Как не будет справедливого воздаяния, потому что никакие милосердные валар не наблюдают за своими детьми из прекрасного зеленого края. Никакая добрая сила не охраняет достойнейших и не вознаграждает их в конце испытаний счастливыми долгими годами мира и покоя.

А смерть неотвратима и неумолима. В свой срок она заберет всех, и никого из живущих не минует ее зловещая неизбежность. Ее приход – единственное, что можно с уверенностью предсказать каждому существу, рожденному в Средиземье.

Это нечестно. Неправильно. Несправедливо.

И все же это есть.

Разве можно отменить то, что Торина больше нет? Что его пальцы неподвижны и холодны, что жар пламенного сердца, который поразил Бильбо еще в самом начале знакомства, больше не горячит его кровь?

Разве можно отменить то, что Торина, Фили и Кили отныне нет среди живущих? Что никогда больше Бильбо не заговорит с ними, не обнимет, не увидит их улыбок и не услышит их смех. Еще вчера утром они были полны жизни, а теперь… теперь они мертвы.

В один миг смерть лишила Бильбо тех, кого он так сильно любил.

Пока сердце Торина билось в груди, оставалась надежда – что будет еще один вздох, еще один шанс, еще одно чудо. А теперь не было ничего. Несколько страшных мгновений перевернули мир Бильбо, оставив задаваться вопросами и терзаться бесплодным сожалениями. Как такое могло произойти? Разве могло что-то, настолько могущественное, всеобъемлющее и непостижимое, случиться так стремительно, уместившись в какие-то смехотворные мгновения?

Разве мог целый мир рухнуть в промежутке между вдохом и ударом сердца?

Сколько минут, дней и лет его жизни ушло на сон, возню в огороде или чтение книг? Имели ли они хоть какое-нибудь значение и смысл? Или были лишь подготовкой к новому опыту? Сколько таких мгновений собственной жизни, которым он не придавал значения, задвинуты подальше на пыльные задворки памяти, где благополучно канули в забвение?

И вот теперь одно из бесконечной череды прожитых мгновений обрело силу и значимость, которых оказалось достаточно, чтобы сломать всю его прежнюю жизнь. У него не осталось ничего, кроме памяти – наверное, так и бывает. Наверное, в конце концов остаются только воспоминания о минувшем. О том, что не повторится вновь.

О радости, о грусти, о переменах. Обо всем, что составляло прожитую жизнь – и тогда все эти события нескладно увязываются воедино, выстраиваются в цепочку в попытках придать им какой-то смысл, потому что если хоть на миг допустить, что жизнью правила случайность, осознание ее бессмысленности сломает любого. Нет ни правил, ни карты, по которым подбираются такие воспоминания. И ни один их порядок не гарантирует благополучного исхода, обещающего счастье или хотя бы довольство.

Бильбо чувствовал себя опустошенным и замерзшим. Но все же никакой холод не мог тягаться с болью – той самой выворачивающей, грызущей, неотвязной болью, которая стала его постоянным спутником и запустила свои когти так глубоко в сердце, что он уже не понимал, где заканчивается он сам и начинается страдание.

А может, в этом и был смысл.

Может, он весь превратился в сплошное страдание. Может, отныне это единственное, что он сможет чувствовать. Может, так и надо – сдаться ему, позволить поглотить себя без остатка и отправиться в благословенные земли вслед за Торином. Бильбо всерьез задумался, сколько ему придется ждать, пока не придет смертная тьма. Сколько еще мгновений, наполненных болью, ему придется вынести, пока все не закончится. Пока он не превратится в кучку милосердно бездумного пепла и костей.

И, умерев, окончательно освободится.

Освободится от этого невыносимого чувства.

Эта мысль почему-то отозвалась странной тоской в сердце, но не спешила уходить – наоборот, впивалась острым гранями все глубже в измученный разум.

Это чувство, эта боль… ведь это же и была любовь, разве не так? Его любовь к Торину. К Фили и Кили. Любовь, превратившаяся в страдание, в агонию потерь и утрат.

А, может, и не превратившаяся. Может, она такая и есть – любовь. Чистая, истинная, незамутненная. Настоящая.

Бильбо всегда полагал, что любовь – это нечто прекрасное, счастливое и теплое. Всегда думал, что быть влюбленным – значит испытывать самые возвышенные дивные чувства в мире. Конечно, он любил своих родителей, но кроме них – никого, и уж тем более никогда ни в кого не влюблялся. Никому ранее не доводилось полностью завладеть сердцем Бильбо Бэггинса.

И все, что он знал о любви, было почерпнуто из книг. Герои в них всегда жили долго и счастливо, держались за руки, а их улыбки предназначались исключительно друг другу. Испытания и лишения частенько выпадали героям, еще не обретшим свою половинку, зато после судьбоносной встречи их ждало настоящее блаженство. И, конечно, в книгах никто не умирал, и всем воздавалось по справедливости.

А сам Бильбо… у него было хорошо если несколько по-настоящему счастливых часов, когда он и Торин осознали свои чувства. И даже их они не смогли провести так, как хотелось обоим. Им не довелось встретить свой первый рассвет в объятиях друг друга - счастливыми и предвкушающими бесчисленные, разделенные на двоих рассветы, которые ждали их в будущем. Им не довелось прожить вместе множество долгих лет, чтобы обрести общие воспоминания. Им не довелось сделать так много.

В этом-то и состояла чудовищная жестокость случившегося. Бильбо, выросший на книжных преданиях и легендах, всегда полагал, что прекрасно знает, какой должна быть любовь. Он наивно считал, что любовь способна победить все на свете и что история истинно влюбленных не может закончиться плохо – ведь такого никогда не случалось в книгах. Разве хоть в одной бывало так, чтобы посреди обретенного счастья вдруг приключалась бессмысленная жестокая трагедия, которая безвозвратно переворачивала жизни героев?

Да никогда.

Но жизнь – не сказка со страниц книги и даже не легенда. Не увлекательная история об изгнанном короле гномов, который наконец получил любовь, искупление, вернул своему народу утраченное королевство и прожил остаток дней в мире и покое. И не история о хоббите из Шира, которому подвернулся шанс попасть в настоящее приключение. Который оставил свою родную нору, а взамен обрел любовь, друзей, новый дом и жил в нем в довольстве и тепле до самого конца истории – до самой последней страницы, до самой последней точки. Если бы это было так, то вместе с тем гномом книжный хоббит обрел бы бессмертие в любви, пока кому-нибудь не пришло бы в голову открыть книгу на первой странице и начать читать с начала.

В жизни не бывает ни последней страницы, ни первой. И ее события вовсе не крутятся вокруг одного лишь Бильбо или Торина – да кого угодно еще, раз уж на то пошло. Эльфы, гномы, люди, орки… Они всего лишь пылинки, танцующие в солнечном луче, а мир продолжит свое существование, даже если следующий порыв ветра унесет их во тьму. Так было задолго до их появления, так будет и впредь. Не будет никакого окончания, никакого финала, даже завершения очередной главы, как бывает в книгах, не будет – все будет идти, как идет, а потом просто… перестанет. А персонажи… персонажи этой истории, рассказываемой самой жизнью, не столь важны – скорее, не важны совсем.

И правда, солнце ведь не перестанет вставать на востоке каждое утро только потому, что Торин, Фили и Кили мертвы. Луна не перестанет светить в темных небесах только потому, что никогда больше им не вдохнуть полной грудью ночной прохлады. Они погибли – а вокруг ничего не изменилось. Деревья не будут скорбеть по ним, земля не будет оплакивать утрату, реки и озера не впитаются в землю, сокрушаясь о невосполнимой потере.

Быть может, в памяти людей, эльфов и гномов они останутся на некоторое время – их имена будут повторять на разные лады, пока окончательно не истреплют. Когда-нибудь они превратятся лишь в смутные тени чужой легенды, лишь в безликие имена на родовом древе забытого королевства. И даже это ветер развеет над пустошами.