Я попыталась подойти к двери, но Левин взял меня за руки и повёл на этаж выше.

– Там потише, – невнятно пояснил он.

Сев на старую табуретку, он достал пачку Петра I, протянул мне сигарету, поднёс зажигалку к моему лицу. Мы молча закурили.

– У тебя бывало такое, что ты влюбляешься в человека настолько сильно, что не можешь встречаться с другими? – в тишине подъезда его голос показался слишком громким.

– Ну-у-у… Допустим, – я боялась посмотреть ему в глаза. Терпкий дым разъедал горло.

– Вот и у меня так же, – грустно усмехнулся он, стряхивая пепел на пол. – С четырнадцати лет люблю девушку, мы встречались несколько месяцев, потом она меня бросила. Не могу её забыть. После этого у меня нормальных отношений не было. Только секс, да и то чаще по пьяни. Ты не подумай, я не сплю со всеми подряд, – Саша примирительно поднял руки, – только с теми, кто нравится. Хотя Оля вообще не зацепила.

Я смотрела на его лицо пустым взглядом, тяжёлый стук сердца отдавался в ушах.

– Знаешь, я… пару раз пытался начать отношения. В первый раз меня бросили через несколько недель из-за того, что я ужасен в постели, – Левин зажёг ещё одну сигарету. – Второй раз меня обвинили, что я не уделяю достаточно внимания. Ну, я пытался её полюбить, но не пошло. Короче, сложно всё. Ты классная девчонка, Насть. Если у тебя не срастётся с Лексом, ты встретишь другого, отличного парня, который будет тебя на руках носить.

Я молча слушала его откровения и мечтала убежать как можно дальше от этого засранного подъезда и от человека, который прямо сейчас огромным тесаком кромсал моё сердце.

Я боялась говорить. Если я заговорю, мышцы больше не смогут сдерживать подступающую истерику.

– К чему всё это, Саш? – мой голос был слишком тихим.

– Просто захотел поделиться. Мы же друзья. Кстати, Лекс очень переживает. Тебе стоит с ним поговорить. Не мучай его и себя. – Левин встал и взял меня за руки. – Я часто бываю полным говном. Но ты мне очень дорога. Хочу, чтобы ты была счастлива.

С этими словами он спустился на этаж ниже, обратно в квартиру. Сигарета медленно тлела в дрожащих пальцах, слёзы лились бесконечным потоком. Где-то на задворках сознания промелькнуло воспоминание о визитке, которую мне недавно сунула директриса, с контактами психолога. Мне непременно нужно на приём.

В середине декабря снег пушистыми хлопьями кружился над городом. На аллеях уже развесили светящиеся гирлянды, на центральной площади начали возводить ледяной городок. Пермь готовилась к Новому году, а одиннадцатиклассники готовилась к ЕГЭ. На основных предметах нас заваливали тестами, развёрнутыми ответами на вопросы, сочинениями, и если в русском я более или менее шарила, то по математике я еле решала половину примеров. Вывозила только на задачах по геометрии.

Помимо основных предметов, я точно решила сдавать литературу, которая нужна для поступления в художественный ВУЗ. Ну и английский с обществознанием. Если окажусь последней тупицей, они помогут мне поступить куда-нибудь ещё. С начала декабря начались дополнительные курсы по литературе, после уроков учителя проводили факультативы, а ещё этот подготовительный курс в школе дизайна… Я люблю эту предновогоднюю умиротворённо-суетливую атмосферу города с тесными потоками транспорта, густыми снегопадами и мерцающими гирляндами, от которых в центре по вечерам так же светло, как днём, но сейчас новогоднего настроения не было и в помине.

С Лексом мы так и не поговорили. Написала ему раз шесть, он прочитал все сообщения – ответов не было. После той ночи я заперлась в своей комнате на все выходные. Родители то и дело пытались вторгнуться в моё личное пространство, чтобы чем-то помочь. А помочь было чем. Например, принести еды и оставить в покое. Мне было крайне хреново.

Лера со мной не разговаривала несколько дней. В понедельник она демонстративно отсела от меня к скромнице Диане на последнюю парту. Узнала ли Лера про пятничную вечеринку или про Олю с Левиным, которых я якобы свела, – я так и не поняла. Единственное, что она сказала мне, когда я подошла к ней на перемене, – «Какая же ты сука, Настя».

В классе я чувствовала себя одиноким волком, которого изгнала собственная стая. Не знаю, как там на самом деле у волков, но сидеть в одиночестве за третьей партой среднего ряда было по-настоящему грустно. Обычно одиночки обитали на задних партах: ребята, с которыми никто не общался, или распиздяи, которым лень учиться и которые из любой точки класса чувствуют себя королями. В нашей школе учителя дружно называли задние парты Камчаткой, её состав постоянно менялся. Теперь моя лучшая подруга сидела на Камчатке, а я ловила на себе насмешливые взгляды одноклассников. Опять поссорились, скоро помирятся, – читалось во взглядах, ведь ссорились мы с Лерой по несколько раз в год.

На некоторый уроках ко мне подсаживались Оля или Светка, которые обычно сидели вместе, – одна ныла, что не может жить без Рязанова, а потом тут же рассказывала о свидании с парнем из Тиндера, другая просто ныла и разносила всё вокруг, а особенно Олю. По одиночке мне очень нравилось с ними общаться, а когда сходила с ними пару раз гулять, почувствовала себя лишней – они были слишком близкими подругами, чтобы посвящать в свои приколы меня. На самых ненужных уроках, типа биологии с географией, с Камчатки ко мне пересаживался Никитос, с которым играли в «Виселицу» или «Морской бой». Но большую часть уроков я сидела одна, а что ещё хуже – приходилось самой таскать все учебники.

То и дело я бросала взгляды на заднюю парту, где Лера с новой подружкой хихикали над математичкой или какими-нибудь электролизами. На неделе ездили кататься на сноубордах с родителями, засиживались с Катькой за сериалами до ночи, хотя обеим нужно было вставать в семь. Родители пытались прогнать её спать, но развлекаться со старшей сестрой куда интереснее. Жизнь казалось такой же заснеженной и холодной, как предновогодняя Пермь.

Несмотря на ту ужасную ночь, на Олю я не обижалась. Откуда она могла знать, что у меня есть чувства к Левину? Для неё он был свободным симпатичным парнем, хоть и крайне недалёким – можно разочек и потрахаться. Правда, на следующий день мне всё же пришлось ей открыться, потому что я ушла посреди ночи и всё утро не брала трубку. Она долго извинялась за свой «недостойный» поступок и клялась больше с ним не общаться. И я ей верила – на Леру она похожа не была.

Утро субботы выдалось на редкость умиротворённым. Я посмотрела на ночь пару серий любимого сериала, легла не позже двенадцати и проснулась в собственной постели. Весьма необычно для моего возраста. Сегодня я планировала посвятить день ничегонеделанью, но моё спокойствие нарушило сообщение в Вконтакте.

Приятная атмосфера тут же развеялась. Живот резко скрутило, по телу прошла дрожь. Вот и всё. Сегодня наши отношения закончатся.

Весь день я провела как на иголках. Пыталась рисовать – рука с карандашом дрожала, бралась за гитару – путала аккорды. Всё время пыталась убедить себя, что ничего страшного не случится.

Без десяти шесть я уже топталась у чёрного входа бара Gav’n’O. Лекс всё-таки стал старшим барменом после увольнения Дениса. Его зарплата стала чуть больше, новых обязанностей навалилось куча, а свободного времени вообще не оставалось. Левин мне написал как-то, что Лекс ещё и дорогущие курсы по менеджменту купил. Ну точно решил заняться карьерой, зачем ему я?

Через несколько минут Лекс вышел на крыльцо. Как всегда, в одной рубашке в декабрьский мороз. Длинная чёлка обрамляла худое лицо с двух сторон, волосы убраны в хвост. Он приветливо помахал мне рукой и протянул сигарету.

– Не холодно? – спросила я, затянувшись.

– Не, я слишком горяч для этой зимы, – усмехнулся Лекс.