– Я жду ребенка от Тимура, – на одном дыхании протараторила я, но, видимо, так быстро и так тихо, что Горский ни разобрал ни слова.

– Так, давай еще раз, но помедленнее, ладно? –  Он не понял, что я ему сказала, но интуитивно напрягся. Это стало заметно по его более вытянутой и напряженной позе.

Я закрыла глаза, мысленно сосчитала до трех и на выдохе максимально спокойно произнесла:

– Я беременна от Тимура. У нас с ним будет ребенок.

 Фух, дело было сделано и обратного пути уже не было! Но глаза открывать я не решалась. В комнате повисла напряжённая тишина, и казалось, воздух искрился от напряжения. Лучше бы он рвал и метал, чем копил в себе переполняющие его эмоции. Рано или поздно он все равно взорвется, так какой смысл откладывать?

 Медленно, едва дыша, я открыла глаза и посмотрела на отца. Он, в свою очередь, сверлил взглядом пол. По желвакам на его лице и побелевшим костяшкам рук, сжатых в кулаки, можно было смело утверждать, что Горский в ярости. И с каждой секундой, что он молчал, я все больше и больше сжималась от страха и ожидания чего-то ужасного.

– Лерой! – словно разъярённый лев, взревел Горский на всю квартиру – да что там, на весь дом! – Лерой! – на грани бешенства проорал он еще громче.

 От его голоса у меня внутри все похолодело, и я, казалось, приросла к дивану, боясь не только пошевелиться, но даже вздохнуть.

Лерой вошел в комнату практически сразу и, с улыбкой взглянув на меня, сел рядом. Мне бы капельку его спокойствия и уверенности!

– Ты, – указал на меня пальцем Горский,–  сейчас же идешь в свою комнату, иначе я за себя не ручаюсь.

– Но… – попыталась возразить я.

– Шагом марш! –  Он посмотрел на меня своим колючим и пронизывающим насквозь взглядом так, что у меня отпало всякое желание спорить. Я оставила отца срывать весь свой неуемный гнев на Лерое, а сама поплелась к себе.

– Так даже лучше! Так нам с тобой спокойнее! – тихо говорила сама себе, точнее, уже не себе, а своему малышу, поглаживая все еще плоский животик.

 Я была уверена, что сейчас до меня донесётся дикий ор и ругань. Думала, что отец в очередной раз разнесет всю квартиру вдребезги. Но из гостиной не раздавалось ни звука. Лишь изредка мне слышались отголоски слов Лероя, но и то разобрать их было невозможно.

Я ходила, как заведенная, по комнате, не зная, чем себя занять. Все, абсолютно все валилось из рук. Пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять… Каждая минута тянулась до безобразия медленно и нудно. Но больше всего раздражала неизвестность. Там, в десяти метрах от меня, сейчас решалась моя судьба, а я сидела и совершенно ничего не предпринимала. Разве это правильно? Неужели я могла вверить свою жизнь двум до недавнего времени неизвестным мне мужчинам? Как бы потом я не пожалела об этом!

 Быстро сунув ноги в мягкие тапочки с кошачьей мордочкой, я, как мышка, стала пробираться в сторону гостиной. Да, я хотела подслушать их разговор! Нет, мне совершенно не было стыдно за это!

 Гостиную от моей комнаты отделял длинный узкий коридор, по краям которого располагались гостевые спальни. Маленькими шажочками я продвигалась по нему в сторону гостиной, с силой напрягая слух, но все было тщетно.

– Да что они там, на языке глухонемых, что ли, общаются? – прошептала себе под нос.

Вход в гостиную был отделен от коридора большой витражной дверью с причудливым узором, и сейчас она была наглухо закрыта. Именно поэтому я ничего и не слышала. С другой стороны, больше я могла не переживать, что меня заметят за таким непристойным занятием, как подслушивание взрослых разговоров.

– При чем здесь это?! – глухо возмущался Горский.– Ты реально думаешь, что ему есть дело до моей дочери?! Не смеши меня! Этот ублюдок слишком просто отделался, я тебе скажу! Сколько прошло времени? Почти месяц? Ну и где он? Приехал, позвонил? Да я ему услугу, считай, оказал, избавив от своей дочери!

– Она все равно ему все расскажет, – не без сожаления ответил Лерой.

 Черт, они говорили о Тимуре! Я сама еще не знала, как поступить. С одной стороны, не сказать ему я не имела права, но с другой – отец был прав. Прошел месяц, как я уехала, а Тимур ни разу не дал мне о себе знать. Ему все равно. И лезть в его праздную жизнь с клубами и блондинками мне совершенно не хотелось. А может, я просто боялась потерять последнее, что у меня оставалось, – надежду?

– Пусть так. Но только после суда! Мне проблем с Федей больше не нужно! Понял? – жестко, но тихо заключил отец.

– А Ермолай? Договор с ним действует только на Ксюшу. И то ты его нарушил, разбив Черниговскому морду. С ним бесполезно будет говорить, ты же знаешь! – Лерой опять вспомнил этого Ермолаева, а я все задавалась вопросом, кто же он такой. Нет, я точно его не знала, но фамилия… Фамилия казалась смутно знакомой.

– Забудь. Старику не до этого сейчас. С одной стороны Федя поджимает и грозится за собой на дно утащить, да и со здоровьем у него проблемы. Хотя не удивлюсь, если он сочиняет, чтобы на нары не отправиться следом за своим преемником. В любом случае, он не опасен.

 В комнате вновь повисла тишина, долгая и тягостная.

– Не к добру, – вырвалась вслух мысль, и я тут же зажала рот рукой.

– Знаешь, Коль, я тут подумал… – как-то совершенно легко и непринужденно начал Лерой. Эта его манера речи совершенно не вписывалась в атмосферу разговора.– А отдай-ка ты мне Ксюшу в жены. Парень я нормальный, сам знаешь. А так, глядишь, и проблемы все разрешатся сами собой.

Мое волнение напрочь пропало и резко сменилось злостью и раздражением! Какого лешего Лерой творил?! Какие жены?! Он с ума сошел?!

– А что, Валер, идея мне по душе, – совершенно серьезно ответил Горский.– Забирай!

 Здесь я уже не смогла сдержать в себе рвущийся наружу гнев! Да что они о себе возомнили?! Да как так можно?! Со всей дури я двинула по двери, та бесшумно открылась, а на меня уставились две пары глаз: одна – ледяная и холодящая душу, вторая – теплая и хитрая. Лед и пламя! Нашли же друг друга два обормота!

– Я ж говорил, – не сдержался Лерой и заржал, как конь. Горский, недолго думая, разразился еще более громким и заливистым смехом.

– Будешь ли еще подслушивать? А? – сквозь смех пригрозил он. – В следующий раз точно замуж отдам, поняла? Иди сюда, дуреха!

 Горский подошел ко мне и крепко обнял, а я прижалась щекой к его груди и почувствовала себя самой счастливой: он принял меня и моего малыша. Все будет хорошо! Иначе он не допустит.

– Если честно, я уже отвык столько ходить. Вот серьезно! – Лерой ныл над душой последние полчаса.

– Привыкай! Я теперь обязана много гулять, а тебе от меня никуда не деться.– Я потрепала его по голове и пошла вперед.– Тем более, со среды обещают дожди. Наслаждайся солнышком, Лерой!

– Тогда, может, зайдем перекусить? Иначе я просто озверею! – в шутку зарычал он.– Смотри, через дорогу вполне милая пиццерия. Ну, пойдем, а?

 Горский уехал домой несколько дней назад, раздав нам всем четкие указания. Я не стала с ним спорить, поскольку ничего подозрительного в них не заметила. До суда над Черниговским я должна была все так же находиться во Франции. А все потому, что тот, выпущенный под залог, сидел дома и все еще мог быть опасен для меня. Кроме того, отец переживал, что через меня он сможет давить на него и на следствие. Опасения Горского были мне понятны, как и его просьба никому не сообщать о беременности все это время. В принципе я и не планировала это делать, по крайней мере, месяцев до трех. Самым сложным оказалось другое: Лерой. Теперь он не имел права отходить от меня ни на шаг. Куда бы я ни решила пойти, он должен был быть рядом –  так отцу было спокойнее, но только не мне. Как бы ни улучшились наши отношения в последнее время, мы все еще не были близкими друзьями, а в голове то и дело всплывали его слова. У меня не получалось довериться ему полностью. В каждом его действии я искала подвох, правда, пока не находила.