- Ах, я рад что был так неловок, - Де По почувствовал, как Генрих притянул его руку с зажатым в ней кинжалом к своей груди.

- Ваше Величество, - выдохнул Натаниэль, но не смог сопротивляться силе Генриха. Острие кинжала упёрлось в грудь короля там, где стучало его благородное сердце.

- Прошу вас, государь, позвольте мне убрать этот злосчастный кинжал. Я беспокоюсь, чтобы вы не поранились, - настороженно произнёс Натаниэль.

- Ты беспокоишься за меня, мой друг? Разве ты не желаешь мне смерти? Разве ты не хотел бы сейчас, чтобы этот клинок по рукоять вошёл в моё сердце? - трагично спросил Генрих, всё сильнее прижимая острие к своей груди. Де По, напрягая все силы, старался противодействовать королю, но едва ли мог побороть Генриха.

- Нет, Ваше Величество! Я всепреданнейше люблю вас, умоляю прекратите играть в эти опасные игры, - жалобно сказал Де По своим почти детским голоском. И если он не мог победить короля силой, то этот тон пробил некоторую брешь в стальном щите отчаянья Генриха. Он грустно усмехнулся.

- Я заметил, что ты, Натаниэль, любишь опасные игры.

- Вообще, да. Но только не те, в которых могут пострадать, м-м-м… - Де По замялся, подыскивая слова, - в которых могут пострадать другие люди, государь, тем более Ваше Королевское Величество. Ваша жизнь, честь и здоровье для меня важнее всего, даже важнее моих собственных жизни, чести и здоровья.

При этом Натаниэль отодвинулся подальше, свободной рукой подтягивая одеяло, словно желая им отгородиться от короля.

- О, нет, мой друг! Твоя любовь не подлежит сомнению. И потому, я прошу тебя ещё раз доказать мне это. Последнему испытанию я подвергну твою верную руку, которая разит моих врагов.

- Что вы хотите? - взволнованно спросил Натаниэль, чувствуя как нож впивается в плоть.

- Я прошу тебя совершить этот coup de grace, последний удар, которым добивают смертельно раненного, дабы прекратить страдания, - прерывистым шёпотом сказал король. В его голосе звучала смертная мука.

- Нет! Нет! Мой государь! Остановитесь! О Боже! Боже! - вскричал Натаниэль. - Прошу вас, Ваше Величество, обратите свой взор к Святым Небесам! Помолимся.

Генрих ослабил хватку и Де По вырвал руку, осенив себя крестным знамением.

- Покайтесь! - грозно приказал граф своему королю.

- Я каюсь! Ах! Mea culpa…- король выкрикнул срывающимся голосом эти слова и упал на постель. Его тело содрогалось от рыданий.

- О! мой король! Мой бедный король, - прошептал Де По жалостливо. Он осторожно и благоговейно погладил Генриха по плечу, желая успокоить, но весь дрожа от слёз и холода, король не почувствовал этого легчайшего прикосновения.

В темноте Натаниэль не различил положение Генриха и коснулся его волос. Нежно и почти невесомо Де По провёл кончиками пальцев по голове короля, исполнив это движение всей доступной ему душевностью. Генрих затих, умолкнув, он воспрянул и, ничуть не смущённый своим истерическим припадком, заговорил.

- Клянусь Кровью Христовой, я Генрих III Валуа, отомщу всем кто посмел так поступить с тобой и твоим братом и моим бедным Ле Га. Ради тебя, мой милый, признаюсь, что с некоторым трудом, отчасти, я постиг склад твоего ума. Натаниэль, я знаю, что ты не думал, что я послал к вам убийц. Весь двор, однако говорит об этом.

- Я не думал, так никогда. Ваше величество, - поспешно ответил Натаниэль.

- Мой ангел, я верю. Что ты настоящий ангел, ты послан мне Всевышним Богом, чтобы повсюду спасать меня. Невинный и прекрасный, как я люблю тебя, Натаниэль, - Генрих говорил так словно читает молитву, - я знаю, что ты был ранен, Нату.

- Это незначительная рана, государь. - смущённо сказал Де По.

- Тебе больно?

- Нет, только головокружение. - соврал Де По.

- Тогда тебе необходимо поспать. Клянусь Кровью Христовой, ты должен отдыхать, позволь я поцелую тебя, как своего сыночка.

Генрих засуетился словно кормилица и стал на ощупь искать Натаниэля. Де По улёгся как по команде смирно и даже будто притворился мёртвым, потому что от волнения не мог дышать.

- Я здесь, мой король, - Натаниэль словил Генриха за рукав, когда тот махал руками у него перед носом.

- Нату? Нату где же ты? Я ничего не вижу.

- Я прямо перед вами тут, если Ваше Величество соблаговолит пожаловать свою руку для поцелуя, то я сразу же усну, признаться честно я лишаюсь чувств от усталости. - Де По поцеловал перстень короля и отпустил его руку.

- Тогда я отставлю тебя, дружок. Выздоравливай, спокойной ночи, я пришлю гвардейцев охранять тебя.

- Благодарю Вашество. Это сделает мой сон спокойнее, - с облегчением ответил Де По.

Генрих ушёл, оставив наконец своего миньона в покое. Натаниэль слышал шарканье королевских ног по полу и причитания по поводу непроглядной темноты.

Лувр.

Утром следующего дня Лувр погрузился в траур, не было балов, званых ужинов, игр в карты и прочих развлечений, в покоях короля даже не открывали ставен. В Нотр-Дам-Де-Пари было отменено традиционное славословие короля по приказу Генриха III. Король тяжело переносил смерть одного из своих самых близких друзей. Ле Га был не только его соратником, но и учителем, советником и поверенным во многих личных делах.

На протяжении своей жизни Генриху слишком часто приходилось терять близких, еще одна смерть почти подкосила его душевные силы.

Король облачился в свой черный наряд с миниатюрными изображениями смерти, всё время молился, перебирал чётки виде черепов, и как все царствующие экзальтированные особы, склонный впадать в крайности, Генрих, запретил придворным любые проявления веселья. Такого горестного припадка у Генриха не случалось с момента смерти Марии Де Клев.

Жизнь при дворе застыла и превратилась в бесконечную пытку для многих, особенно тех, кто ненавидел фаворита короля, а врагов у Ле Га было множество. В их числе была Маргарита Валуа, Королева-Мать, Гизы, лигисты и конечно гугеноты, которые возненавидели капитана за некоторые убийства, учиненные им во время Варфоломеевской ночи.

Не обошлось и без скандала. Француаза Бабу, любовница Ле Га, открыто и во всеуслышание горевала и оплакивала его. Носила траур по своему возлюбленному, навесив на себя всяческие золотые кропильницы со святой водой, четки, броши с черепами, бриллиантовые и эмалевые слезы, и прочую заупокойную дребедень как выразился сеньор Брантом, прибывший ко двору из своего родового поместья.

В галерее, ведущей к королевским покоям, сеньору Бурдею встретились герцог Маринус де Бурбон и граф Де По. Братья Бомонт, как обычно, гуляли повсюду вдвоем. Де По с чёрными кругами вокруг глаз, как будто вследствие бессонной ночи, и герцог Де Бурбон облачились в траур, так что даже воротники и манжеты были сделаны из чёрного кружева. Единственным украшением, если оно им являлось, были белыми шёлковыми нитями вышитые на колете кипарисы - эмблемы печали и смерти.

-Я думаю, - сказал Брантом поучительным тоном, наблюдая с некоторой насмешкой или даже презрением за костюмами выше означенных братьев, - что чрезмерные знаки траура, особенно для таких дам как мадам Бабу способны выставить человека на всеобщее посмешище и даже погубить репутацию. Правда, муж мадам Бабу об этом ни кали не заботиться.

- Господин Брантом, - ответил Де По, - как вы можете так говорить. У вас видимо нет сердца. Наш благочестивый король неустанно льёт слёзы и возносит молитвы за упокой души своего дорогого друга, Его Величество находит поведение мадам Бабу весьма пристойным, он даже сказал ей несколько слов в утешение. И я думаю мадам Бабу, имеет право любить кого хочет и плакать о ком хочет.

- Полагаю, что эта женщина получила даже больше, чем рассчитывала выставляя на показ свою безмерную скорбь. Наверняка мадам Бабу помышляет вновь сблизится с королём на почве общих страданий, - насмешливо поведя бровью, предположил Брантом.

- О, месье! - удивился Маринус Де Бурбон, - разве это допустимо, ведь она возлюбленная покойного друга короля.