- Это было… словно чья-то рука стиснула мое сердце, - тут он коснулся левой стороны груди поверх кожаной куртки, - а потом вырвала его из тела. Боль эта несравнима с болью от удара меча или стрелы. Все мои мечты о нашем будущем – счастливом будущем – пошли прахом, оставив лишь бессильную ярость и вину. Потому что именно я стал причиной ее гибели, - его рука, по-прежнему лежащая на сердце, сжалась в кулак, - и отныне я живу с этим каждое мгновение каждого дня. Первое время образ ее окровавленного изломанного тела преследовал меня ежечасно, вставая перед глазами как наяву. Я потерял себя, без остатка отдавшись гневу и скорби.
При этих словах мысли Бильбо вновь устремились к Торину.
- Вина моя была такой всеобъемлющей, всепроникающей, что ни эль, ни пролитая кровь не могли ее ни заглушить, ни уменьшить. Она сломала меня. Я не понимал, почему моя любимая погибла, а я, никчемный разбойник, остался жить. Я молил о смерти каждый день, до тех пор, пока… однажды не решил, что с меня хватит.
Бард опустил руку, которую до этого прижимал к груди.
- Я подумал, что она бы не хотела… моей смерти. Лиана всегда желала мне долгой жизни, и я должен был жить, только не так, как раньше. Она хотела для нас – для меня - лучшего. И ради нее я стал жить по-другому. Стал помогать людям, Озерному городу и в этом обрел… нет, не прощение, но, в какой-то мере, цель и искупление. Каждое утро я просыпаюсь с чувством, что со мной просыпается застарелая боль, стремящаяся вновь завладеть мной без остатка, но каждый вечер я отхожу в мир снов, вспоминая лица тех, кому помог сегодня, и становится… легче.
Бард смотрел спокойно, без фальшивой улыбки, не пытаясь бодриться и не скрываясь - именно так, как требовалось Бильбо сейчас.
- Иногда бывают плохие дни, но ты научишься с этим жить, Бильбо. Ты будешь жить дальше, потому что это единственное, что тебе остается. И когда-нибудь… может, ты повстречаешь того, кто станет для тебя не просто поводом пережить еще один день, но и составит твое счастье.
И, помолчав, добавил твердо и уверенно:
- Но твоя судьба не обязательно сложится так же, как моя, Бильбо Бэггинс. Торин по-прежнему жив. И ты жив. Не стоит терять надежду.
Бильбо наконец обрел голос, хоть он и прозвучал совсем слабо.
- Он сказал… сказал, что убьет меня, если я вернусь.
- Этот гном не заслуживает тебя, - не выдержала Тауриэль. Видимо, молчание давалось ей тяжело. – Он жесток и жаден.
Бильбо вздрогнул, дыхание перехватило как от удара.
- Неправда.
Он смотрел только на Барда – единственного, кто, быть может, сумеет что-то понять.
- Я виноват, я дал ему эту проклятую вещь, которая помрачила его разум!
Тут он перевел взгляд на свои дрожащие руки.
- Я убил все хорошее в нем.
- Неправда, - ответил его же словами Бард. – Не верю, что ты намеренно наградил Торина проклятьем. В том, что случилось, нет твоей вины, Бильбо.
Бильбо горько усмехнулся.
- Разве теперь важно, намеренно я дал ему кольцо или ненамеренно? Главное, что я это сделал.
- Существуют силы, которые много могущественнее каждого из нас, - убежденно сказал Бард. – Кольцо гномов древнее, и в нем древняя магия. Даже волшебник не смог бы противиться его воле, и не твоя вина, что Торин покорился ей.
- Значит, мы были обречены с самого начала? Темная сила, живущая в кольце, все это время дергала за ниточки, вела нас, забавлялась?
На это у Барда не нашлось ответа.
- Как мило, - Бильбо наморщил нос. – Убедить бы себя в этом и свалить всю вину на злые чары.
Тут он вновь горько усмехнулся.
- Мило, но безответственно. Я сам принял решение. Я отдал кольцо Торину, а потом отдал Аркенстон Трандуилу, - он до боли стиснул зубы. – Торин во всем был прав. Я предал его и расплачиваюсь за это. И буду расплачиваться до конца своих дней.
Бард вздохнул и выразительно потряс склянку с мазью.
- Я могу продолжить?
Бильбо пожал плечами.
- Я понимаю, что ты чувствуешь, - начал Бард, вновь принимаясь втирать бальзам в синяки на его шее. – Знаю, каково это – жить с таким грузом вины. И знаю, что сейчас бесполезно доказывать, что ты неправ, когда хочешь взвалить всю его тяжесть на свои плечи. Ни мои слова, ни слова других ничего не изменят.
Он принялся обматывать пострадавшее горло Бильбо чистой тряпицей.
- Но в конце концов, - продолжил он, осторожно закрепляя повязку, - все мы получаем по заслугам. Что наша жизнь, как не итог принятых нами решений? Ты сделал свой выбор, а Торин – свой. Ты отдал ему кольцо, а он его надел, и уж в этом его поступке ты точно не повинен.
«Неправда», - про себя повторил Бильбо, несмело трогая пальцами повязку. – «Повинен. И еще как».
Бард поднялся на ноги и ободряюще потрепал его по плечу.
- Отдохни немного. Здесь нет кровати, но одеяла мягкие и теплые.
Он направился к выходу и, уже откинув полог, обернулся к эльфийке.
- Ты идешь, Тауриэль? Уже вечереет, а завтра нас ждет битва – нужно продумать план сражения.
- Я… - растерялась Тауриэль, и ее взгляд заметался между Бардом и Бильбо, который по-прежнему сидел на стуле, разглядывая собственные руки. Она явно полагала своим долгом остаться. Бильбо не очень понимал, зачем ей это, но, кажется, она умудрилась проникнуться к нему своего рода симпатией.
- Иди, - он кивком указал на Барда. – Я, пожалуй, в самом деле отдохну.
- Уверен, полурослик? – спросила Тауриэль, но все-таки поднялась.
Он кивнул, решив поберечь горло, которому и так досталось в последнее время. Тауриэль смерила его последним подозрительным взглядом и быстрым шагом направилась к выходу, полог над которым услужливо откинул Бард.
- Мы заглянем к тебе вечером, - напоследок пообещал он, прежде чем исчезнуть за парусиновыми стенами шатра. На краткий миг мелькнул багровый диск заходящего солнца, а потом полог упал, скрыв свет уходящего дня, и Бильбо остался в темноте.
Он медленно поднялся и почти на ощупь добрался до вороха одеял, упав сверху на колючую коричневую шерсть. Такое желанное одиночество оказалось сразу и лучше, и хуже присутствия рядом других. Больше не надо было сдерживаться и притворяться, загоняя свои мысли и чувства поглубже, пряча их от чужих глаз. И в то же время ничего больше не стояло между ним и темной пропастью, полной терзаний и смятения, которая ширилась в его душе подобно урагану.
Робкая свеча мерцала в углу шатра, бросая отсветы на полотняные стены и на пол. Когда-то давно, еще в Бэг Энде Бильбо нравилось наблюдать за причудливым танцем света и тени, рождавшимся от пламени свечей. Теперь же ему казалось, что в изменчивом рисунке таилось нечто недоброе. Враждебное. Злое. И оно тянулось клыками тьмы все ближе, стремясь добраться до него.
Бильбо поспешил закрыть глаза, и его тут же захлестнула чернота. Плотно зажмуренные веки надежно ограждали его от подозрительных теней, но и от неяркого огня свечи тоже. Не в силах совладать с тревогой, он быстро заморгал, пытаясь отогнать глупые страхи и мыслить разумно. Ему хотелось двигаться. Как тогда, в подземных залах Эребора – хотелось бежать, чувствуя, как колотится сердце, и думать только о том, как сделать следующий вдох. Но разве здесь это возможно?
Лагерь был полон незнакомых ему людей и эльфов, готовившихся к битве. Он слышал их разговоры, выкрики, топот и лязг оружия, раздававшиеся за ненадежными стенами шатра. Вряд ли когда-либо Бильбо доводилось бывать среди такой шумной огромной толпы – и все же за всю свою жизнь он никогда не чувствовал себя более одиноким. Его не отпускали мысли о Торине. Он вспоминал клинок, прижатый к шее, и вспоминал тут же, как накануне дерзко мечтал об их общем будущем в Эреборе. Противный внутренний голос вновь и вновь шептал ему о проклятом кольце, отданном Торину, и обвинял в предательстве. Бильбо не спорил – у него не было сил. Что еще ему оставалось? Он был слишком бесполезен и слаб, а еще никак не мог согреться – словно живое тепло вытянули из тела, напихав под кожу ледяную крошку.