— Ты веришь? — голос подруги звучал скептически. — Ты случаем не забыла, что в его груди твоё сердце?

— Я верю тому, что вижу, — немного зло произнесла я. — Я видела, как он отвечал ей на чёртов поцелуй. Если бы он ничего не чувствовал — он бы отодвинул её! Да и к тому же… Люси сказала, что они помолвлены.

— Чего?! — удивление Леа, наверное, слышала не только я, но и все, кто мог бы быть в нескольких метрах от нас дальше по коридору.

— Люси говорила, что он сделал ей предложение…

— Да чушь какая! — возмутилась Леа. — Я же видела, как он тебя любил!

— Время, Леа, время, — поставив точку в этом разговоре, произнесла я. — Давай больше не будем, ладно? Лучше расскажи о том, что ты окрестила, как личное.

— Ох, — девушка слегка нахмурилась. — Давай не здесь?

— А где? — я удивилась.

— В мою комнату, ладно? — она подорвалась на ноги так резко, что я не успела даже уловить это движение глазами. — Пойдём?

— Да, — кивнув, я засунула оставшийся кусочек пончика в рот и поднялась за ней.

Леа посмотрев на меня всего мгновение, пошла в сторону лестницы. Мне же оставалось следовать за ней, гадая о том, что же такого она мне боится рассказать.

Комната Леа практически ничем не отличалась от моей. То же расположение, та же мебель, только бельё другого цвета. Её комната была отдалена от моей на несколько комнат влево.

— Чувствуй себя как дома, — фыркнула девушка, упав на кровать и раскинув руки в разные стороны.

Вздохнув, я поставила тарелку с пончиками на тумбочку около кровати и уселась на кресло, которое стояло в том же месте, где и моё. Подперев руками подбородок, а локти поставив на колени, я уставилась на Леа. Та пролежала недолго. Уже через несколько секунд она уселась на кровати в позе «лотоса», задумчиво смотря на меня.

— Что тебя интересует? — спрашивает она, вздохнув.

— Что ты имела ввиду, когда говорила, что я заблуждаюсь. Так что ты этим хотела сказать? — задаю я самый интересующий меня вопрос. — Отсюда и будем отталкиваться, но ты расскажешь мне всё.

— Ксения, что тебе рассказывал Аххилес, кроме истории Всадников? — спросила она, начиная издалека.

— Эм, — я задумалась, напрягая память. Урывками, но кое-что я всё же вспомнила. — Он много о чём говорил. Половина, конечно, бред полный, но были и интересные факты.

— Например?

— Он рассказывал о чешуе драконов, — выловила я одно из воспоминаний.

— Касательно Всадников.

— Всадники подходили на роли стражей, потому что… — я замерла, не в силах продолжить. — Да ну, бред.

— Что он тебе сказал? — насторожилась Леа.

— Он сказал, что Всадники бесчувственны. Но я так и не поняла, что он имел ввиду.

— Это не бред, Ксень, — тяжко вздохнула Леа. — Это правда. Когда я сказала, что ты плохо знаешь наш род, я оказалась права.

— Да о чём ты?

— Ксения, как создаются Всадники?

— Он говорил о том, что детей забирали от родителей и обучали их, — вспоминая безумную речь Всадника, говорила я. — Думаешь это правда?

— По началу так и было, — девушка кивнула. — Дети росли и воспитывались в боли и страхе. По-другому безжалостным к людям не стать. Когда детям было очень мало лет, им вручали дракона. Не обученного, злого, дикого. Ярости в нём было очень много и половина детей не справлялись. Они гибли, не успев даже приложить руку к дракону, чтобы установить связь.

— По началу?

— Да. Пришлось уйти от такого способа создания Всадника. Поэтому вскоре придумали кое-что другое. Помнишь метку руны Гольориона? Вот такую, — девушка вновь отодвинула свой рукав и показала тату-ключик. Я кивнула. — Эта метка соединяет дракона и его Всадника навсегда. Эта метка убивает дракона, если умирает Всадник. Благодаря ей я всегда знаю, где находится Гатх, хорошо ему или плохо, горько или сладко, больно или нет. Я знаю, что он желает, знаю, что ему не нравится, что нравится. Благодаря ей он чувствует меня.

— Так это же хорошо…

— В какой-то степени, — она кивает. — Например, когда во время схватки мне надо, чтобы он забрал меня или помог в чём-то. Благодаря ей он может выполнять мои команды на расстоянии. Мы неразрывно с ним связаны. Но это проклятие, Ксень, — глаза наполняются печалью и я не понимаю отчего. — Человек, который носит такую метку перестаёт им быть. Ты понимаешь?

Я отрицательно машу головой. Нет, я совсем ничего не понимаю.

— Всадники бесчувственны не потому, что с самого детства их воспитывали, как Всадника. Нет. Они бесчувственны из-за этой метки. Она не позволяет испытывать что-то, кроме долга. Если ты чувствуешь — ты и дракон обречены на гибель. Чувства для Всадника запретны. Но любой ребёнок, каким бы он ни был, рано или поздно испытывал любое чувство из возможных. Гнев, злость, любовь, ненависть, радость, привязанность. Все гибли, понимаешь? Чувства убивают, они делают тебя слабым. Все, кто чувствовали — привязывались к своему дракону, готовы были ради него сделать всё. Но отношения между драконом и человеком — лишь сделка между двумя расами. Они не должны были чувствовать. Дракон, которого любят, становится убийцей.

— Хочешь сказать, что чувства сводят их с ума? — я удивлена.

— Именно, — Леа тяжело вздыхает. — Добрый дракон уже не защитник.

— А если уже испытал, что такое, когда тебя любят? Что случалось с Всадником? А с драконом?

— Всадника казнили. А дракон умирал сам по себе. Не только из-за того, что связан, но ещё и потому что страдал.

— Какие глупости.

— Это законы, Ксения, — отвечает мне на это Леа. — Если ты Всадник, ты не имеешь права чувствовать. Это ещё одна причина почему ты не такая как я. Ты такая чувствительная, эмоциональная.

— Это что же, порок?

— У нас это именно так и называли.

— А ты что же?

— Я не чувствую, — она пожимает плечами. — Мне не нужно чувствовать. Я жалкое подобие человека. Что делает человека человечным? Одно из главных — чувства, а когда у тебя этого нет? Когда ты их лишён?

— Но мне казалось, что…

— Я помню, какого это, но уже никогда этого не испытаю. Быть Всадником проклятье. Именно поэтому все мы одиноки.

— Но Гедеон…

— А ты веришь в то, что он любил? Ему нужно было продолжать род. Не обязательно он что-то чувствовал. Можно женится без чувств, ради достижения какой-либо цели, — двойной смысл этого предложения так и кричал об этом. Я усмехнулась.

— Ты в курсе, что всё это звучит абсурдно? — я поднимаю брови.

— В курсе. Но это правда.

— Откуда у тебя метка? — я указала рукой на её предплечье.

— Мне ставила её моя наставница. Она была жрицей, — Леа усмехнулась. — Долго отговаривала меня, но меня больше ничего не держало в моей старой жизни.

— Почему? — спросила я. Было интересно узнать о прошлом Леа. Я же ничего о ней не знала.

— Когда я нашла Гатха… — голос Леа надломился, — я пошла к отцу, чтобы рассказать, что у меня получилось, чтобы он видел, что я смогла. Гатх тогда мне совершенно не доверял. Когда жители деревни увидели меня, сидящую верхом на белоснежном ящере, они испугались и кинулись ко мне с вилами и факелами. Знаешь, жители моей деревни были обычными людьми. Там были и фермеры, пастухи, торговцы — словом, обычные люди. Там не было воинов. Деревня была обычная, тихая, спокойная. Никто никогда не видел в глаза таких, как я. Отец был когда-то Всадником, но его дракона убили. И никто не знал о нём. Он всегда жил среди обычных людей и себя таким считал.

— К чему ты ведёшь? — я напряглась.

— Не было там никого, чтобы защитить их.

— От кого?

— От меня, — Леа вскинула на меня глаза. Впервые за всё время, что мы были знакомы, я увидела её слёзы. И не равнодушное выражение лица. Я видела страх, вину и печаль.

— Что ты сделала?

— Я… испугалась. А Гатх… он почуял мой страх и… — она не договорила, зажмурившись и покачав головой. — От деревни ничего не осталось. Только щепки и груда обуглившихся тел.

— Он… — я не смогла договорить.