Девушка продолжала паляться в окно, когда я, подвинув её плащ с клинком, села на софу, заглядывая ей в лицо. Она не пошевелилась, лишь губы поджала. Так и продолжали сидеть, смотря кто куда. Она — в окно, я — на неё.

Прошла минута.

Две.

Три.

На четвёртую она сдалась. Застонав, Люси повернулась ко мне, распрямив ноги и уставившись мне в лицо. Серо-голубые глаза светились злостью. Но сквозь эту напускную пелену я увидела отражения самой себя. Своих чувств.

В глазах Люси была тоска.

— Мне жаль, — говорю я, смотря ей в глаза.

— Я тебе не верю, — упрямо говорит она. — Не верю.

— Мне жаль, — повторяю я более настойчиво.

— Тебе не жаль, — таким же тоном отвечает она, хмурясь сильнее.

— Почему ты мне не веришь? — спокойно произношу я.

— В твоих глазах нет ни капли раскаяния!

— Ты всегда была проницательной, — говорю я, заглядывая в её глаза, вижу проявившуюся печаль, смешанную с гневом, — ты видишь всё то, что я чувствую. Не ври.

Девушка молчит. Она не отрицает. Но и не подтверждает. Но мне и не нужно. Я знаю, что права.

— Ты бросила нас, — тихо отвечает она через несколько секунд. — Ты бросила его.

— Я знаю, — я киваю, печально вздохнув. — И я прошу прощения.

— Этого недостаточно! — взрывается она. — Ты хоть представляешь, что он чувствовал?! Что чувствовала я?! — Я поджимаю губы и мотаю головой. Нет, я не знаю. И никогда не смогу понять. — Ты забыла всё, что было и просто сбежала! Оставила его страдать от неизвестности, а потом сгорать от невозможности бросится следом, узнать почему ты оставила его! — она смотрела мне в глаза и в них больше не было ни печали, ни тоски. Лишь злость и отвращение. — Я знаю, что он чувствовал, ему даже говорить не пришлось. Весь год он страдал и пусть через несколько месяцев его боль и притупилась, но она не ушла. И никогда не уйдёт.

— Да ну? — я горько усмехаюсь. Перед глазами поцелуй с Оливией.

— Ты же знаешь, что не имеешь никакого права ревновать? — зло спросила Люси, сжав ладони в кулаки. Она сразу поняла о чём я думаю. — Ты потеряла эту возможность три года назад, когда приняла решение вычеркнуть его из своей жизни.

— Я люблю его до сих пор, — тихо шепчу я.

— Я вижу, — она кивает, а после соскакивает с подоконника на пол. Берёт в руки свой плащ и цепляет свой клинок на пояс. Она уже было делает шаг от меня, как останавливается. Всего на секунду в её глаза мелькает неуверенность, которая быстро тает. — Они собирались пожениться. Он сделал ей предложение за несколько недель до того, как пропал. И она сказала ему «да».

Из лёгких выбивает весь воздух и я, было уже пошедшая за Люси, резко останавливаюсь. Ноги не выдерживают и я, делая единственный шаг назад, сажусь на скамью, больно ударившись попой о ручку. Перед глазами уже ничего нет, в голове только страшные слова Люси.

— По… почему ты рассказала? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Зачем ты сказала это?

Люси не смотрит на меня. Её спина напряжена, а руки сжаты в кулаки.

Это больше не та Люси, которую я видела. Это не она.

— Ты должна понять, что натворила. Тот уход был твоим решением. И вот его последствия.

— Я итак знаю, что натворила! — кричу я в исступлении. Меня мутит, голова кружится.

Он сделал ей предложение.

Он сделал ей предложение.

Он сделал ей предложение.

— А теперь тебе ещё и больно. Прости, конечно, — она оборачивается ко мне и в глазах ни капли извинений. Лишь холодная ярость. — Но ты заслужила этой боли. Ты была для него всем. Ты разрушила его, понятно? Этот Питер, которого ты сейчас видишь, не тот, кем был три года назад. Он перестрадал, но сделал шаг вперёд. И дружеский тебе совет, забудь. Он будет ненормальным глупцом, если позволит тебе приблизится к себе. Ты не имеешь права больше быть рядом с ним. Ты недостойна его! Я возненавижу тебя, если ты приблизишься к нему, ясно?

— Ты уже ненавидишь меня… — плача, замечаю я.

— Конечно же ненавижу, — кивает она. — За то, что ты убила моего брата. А после вернулась, как-будто ничего и не было. Будто не было этих лет!

Полы её светлого плаща взметнулись при повороте и «поскакали» вслед за девушкой, подпрыгивая с каждым шагом.

Я задыхалась, сидя на той чёртовой софе, сжимая пальцами мягкую обивку. Меня трясло, словно осиновый лист на ветру.

Это продолжалось недолго. С каждым новым приступом, дрожь сходила, вскоре исчезнув совсем. Я сидела, отстранёно смотря перед собой, в противоположную стену.

Люси была права. Я не имела права возвращаться, надеясь на то, что всё будет, как прежде. Как прежде уже никогда не будет. Люси также была права и в том, что Питер уже не тот. Но и я уже не та. Я больше не глупая девчонка, которую пугает ответственность за свои поступки. Я уже не неуверенная в себе глупышка, которую пугали дикие, необузданные, сносящие крышу, чувства к королю.

Я обещала себе, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы вновь Питер был со мной? Я меняю своё решение. Я недостойна этого человека, поэтому сделаю всё, чтобы не быть с ним. Я сделаю всё возможное, чтобы не дать себе сорваться. Я сдержусь, а больная любовь придёт. Тем более теперь, когда он счастлив с другой, с той, которая всегда хотела быть с ним, не боясь ничего.

— Я не позволю ему больше страдать, — тихо шепчу я, прикрывая глаза и кивая сама себе.

— Кому? — раздаётся сверху голос. Вскинув голову, я смотрю в глаза Леа. Девушка смотрит на меня внимательно. В одной руке у неё тарелка с тремя пончиками, а в другой — четвёртый, только уже в нескольких местах покусанный. Вокруг рта — белые крошки от сахарной пурги.

Желудок напоминает о себе громким рыком. Леа усмехается и протягивает мне один из пончиков.

— Спасибо, — тихо, надломленно, благодарно.

Взяв вкусность в руку, я подношу его ко рту и кусаю. Тесто божественно! Оно буквально тает во рту, а сахар придаёт нежный сладкий вкус. Я довольно мычу.

— Так о ком ты? — интересуется Леа, садясь рядом со мной и поставив тарелку с пончиками на ручку софы.

— О Питере, — честно отвечаю я, жуя пончик.

— Почему он должен страдать? — продолжает не понимать подруга.

Я усмехаюсь.

— Я говорила с Люси, — тихо произнесла я. — Ну знаешь, ненависть, обвинения, тычки носом в ошибки.

— А-а-а, — тянет она. На несколько секунд между нами наступает тишина и я ею вполне довольно. Леа же не выдерживает: — Слушай, я знаю, ты сейчас злишься, но я…

— Не надо, — тихо говорю я, скривившись. Пончик в руке уже не так манит, когда дело доходит до выяснения отношений.

— Почему? — не понимает она. — Разве ты не хочешь знать почему я так поступила? От Чарли же требовала.

— Мне итак всё ясно. Леа, я не хочу думать об этом.

— Но ты продолжаешь злится, — констатирует она через пару секунд молчания. — Разве я не права?

— Права, — соглашаюсь я. — Но, а смысл? Всё итак понятно.

— И что же тебе понятно?

— Тебе предложили вернуть меня, потому что ты боялась, что Вэн окончательно сойдёт с ума.

— Я сама предложила помощь, — говорит она, смотря в стену невидящим взглядом. — Они лишь предложили, а я сказала, что смогу и даже разработала план. Вэнфролх уже одичал, поэтому возвращать тебя из-за этого не было смысла. Я хотела, чтобы ты вернулась, потому что без тебя было не то. За наше недолгое общение, я успела привязаться к тебе и знать, что ты где-то далеко, где нет ничего, что есть здесь, было неприятно. Естественно я уцепилась за идею возвращения.

— А ты не думала, что я не хочу возвращаться?

— Но ты же вернулась, — она пожала плечами. — Я знала, что ты вернёшься. Не из-за дракона, но хотя бы из-за красавчика.

— Ты знала, что он встречается с ней?

— Откуда? — девушка была удивлена. — Я не врала тебе, когда говорила, что ушла от них через некоторое время. Я сама была удивлена, что он с ней. Кто это вообще?

— Сестра Тристана, — сказала я, взмахнув рукой и откинувшись к окну. От него неприятно дуло. Как Люси вообще здесь сидела? — Давно положила на него глаз. Мы с ней из-за этого и не сдружились. Я мешала ей, а сейчас соперницы нет. Его сердце свободно.