа заледенел, а губы сжались в тонкую суровую линию.
