-С чего вы это взяли? - возмутился Бурбон.
-У вас от этого разовьется лихорадочное возбуждение. А я как раз наоборот преследую противоположную цель - уложить вас спать со всеми удобствами.
-Тогда я уже достаточно хочу спать.
-А что ваши рассуждения о смерти?
-Мне стало полегче, как я выговорился. И уже не так хочется умирать.
-Так вы отбросите эти варварские рассуждения о тлене и прахе? А не то я назавтра же позову Брантома, и он поведает вам о всех красках жизни.
-Недавно он мне уже поведал, у меня чуть уши не отвалились.
Шико встал и отправился на кушетку, с тем, чтобы самому лечь там, а Маринусу уступить свою кровать.
Когда герцог Бурбон уснул, а это было слышно по его ровному дыханию, Шико почувствовал, как его самого окутывает дрема, тело отяжелело и веки закрылись сами собой. Он даже позабыл потушить свечи и переодеться.
Проспав так около часа, Шико в полусне как будто услышал, как скрипнула кровать, кажется, Маринус встал. Его легкие шаги возвестили о том, что он приблизился. Шико почти очнулся уже ото сна, но не стал открывать век. Внезапно его окутал приятный сладкий запах флердеоранжа, так близко, что стало ясно, что Маринус стоял прямо над Шико и даже склонился над спящим.
“И что это ему вздумалось тут стоять?” - мысленно проговорил Шико, чувствуя как его тело охватило легкое волнение, - ” главное в искусстве притворства - это сохранить ровное дыхание, к счастью, я достаточно хладнокровен для этого”.
Рассуждения Шико о хладнокровности были прерваны тем, что рука Маринуса вдруг скользнула прямо к штанам Шико.
“Пресвятое чрево!”
Ладонь Маринуса нашла карман и очутилась там.
“Что это он себе позволяет?” - Шико стало значительно труднее удерживать ровное дыхание, но он не желал выдать себя.
Маринус проделал какие-то манипуляции в кармане Шико, как бы разыскивая что-то.
-Ой! Что это? Это не письмо! - пискнул герцог Де Бурбон, а потом, нащупав сложенную бумагу, вынул ее, сложил за пазуху и быстрым шагом удалился из покоев.
Шико выдохнул. Встав с кушетки он сходил к камину, налил себе еще вина и, вытерев лоб батистовым платком, промолвил:
-Ну и проходимец же этот Маринет! Я чуть было не купился! И правду говорят, нельзя недооценивать людское коварство! Я думал этот цветок невинности убит горем, что он окружил себя прахом с ног до головы! Что он питается манной небесной и никогда не грешит! А нет! Он напоил меня, - при этом Шико еще раз пригубил бургундского, - усыпил мою бдительность этими стоическими россказнями. А я тоже хорош! Дурак! Шут! Развесил уши и внимаю, будто передо мною явился сам Августин Аврелий и вещает мне: ” Младенцы безгрешны лишь по своей телесной немощи, а не в силу свойств души своей!”. Болван! - Шико хлопнул себя по лбу, - пока я тужился, чтобы придумать достойный ответ на эти рассуждения, Venus Marinus раздумывал, как украсть письмо. Впрочем, здесь не было учтено только одно! Я этого и хотел. И действительно не хранить же мне у сердца или где я его там хранил письмо от Генриха Наваррского! Нет, пусть оно побудет у милых братьев, тем более, что там ему самое место. Кажется, они большие любители почитать чужие письма.
Утешив себя таким образом, Шико завалился спать на кушетку, рассудив, что если Маринус как любой преступник решит вернуться на место преступления, то постель будет для него свободна.
Лувр. Покои графа Де Леви Де Келюса.
Граф Де Келюс был так заботлив, что позволил малютке Де По переночевать в своих комнатах. Сам Келюс ушел к своему другу Можирону с тем, чтобы сыграть партию в мусс и пропустить по стаканчику вина. В такую ночь это было необходимо.
Покои, которые остались в распоряжении Де По, были великолепны и роскошны, так чтобы всяк туда входящий склонил голову пред королём, который осыпал благами своих друзей.
Натаниэль решил лечь на кровать, предназначенной для слуги, а не для господина. Это ему показалось разумной предосторожностью, если кто-то снова попробует напасть.
Де По, нахмурившись, лёг, рассуждая в мыслях так: ” Если кто-то придёт меня убить, разве он не убьёт в начале слугу, как это было с нами в прошлый раз. Так что нет никакой необходимости терпеть неудобства на этой маленькой кроватке. Можно спокойно спать на Келюсовой постели. Да и кто может сюда прийти, я никому не сказал, где буду ночевать. Однако на случай новой опасности возьму кинжал и спрячу под подушку”.
Рассуждая так, Натаниэль перебрался в большую хозяйскую кровать. Де По терпеть не мог маленьких спален и низких потолков от них у него случались приступы удушья. Поначалу он собирался раздеться и спокойно уснуть, сжимая в руке кинжал, но потом опасливо заозирался.
” Пожалуй, сегодня я буду в безопасности, так говорит мне моя интуиция. Позволю себе раздеться до самой рубашки. Ведь как неудобно бывает спать иной раз в полном облачении”.
Он стащил с себя набитые конским волосом круглые штанишки, ба-де-шосс, отделанные белым кружевом, и даже колет. Оставшись таким образом в одной тонкой доходящей до колен камизе.
Укрывшись одеялом, Натаниэль закрыл глаза, прислушиваясь к шорохам в непроглядной тьме комнаты. Время неумолимо двигалось вперед. Де По не заметил как уснул, не ослабив хватки на кинжале точно младенец, ухвативший материнский палец.
Было тихо, но Натаниэль вдруг проснулся. Любой отблеск света или даже слабый звук легко могли потревожить сон юноши, так как он не терпел ни того ни другого и всегда просыпался в дурном настроении, так что не редко ссорился со своим братом.
Тревожным взглядом Натаниэль обвел темную комнату, как будто никого не было, но Натаниэль чувствовал чьё-то присутствие. Если бы он был таким же мистиком как его брат Маринус или король Генрих он решил бы что это призрак. Но Натаниэль не верил в призраков. Он скорее допустил, что кто-то из преступников решил завершить начатое, и убийцы нашли его здесь. Тем более, что граф знал, что главный злодей - барон Де Витто, именно этим именем его назвал Ле Га, все еще не найден и этой ночью прячется в Лувре. Де По сжал кинжал и, стараясь дышать ровно, как будто всё ещё спит, поджидал приближения убийцы.
Натаниэль напряг слух, шагов не было слышно, но нутром он чувствовал приближение какого-то человека, как зверь, знающий о другом звере, даже если он в кромешной ночи крадется к нему.
В непроглядной тьме словно призрак, в которого не хотел верить Де По, проявилась высокая белая фигура в длинном одеянии, как будто светящемся в темноте.
Фигура приблизилась и присела на край кровати. Де По сжался в пружину, готовый выпрыгнуть точно змея и ударить ножом противника первым, целясь в горло.
Фигура протянула к нему свои белые руки, и Натаниэль сделал резкий выпад.
Призрак ловко повернулся в профиль, и нож прошил пустоту. Ледяная рука схватила запястье Натаниэля. Всё ещё сжимая кинжал в руке, захваченной противником, Де По попытался ударить врага кулаком левой руки.
- Стой, Нату, - раздался тихий голос, - это я.
- Я бывают разные… - грубо ответил Натаниэль, прежде чем узнал голос, произнёсший это. И тогда похолодел от страха, ещё большего, чем прежде.
- Это я, твой король, Генрих, разве ты не узнаёшь мой голос? - с ноткой капризной досады сказал Генрих.
- О Ваше Величество, простите меня, - Натаниэль пытался вырвать свою руку из цепких пальцев короля, - я никак не мог подумать, что это вы, мой король. Я умоляю вас о прощении, если бы я знал, я бы никогда, вы же знаете, что я никогда… - взволнованно лепетал Де По, безуспешно высвобождая свою руку.
Генрих не отпускал запястья Натаниэля. Рука короля была холодна как лёд и так же крепка, словно мёртвая хватка.
- Ваше Величество, я… но что вы тут делаете? Ночью это опасно! Убийцы разгуливают по Лувру, - воскликнул Натаниль, но при этом всё больше и больше смущаясь, - я чуть было не заколол вас.
- Ах, Нату, к несчастью нет. Твой удар был провальным. Я заметил твоё движение даже в этой кромешной тьме, и твоё дыхание стало прерывистым, а одеяло замедлило выпад. Боюсь, если бы я был убийцей, то давно прикончил бы тебя, мой ангелочек, - печально протянул Генрих с превеликим снисхождением в голосе. Это утверждение прозвучало двусмысленно и почти угрожающе на фоне тех обвинений, что были выдвинуты пойманным преступником.
