– Это бесполезно, – пробормотал Мерет. – Нельзя сражаться с болезнями, просто подчищая все за ними. Нужно добраться до их источника. Нужно отсечь конечность, если это спасет тело.

– Сколько?

– А?

– Сколько конечностей?

– Это просто…

– Сколько крови ты можешь потерять? Сколько шрамов заполучить? Сколько можно резать человека, пока он не перестает быть собой?

– Я… я не знаю.

– Я знаю. – Сэл выглянула в окно. – Или одно время думала, что знаю.

– Но если это поможет… если один человек может пойти на такую жертву… оно того стоит?

Сэл указала на окно. Столпы дыма от рухнувшего корабля все так же продолжали подниматься ввысь. Где-то вдалеке взорвалось хранилище севериума, окрашивая небо яркими вспышками алого и фиолетового пламени. И продолжал падать снег.

Черный как ночь.

– Я думала, что знаю и это, – произнесла Сэл.

Почему-то, подумал Мерет, было легче, когда она оставалась всего лишь легендой.

Сэл Какофония – убийца, разрушительница. Делай, что она говорит, гласила молва, и держись от нее подальше. Все просто. С этим он мог справиться. Мог поступить как со всем остальным – болезнью, которую нужно исцелить, или раной, которую нужно перевязать, и дело с концом. Но нечто в ее голосе, в ее глазах, в том, как она смотрела в окно… Мерет почему-то знал, что будет вспоминать это темными ночами, когда не сможет заснуть, ровно как вспоминал того человека. Все их лица.

О том, что Сэл Какофония способна выглядеть такой печальной, молва не ходила.

– Чтоб меня. – Стекло звякнуло, разлетевшись – она отрешенно швырнула опустошенную бутылку виски через плечо. – Есть еще что выпить?

А вот это, впрочем, уже было больше в духе того, что Мерет о ней слышал.

– А-а, конечно.

«Надеюсь», – добавил он про себя, поднимаясь с кресла, и направился к лестнице.

– Сейчас вернусь. Не… э-э… не ходите… искать что-либо не спросив меня.

– Почему? У тебя тут что-нить стремное валяется?

– Нет. Погодите, почему вы считаете это из-за чего-то стремного?

Сэл пожала плечами.

– Не знаю. Такой ты с виду. – Она указала на лестницу. – Предложу тебе сделку – ты находишь мне что там у тебя есть выпить, а я не стану искать запятнанную подушку, или что ты там сделал своей невестой.

– У меня не…

– Предложение ограничено по времени, Мерет.

Пусть он и не был самым шустрым умом в округе, Мерет довольно быстро сообразил, что все концовки у этого разговора плохие, кроме одной. И в этой одной он спешил вверх по ступенькам на второй этаж своего домика.

Мерет тихонько прокрался к спальне и заглянул за дверь. Девушка, отмытая, насколько им это удалось, лежала ровно там, где они ее оставили, крепко спящей на кровати.

Он окинул девушку взглядом. Дыхание было глубоким и ровным, никаких признаков кровотечения – что хорошо, насколько он вообще мог надеяться в ее-то состоянии.

Взгляд задержался, впрочем, изучая. Ни оружия, ни шрамов, подаренных великими тяготами, ни безделушек или ценностей, только одежда – да и та выглядела потрепанной и плохо заштопанной, даже без грязи и сажи. Совершенно обычная, по всей видимости, непримечательная девушка.

Так почему, задался Мерет вопросом, именно ее одну Сэл Какофония вытащила из рухнувшего корабля?

Что в одном человеке такого, что он стоил столько боли?

Ответ, подозревал Мерет, не снизойдет, если просто на нее глазеть. А вот смертоносный скиталец может снизойти до того, чтобы рыться в его вещах в поисках подушки-невесты, которая у него, может, есть, а может и нет. Сосредоточившись, он полез в комод и вытащил из-под одежды бутылку насыщенного красного цвета.

«Кармин Катамы». Одна из последних в мире – по словам учителя, по крайней мере. Мерет получил ее в подарок, когда закончил обучение, и с тех пор хранил для особого случая. Думал-то, что случай этот наступит, когда он наконец встретит хорошенькую юную даму и женится…

Но, видимо, встретить злую юную даму с магическим револьвером, упавшую с неба на пылающем корабле, тоже неплохо.

Прихватив бутылку, он развернулся, чтобы спуститься к Сэл.

И уставился в черные как смоль глаза.

У него перехватило дыхание. Тело оцепенело. Ужас свернулся внутри, как нечто холодное, темное, забытое. На тысяче ног оно выползло из мрака, где он хранил воспоминания о пациентах, которых не сумел спасти, и городах, что сгорали у него на глазах, и по всем венам, по каждой жиле прокралось в само его существо, пока перед глазами не остались лишь два этих черных провала. И пока не зазвучал холодный хрип.

– Я жива.

Мерет открыл было рот, чтобы закричать, или взмолиться, или всхлипнуть – сам не знал. На то, чтобы зажмуриться, спастись от этого взгляда, ушли все силы.

Когда он смог разлепить веки снова, тот черный взгляд пропал. На его месте оказались обыкновенные, разве что усталые, темно-карие глаза. И перед Меретом стояла совершенно обыкновенная, разве что окровавленная девушка.

Она проснулась? Она… ходит?

– Э-э… да. Вы живы. – Ужас отступил, оставив ощущение, что мышцы пробыли в напряжении добрую сотню лет. – Вы живы, но… вы в порядке?

Девушка не ответила. Не пошевелилась. Не моргнула. Она стояла в считаных дюймах, зажав Мерета между собой и комодом. Ее глаза смотрели как будто сквозь, словно она видела то темное существо, что ползло из Мерета наружу.

– Вы… – сбивчиво начал он. – Вы очень неудачно упали. С невероятными травмами. Вы не должны вставать.

Мерет напрягся – девушка потянулась ему за спину, ее пальцы что-то обхватили.

– Я серьезно, – он попытался прозвучать более властно. – Вы тяжело ранены. У вас нога перебита, масса кровоподтеков и…

– Три ушибленных ребра, перелом руки, а также отнюдь не немалая потеря крови. Так как, судя по всему, внутренних повреждений не имеется, подозреваю, я способна передвигаться в разумных пределах. – Девушка подхватила бифокалы – Меретовы бифокалы, – выдвинула стекла и, нацепив их на нос, каким-то образом, будучи на четыре дюйма ниже, уставилась на Мерета сверху вниз. – И незначительный перелом бедренной кости. А не «нога перебита», как вы изволили столь просторечно выразиться.

– Вы… вы…

– Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе. – Она помедлила, сощурилась, оценивая Мерета. – Раз уж вы, предположительно, причина, по которой я сейчас жива, впрочем, можете звать меня Лиетт. Наверное.

– Э-э… да, Лиетт. – Мерет прочистил горло, неловко протянул руку. – Очень приятно.

– Довольно смелое заявление, если учесть обстоятельства. – Она дохромала обратно к кровати и, морщась, села. – Где я?

– Э-э, в моем доме.

– Ох, прекрасно, а я-то беспокоилась, что оказалась в реке или парфюмерной лавке. – Лиетт воззрилась на него сквозь бифокалы, которые теперь были, судя по всему, ее. – Я вижу, что это дом. В каком городе он находится?

– А! Точно. Э-э, Малогорка. На краю Долины Бора.

Лиетт нахмурилась, сощурила глаза.

– Как?

– Как?

– Да, КАК, мудила! – рявкнула она. – Я не явилась сюда малость передохнуть и расслабиться и…

Она вдруг застыла. Тело начало содрогаться. Трясущиеся руки обхватили искаженное мучением лицо. С губ сорвался крик, короткий, полный боли, прежде чем она успела стиснуть зубы. Лиетт стискивала голову, яростно сотрясаясь.

Растеряв весь страх, Мерет бросился к двери, готовый хватать свои снадобья и лечить. Но к тому времени, как он добрался до порога, все прекратилось. Девушка, тяжело дыша, потерла виски.

– Я не могу вспомнить… ничего, – произнесла Лиетт. – Огонь. Металл. И… – Она открыла глаза, уставилась в пустоту и прошептала: – Звезды. Миллионы звезд.

– Вам не стоит двигаться, – Мерет осторожно приблизился. – Это может ухудшить ваше… – Он попытался подобрать слово. – Состояние? То есть, как только я пойму, какое у вас состояние, смогу сказать наверняка. Если б ваша подруга вас не принесла, я не знаю, что бы…

– Подруга?

– Э-э, да. Сэл? Какофония?