Наконец, все успокоилось, звон и грохот улегся, а падающие монетки перестали стучать ему по макушке. Бильбо рискнул приоткрыть глаза – и удивленно заморгал. Вместо привычного полумрака и тусклого золотого блеска прямо перед ним разливалось мерцающее голубое сияние.
Бильбо осторожно сел и перевел взгляд вниз. У него на коленях лежал самоцвет, красивее которого он в жизни своей не видел. По сравнению с ним тот, что сверкал в оправе кольца Трора, показался бы любому невзрачной речной галькой. Словно сама жизнь пульсировала в центре необычного камня, белый свет, переходивший в небесно-голубой, истекал из него, мерцал и струился вокруг. Это было поразительно, прекрасно, завораживающе… Это…
Нет же, быть такого не могло!
Но чем дольше Бильбо, как зачарованный, смотрел на самоцвет, тем больше укреплялся в уверенности, что это именно то, о чем он подумал. Осторожно сжав живой камень двумя руками, он вдруг почувствовал, как сердце прыгнуло куда-то к горлу.
Это был Аркенстон.
========== Глава 24 ==========
Волшебный камень мерцал и переливался у Бильбо в руках. Грани его были гладкими, точно шелк, приятно прохладными на ощупь, но одновременно словно бы лучились нездешним теплом. Свет, исходивший из центра, закручивался спиралями и переливчато сиял, поистине завораживая всякого, кто рискнул бы всмотреться в его глубины. По крайней мере, Бильбо казалось, что, смотри он на это чудо вечно, все равно не смог бы постичь, почему Аркенстон среди всех прочих волшебных камней наделен такой совершенной красотой и неодолимой силой, и что за магия делала его таковым.
Бильбо несколько раз моргнул, облизнул пересохшие губы и постарался собраться с мыслями. В конце концов, он все-таки хоббит, а хоббитам не пристало так очаровываться камнями – да, драгоценными, от красоты и волшебной загадочности которых захватывало дух, но, несмотря на все это великолепие, все же остававшихся камнями.
- Я думал, он гораздо больше, - пробормотал он себе под нос, крутя Аркенстон в руках. – Так вот, оказывается, каков королевский бриллиант, за который Трор готов был отдать жизнь. Вот из-за чего доведется погибнуть всему отряду гномов.
В памяти яркой молнией сверкнула небесно-голубая синь на пальце Торина, и на краткий миг Бильбо вновь ощутил ледяной металл кольца, впивавшийся ему в шею, и сомкнувшиеся на горле чужие руки. Он стиснул зубы и угрюмо глянул на Аркенстон.
«Нет», - с горечью подумал он. – «Это из-за проклятого кольца нам всем доведется погибнуть».
Торин, будь он в здравом уме, никогда не стал бы рисковать жизнями племянников и прочих гномов из-за камня – пусть даже такого драгоценного, как Аркенстон. Он, конечно, ненавидел Трандуила и вообще всех эльфов, но вряд ли так опрометчиво швырнул бы Барду в лицо его предложение о союзе, если бы не кольцо. Он бы прислушался к советам… прислушался бы к нему, Бильбо. Как бы не манили сокровища Эребора, Торин не променял бы на них жизни Фили и Кили.
А теперь Бильбо не видел иного выхода, кроме как убедить Трандуила выступить на стороне гномов, пообещав взамен что угодно, хоть половину Горы… Тут его растерянный взгляд вновь остановился на Аркенстоне, и озарение обрушилось на него с силой горного водопада вместе с тошнотворным предчувствием беды. Бильбо не мог незамеченным вынести гору золота из Эребора, но вполне мог вынести Аркенстон.
- Нет, - он в ужасе замотал головой. – Нет, ни за что, я не могу, нет!
Позади него что-то с грохотом рухнуло на пол, и Бильбо в панике вскочил на ноги. Безотчетным движением он сунул Аркенстон в карман, вообразив, что Торин отыскал его здесь - ну уж нет, лучше он пока спрячет камень подальше, иначе и представить нельзя, какую непоправимую катастрофу может сотворить одурманенный Торин, заполучив вожделенный самоцвет.
Не став проверять, что же вызвало шум, Бильбо припустил к выходу из сокровищницы прямо по золотым монетам и острым камням. При каждом движении полы его пальто развевались, и Аркенстон, надежно укрытый во внутреннем кармане, легонько ударял его в бок, словно диковинное сердце, бившееся почему-то снаружи, а не внутри.
Он бежал быстро, пока пот не выступил на лбу, а дыхание не сбилось, но останавливаться и не думал. Движение бодрило, заставляло вновь почувствовать себя живым, и пока он переставлял ноги, примериваясь, куда свернуть, чтобы не напороться на очередной каменный обломок или не угодить в яму, можно было не думать о том, что в сокровищнице остался Торин, едва не задушивший его до смерти. Не вспоминать о страхе, затопившем все его существо, когда такое знакомое лицо напротив исказилось в злобной гримасе ненависти, а глаза потеряли все краски, отразив пугающую пустоту. Не казнить себя за то, что невольно сам опрометчиво отдал Торину – гному, которого любил больше жизни - проклятое кольцо и стал причиной его перерождения в алчного гордеца.
Темные змеившиеся коридоры уводили его все дальше от сокровищницы и от гномов. Ему нужно было время, чтобы привести вихрь разнополярных мыслей в какое-то подобие порядка. Очередной камень подвернулся под ноги, Бильбо запнулся и упал, перекувыркнувшись несколько раз, пока не врезался спиной в огромный валун, рухнувший откуда-то с потолка многие годы назад.
Ощупав себя в темноте, он понял, что бриджи на коленях безнадежно порвались – сами колени, кстати, тоже пострадали. Щеку дергало – ей он крепко приложился о неровный пол, а спина ныла после встречи с камнем. Вставать не хотелось – Бильбо просто лежал, таращась в темноту, и теперь – без энергичных движений рук и ног, дававших возможность не думать, - на него наконец-то обрушился весь ужас понимания случившегося.
Кажется, у него болело все: тело, голова, но много больше – сердце, причем болело так, словно готово было разорваться. Бильбо зажмурился, не давая воли слезам, но страдающий стон все же сорвался с его губ – душевной боли было так много, что она грозила просто задушить его, не найдя хоть какого-то выхода. Боль, страх, отчаяние, которые он ощущал всем своим существом, – непривычно огромные, всеохватные и не оставляющие места надежде. Бильбо замутило. В бок врезались острые грани Аркенстона, и он сунул дрожащую руку в карман, чтобы вытащить его наружу. Самоцвет по-прежнему мерцал невинным теплым светом, и на короткий миг отчаяние Бильбо сменилось вспышкой кипящей ярости – все это было несправедливо, неправильно, и почему же он не мог сделать ничего, чтобы остановить это?! Он швырнул Аркенстон как можно дальше – тот со звоном упал на камни и покатился, пока не замер в отдалении в облаке пыли и пепла, окутавших его голубоватое сияние плотным серым коконом.
Бильбо медленно сел, прислонился пострадавшей спиной к каменной глыбе, подтянул колени к груди и спрятал лицо в сложенных руках. Ярость ушла, оставив лишь глухую тоску. Его опять замутило. Реальность словно уплывала, отрезая от всего, что случилось… даже от собственных мыслей и чувств. Бильбо казалось, что он превратился в несчастную пешку – и тех, что водились в старом шахматном наборе его матушки, - и чья-то гигантская рука ведет его по доске, и конец уже близко, и он ужасен, вот только пешка не способна ни отсрочить его, ни предотвратить, лишь только слушаться невидимого безжалостного поводыря.
Никогда прежде Бильбо не ощущал такой беспомощности – словно все его поступки и решения обретали силу лишь тогда, когда могли навредить. Словно он - слепой инструмент судьбы, высшими силами назначенный разрушить все, к чему Торин шел много лет, и как раз именно после того, как Торин доверился ему, открылся ему… полюбил его в ответ.
А может, он, Бильбо, и сам зло? Даже хуже, чем страшные создания ночи, о которых он читал в книгах. По крайней мере, облик тех тварей в полной мере соответствовал их намерениям, их темной злобной сути. В легендарных порождениях тьмы не было обмана, они были злом и злом же представали перед всеми. Они не заставляли героя хитростью довериться им, чтобы потом, усыпив бдительность, вонзить предательские клыки в его плоть, изорвать на части, уничтожить! Нет, как все приличные злодеи, они всегда были очевидны в своих желаниях. А он, Бильбо? Втерся в доверие к гномам, завоевал их расположение… даже умудрился завоевать расположение Торина.
