Поэтому, наклонившись в седле, он крепко обнял старого мага.

- Береги себя.

После некоторой заминки Гэндальф обнял его в ответ.

- И ты, мой друг.

Бильбо померещилось в его голосе усталое облегчение.

- Нам пора, - настойчиво сказала Тауриэль, натягивая поводья и разворачивая кобылу.

Гэндальф отстранился и отступил назад. Бильбо улыбнулся ему на прощание – скорее из вежливости, чем искренне, - и направил пони вслед за Тауриэль прочь из лагеря. Он сомневался, сможет ли когда-нибудь снова улыбаться от чистого сердца.

Лагерь быстро сворачивали, поэтому им не пришлось долго ехать вдоль палаток, и вскоре последний шатер остался позади. Бильбо взглянул вперед и увидел гномов, маршировавших по тракту, ведущему в Дейл. Их броня блестела в свете луны – казалось, сами звезды спустились на землю и мерцают в холмах. А где-то впереди, далеко за Дейлом, виднелись бесчисленные крошечные огоньки.

Фонари и факелы. Огни приближающейся орочьей армии.

В молчании они скакали прочь от эльфов, людей и гномов через холмы к границе Великого леса. Тауриэль понукала кобылу – ей явно не терпелось поскорее вернуться к своим, к королю Трандуилу и его сыну. Пони Бильбо еле поспевал за ней – он был не такой прыткий и длинноногий, но хоббит изо всех сил старался не отставать. Он не хотел задерживать Тауриэль дольше, чем это было безусловно необходимо.

Чем больше они удалялись от Одинокой горы и от опасности, тем явственнее светлело небо над верхушками деревьев, обещая скорый рассвет. Восходящее солнце постепенно окрашивало низкие тучи в розовый, а вскоре над лесом показался его багровый диск.

Тауриэль постоянно оглядывалась через плечо, словно пыталась высмотреть, где и когда начнется битва, хотя после того, как они обогнули особенно крутой холм, лагерь, тракт и большая часть долины скрылись из виду. Впрочем, Тауриэль все равно оборачивалась в тревоге – ее лицо, раскрасневшееся на ветру, утратило спокойную невозмутимость, и Бильбо вновь ощутил укол вины.

«Даже уйти просто так не могу», - подумал он со вздохом. – «Потому что опять из-за меня кто-то страдает».

Лес приблизился и развернулся перед ними огромным полукругом, но даже издалека Бильбо видел прогалину, откуда уходил в чащу северный тракт. Вот оно, начало конца блистательно провального приключения, в которое опрометчиво ввязался Бильбо Бэггинс. Еще одна страница в книге жизни перевернута, еще один день прожит.

Солнце, показавшееся из-за верхушек деревьев, поднималось все выше, и Тауриэль пустила кобылу в галоп. Опушка леса приближалась быстро, уже можно было различить отдельно стоящие ели и утоптанную тропу между ними, когда Бильбо вдруг почудилось, что откуда-то издалека донесся звук горна. Тяжелые тучи, на рассвете сгустившиеся над Одинокой горой, теперь затягивали небо. В воздухе запахло грозой, и где-то над долиной пророкотал первый гром.

Когда они достигли опушки, пошел дождь. Тауриэль резко осадила кобылу, натянув поводья, и склонилась к ее шее, шепча что-то успокаивающее. Потом обернулась к Бильбо – на лице ее застыло странное выражение.

- Я… - неловко произнесла она, - не очень-то умею прощаться, полурослик.

Бильбо изо всех сил постарался изобразить веселую легкомысленную улыбку, прекрасно понимая, что никого этой жалкой попыткой не обманет.

- Ты едва меня знаешь, леди Тауриэль, долгие проводы в нашем случае вряд ли уместны.

Лошадь под седлом эльфийки нетерпеливо забила копытом, разбрасывая кругом комья мокрой земли.

- Тракт приведет тебя к нашему поселению. Оно хорошо охраняется и достаточно безопасно – если благополучно пройдешь через лес.

- Благодарю, - пробормотал Бильбо. – Ты отнеслась ко мне с добротой, которую я вряд ли заслужил.

Капли дождя падали на лицо Тауриэль, стекали по щекам и блестели на твердо сжатых губах.

- Береги себя, полурослик. Я буду очень разочарована, если пойдут слухи, что ты нашел свой бесславный конец, свалившись с пони и свернув себе шею… или еще каким-нибудь совершенно нелепым способом.

Бильбо сморгнул влагу с ресниц и наконец окончательно определил для себя, что эльфийка ему все-таки нравится. Нравится даже ее порывистая несдержанность и странная манера называть его «полуросликом» - Тауриэль обладала добрым сердцем, и ему не хотелось, чтобы она пострадала в грядущей битве.

- И ты береги себя, леди Тауриэль. Осторожнее с шальными случайными стрелами. - Над холмами снова громыхнуло. – Возвращайся к своему королю.

Ее нахмуренное лицо вдруг осветилось улыбкой.

- Удачи тебе, Бильбо Бэггинс, и пусть наша новая встреча случится в более добрые времена, чем нынешние.

С этими словами она развернула кобылу, шепнула ей на ухо певучие эльфийские слова и вихрем помчалась прочь. Через пару мгновений ее размытая фигура скрылась в дожде, а стук копыт затих вдали.

Бильбо остался один. Капли воды барабанили ему по макушке и стекали за шиворот. Предрассветный сумрак давно отступил, но весь свет раннего утра скрыли низкие грозовые тучи. Пони под седлом беспокойно переступал с ноги на ногу, явно пугаясь раскатов грома и вспышек молний. Бильбо развернул его к тропе, уходившей в лес, и вступил под мрачную сень деревьев.

Вскоре он с облегчением обнаружил, что хотя низко нависавшие над тропой ветки деревьев не пропускали дождь, их кроны были достаточно проницаемы, чтобы туман, печально знакомый ему по прошлому путешествию через лес, рассеивался сам по себе. Кругом царило почти пугающее безмолвие, ни один листик, ни одна травинка не шевелились – и холод абсолютного одиночества понемногу воцарялся в смятенном разуме Бильбо.

Впервые с тех пор, как позади остались холмы и долины родного Шира, он оказался один. Не было рядом двух братьев-гномов, которые обычно ехали по обе стороны от его пони, то и дело устраивали перебранки и потасовки, а иногда даже дразнили своего дядю, не забывая, впрочем, о безопасности на случай вспышки его раздражения. Нигде поблизости не было Бофура, державшего в зубах травинку и весело посвистывавшего. Или Ори, который вечно пытался зарисовать проплывавший мимо пейзаж, не вывалившись при этом из седла. Глоина, расписывавшего многочисленные достоинства своей обожаемой жены каждому, кто готов был его слушать, или Балина, терпеливо растолковывавшего хоббиту очередной странный гномский обычай.

Но самое ужасное, что ранило его до глубины души, ломая хрупкое подобие равновесия, которое он смог обрести в последние дни, - рядом не было Торина. Его отороченная мехом синяя шуба не маячила впереди, указывая отряду направление. Нельзя было подстегнуть пони, чтобы поравняться с ним и невзначай пристроиться рядом. Никогда больше Бильбо не обернется, чтобы поймать на себе взгляд загадочных синих глаз. Никогда не услышит глубокий хриплый голос Торина, не увидит, как вспыхивает в его взгляде изумленное негодование, когда Бильбо в очередной раз поведет себя вызывающе не по-гномски. Никогда не очутится снова в его объятиях, не согреется его улыбкой и пониманием, что стал еще на шаг ближе к обычной мирной жизни, свободной от горя, страданий и сожалений.

Тяжело дыша, Бильбо уткнулся лбом в теплую шею пони, медленно бредущего вперед, не сильно заботясь о выборе направления. Его лицо было мокрым, но не от слез – к этому времени он уже научился неплохо с ними справляться. Ему было больно – знакомая привычная боль пронизывала каждую клеточку его тела, и он отпустил поводья, чтобы прижать ладони к груди. Это вряд ли могло помочь, конечно, но все же… пальцы Бильбо заскребли по промокшему жилету в напрасной попытке умерить горькое саднящее чувство в груди, но на самом деле лишь добавляя ему страданий.

Его друзья остались далеко. Фили, Кили и Торин сейчас на поле битвы сражались за свой дом, свою жизнь и свое будущее, а он, Бильбо, ехал по лесной тропе, пребывая при этом в полнейшей безопасности.