Лиетт уставилась на него с выражением, застывшим где-то между изумлением и ужасом, чем вызывала у Мерета что-то между уколом страха и глубокой неловкостью.

– Она, э-э, вытащила вас из рухнувшего корабля, – продолжил Мерет. – Она все еще внизу, если вы…

«Твою ж мать, – вдруг осенило его. – А они вообще друзья-то?! Что, если эта девушка всего лишь должна ей денег? Бля! Сэл пристрелит ее, потом меня, а потом…»

– Она все еще здесь, – прошептала Лиетт сама себе, уставившись на свои колени. Ужас на ее лице сошел на нет, и осталось нечто мягкое, полное боли и безумно, безумно грустное. – Она не ушла.

– Не ушла. – Мерет робко улыбнулся. – Я могу ее позвать. Если хотите.

Лиетт покачала головой.

– Нет. Не говори ей, что я пришла в себя. – Девушка взглянула на него через бифокалы, глаза за линзами блестели. – Прошу.

Тело без головы не исцелить.

Первое, что сказал ему учитель. Сперва Мерет решил, что это утверждение потрясающе очевидно – ну, или где-то есть куча людей, страшно заблуждающихся насчет последствий обезглавливания. Однако с годами он убедился в мудрости этих слов.

Исцеление – это куда больше, чем швы и перевязки. Приготовить чай для скорбящей вдовы. Помочь ребенку понять, что шрам не сделает его хуже. Посидеть тихонько рядом, выслушать все, что болит.

А в этом случае – сохранить тайну.

Чтобы помочь Сэл, нужно помочь Лиетт. Чтобы помочь Лиетт, нужно, чтобы она ему доверилась. Мерет не видел смысла в этой тайне. Но, с другой стороны, не он же тут с перебитой ногой.

«Незначительный перелом, – напомнил себе Мерет. – Ты же сам знаешь».

Он улыбнулся Лиетт, понимающе кивнул и развернулся на выход.

– Она от этого вина плеваться будет.

Мерет издал звук, похожий на фырканье.

– Это Кармин Катамы. Выдержанное.

– А неважно. Скажет, что на вкус как жопа скунса.

Мерет глянул на бутылку, нахмурился и продолжил шагать. Лиетт, может, действительно была достойна того, чтобы ее вытащили из пылающих обломков, но сие не обязательно делало ее знатоком вина.

«Кроме того, – подумал Мерет, спускаясь по ступенькам, – откуда ей вообще знать, какова на вкус жопа скунса?»

– УБИЙЦА!!!

Крик долетел до лестницы – такой силы, что сотряслись половые доски. Мерет достаточно хорошо знал голос Синдры, чтобы знать и ее гнев – тот был для нее как клинок, который она обнажала, лишь когда намеревалась кого-то им убить.

Именно поэтому Мерет знал и то, что нужно бежать.

– Синдра!

Он ворвался – и широко распахнул глаза, увидев бывшую революционерку, привалившуюся к стене. И прижатую мощным предплечьем Сэл.

С клинком Синдры, обнаженным, поблескивающим, у горла.

– Сраный скиталец, – прорычала Синдра. – Плевать, какую мерзкую историю вы плетете или какой кретин вам верит, вы, мать вашу, все одинаковые. Все до одного убийцы и мрази, которым насрать на все, кроме себя любимых.

– Синдра, перестань! – заорал Мерет и бросился ее оттаскивать. Но его крики, как и попытки сдвинуть ее руку оказались тщетны – у Синдры была фора в четыре дюйма, двадцать футов и тридцать с лишним лет подпитанной пропагандой твердолобости. – Отпусти ее!

– Когда ты их позвала? – прорычала Синдра, не отводя от Сэл ни клинка, ни взгляда. – Как они далеко? Сколько у нас времени?!

– Синдра! – завопил Мерет. – Синдра, послушай! О чем ты? О ком ты вообще?

– О солдатах!

Она развернулась, и он ее не узнал. Синдра всегда была кремнем – жесткие грани, отточенные жизнью пожестче, – но лицо, которое она ему показала, маску с дикими глазами, стиснутыми зубами и отчаянным ужасом, просочившимся в каждую морщинку, Мерет видел в жизни лишь несколько раз.

У Синдры – никогда.

– Я видела их, Мерет, – прорычала она. – Видела!

– Видела что?!

– Птиц. Здоровых имперских верховых, они неслись по небу в лиге отсюда, а то и меньше. Понимаешь, что это означает?

Мерет поколебался с ответом. Слишком долго.

– ПОНИМАЕШЬ?! – Синдра сделала выпад – Мерет отскочил на шаг – и снова повернулась к Сэл. – Она-то ясен хер понимает. Каждый зажратый скиталец когда-то был зажратым имперцем. Ты понимаешь, что значат эти птицы. – Синдра сощурилась. – Ты знаешь, что они – только начало. Потом придут солдаты. Потом придут маги. Грядет битва, так ведь?

Сэл промолчала. Сэл не дрогнула. Она как будто даже не замечала ни прижатый к ее горлу клинок, ни расцветающую под ним алую полосу. Сэл не сводила глаз с Синдры – холодных, голубых и пустых, как свежий снегопад.

Вызов это или смирение, решать оказалось некогда. Мерет был бы херовейшим целителем в окрестностях, если бы позволил обезглавить человека у себя на глазах.

– Синдра, – заговорил он спокойно, мягко. – Сколько было птиц?

– А?

– Сколько птиц? – переспросил Мерет, сглатывая дрожь в голосе.

– Думаю… шесть.

– Думаешь?

– Я… я думаю, да.

– Хорошо, шесть птиц. В какую сторону они летели? Помнишь?

Синдра сжала губы, заворчала.

– Север.

– Север, – повторил Мерет. – Прочь от Малогорки?

– Ты куда, мать твою, клонишь?

Он поднял руку, успокаивая.

– Я тебе верю. Шесть птиц, которые удалялись от поселения. Я тебе верю. – Он задержал дыхание, потом выдохнул. – Но если бы она была тут замешана, разве они за ней бы не вернулись?

– Они… не знаю, – проворчала Синдра, тряхнув головой. – Может.

– Может, – опять повторил Мерет. – Синдра… сколько людей осталось в поселении?

– Немного, – ответила она. – Большинство ушло после того, как эта невменяемая пальнула из револьвера и…

– Кто остался?

Синдра закрыла глаза, выдохнула.

– Старик Термик. И вдова Аттара. Отказываются уходить.

– Так вот, если сюда идут солдаты, – тихо проговорил Мерет, – разве убийство этой женщины поможет Термику и Аттаре перебраться в безопасное место?

Мгновение затянулось. На сотню ударов сердца. Клинок не сдвинулся. Мерет стиснул бутылку. А Сэл…

Сэл Какофония даже не моргнула.

– Слишком, твою мать, ты хороший, Мерет, – голос Синдры упал, как и ее клинок. Она толкнула Сэл на пол и убрала меч в ножны. – Слишком, твою мать, хороший…

Мерет выдохнул.

– Знаю, это тяжело, но…

– И слишком, твою мать, тупой.

Теперь Синдра черной тенью нависла уже над Меретом. Злость, страх, все ушло – остался лишь жесткий, как кремень, взгляд и низкий, скрипучий голос.

– Какую бы клятву ты ни принес, какие обещания ни дал, что бы там ни надумал, что должен делать, – прохрипела Синдра, – она того не стоит. Она не стоит того, что намеревается сделать, и не стоит этого города.

Синдра подняла руку. Мерет сцепил зубы.

– Я просто надеюсь… – Она сжала его плечо. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Она не сказала больше ни слова, не бросила ни взгляда. Резко развернулась на пятке протеза и протопала наружу.

И лишь когда захлопнулась дверь, Мерет осознал, насколько крепко он стискивал бутылку.

Он посмотрел на лежащую на полу Сэл. Та уселась на задницу, потерла синяк на ребрах и глянула в ответ.

– Из какой, говоришь, ты части Империума?

– Я не говорю.

– А в «Я-не-говорю» тебя не учили помогать дамам встать?

– Ты можешь встать сама, – заметил Мерет. – И ты могла ее остановить.

– Она держала у моего горла клинок.

– Да. И отвела от тебя взгляд. Ты видела ее колено. И могла…

– Выбить ей сустав, ага, – закончила Сэл. – Протезы такой удар не держат.

– Она бы упала, – Мерет сглотнул ком. – Ты могла ее убить.

Сэл удерживала его взгляд еще мгновение, а потом поднялась на ноги. Отряхнула одежду. Снова потерла синяк. И похромала обратно к столу.

– Могла, ага, – отозвалась она. – Предпочел бы?

– Нет! Но… почему ты не стала?

– Потому что у нее была хорошая причина убить меня.

– Значит… ты правда направила сюда солдат?

Миг холодной тишины.

– Нет.

И холодное слово.

– Но в том случае она была готова меня убить, – продолжила Сэл, усаживаясь в кресло. – Я не могла у нее такое отнять.