— Черта, отделяющая один мир от другого, — тихо говорю я. — По ту сторону — Старый мир. Мы находимся в Новом.

— И что эта черта делает?

— Если на тебе наложено заклятие, она его стирает, но с условием, что ты навсегда останешься там, а если нет заклятия — то просто переходишь на другую сторону.

— То есть нам надо пройти? Ксения, тебе нельзя! Питер… — восклицает Леа, спохватившись.

— Она и не перейдёт, — вклинивается Конде. — Я перенесу её. Таким образом черта не воздействует на неё и не сможет стереть заклятие.

— А мне придётся перейти? — она недовольно вскидывает брови.

— Мы встретим тебя на другой стороне, — обещаю я ей, подходя к брату и беру его за руку. — Входи!

Леа передёргивает плечами и, посмотрев на Гатха, медленно входит внутрь. Проходит несколько мгновений, прежде чем я окончательно теряю её из виду. Действия Конде быстры и точны. Он разрывает пространство миров и входит в портал, втягивая меня за собой. Я шагаю следом, ощущая уже знакомые ощущения давления и тяжести.

Мы с Конде действительно оказываемся по другую сторону. Пару секунд — и вот мы стоим, наслаждаясь теплым солнцем и ярко-зелёной травой. В Старом мире погода больше не бушует, вернувшись в изначальное солнечное состояние.

Черта-барьер колыхается и вот уже видны очертания человека и огромного ящера. Леа выходит первая, морщась и дрожа, а Гатх только отряхивается и скалится, будто бы ворча.

— Никто не сказал, что там, как в ледяную воду! — возмущается Леа, подходя к нам. Дракон рычит, строя недовольную мордаху. Я улыбаюсь.

— Никто и не знал, — говорю я.

— И куда дальше? — спрашивает Леа, подходя к нам.

— В замок Кирана, — отвечает ей Конде и, развернувшись, идёт в противоположную сторону от черты.

— Кто такой Киран? — шепчет мне тихо Леа, когда Конде отходит на пару шагов от нас. Я пускаюсь в долгие объяснения, понимая, что это займёт уйму времени.

— Итак, — говорит Леа, когда мы все усаживаемся за стол, — я жду рассказа.

— Мы здесь, — я обвожу руками пространство вокруг себя, указывая на замок, — нашли, наконец, способ, как вернуть Вэна. Для этого нам с Конде придётся воспользоваться заклятием и отвязать моего дракона от Лорда и его воли.

— И что? — девушка сужает глаза. — Это поможет?

— Нет, — я отрицательно машу головой. — Это лишь ослабит его давление. Решение состоит в другом, — я резко затихаю, даже и не представляя, как отреагирует Леа на те слова, которые я собираюсь сказать.

— В чём?

— Мне придётся… — выговорить это действительно трудно и я ищу помощи у Конде. Тот вздыхает.

— Ксения примет метку, — говорит он совершенно спокойно. И лишь я вижу, как полыхают его глаза. — Но не факт, что получится, конечно.

Конде больше ничего не говорит, я также молчу, наблюдая за эмоциями на лице подруги. Тишина оглушает, но никто не пытается её нарушить. Что-то мне подсказывает, что, когда она спадёт, станет действительно тяжело. И я не ошибаюсь.

Проходит пятнадцать напряжённых минут, прежде чем Леа взрывается.

— КАКУЮ, К ЧЕРТЯМ, МЕТКУ?! — орёт она, подскакивает на ноги и упирается в столешницу руками. Глаза её горят по истине праведным гневом, она тяжело дышит. Воздух буквально искрится от гнева и злости, исходящих от неё. — КСЕНИЯ, ТЫ СДУРЕЛА?!

— Оставлю я вас одних, — Конде понимает, что запахло жаренным и быстро ретируется. Но ни я, ни Леа этого не замечаем. Леа смотрит на меня с гневом, а я с удивлением.

— Нет, — я отрицательно машу головой, — не сдурела. Леа, это единственная…

— ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЧТО С ТОБОЙ БУДЕТ?! — продолжает орать она, перебивая меня. — ТЫ В КУРСЕ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЕШЬ?!

— Да, — я тяжело вздыхаю и киваю. — Конде мне говорил, да и то, что ты рассказала имеет место быть.

— То есть ты, услышав мой рассказ и то, что сказал тебе брат, всё равно РЕШИЛАСЬ?! — на последнем слове она визжит, подлетая ко мне и останавливаясь в нескольких сантиметрах от меня. Её серые глаза горят, смотря на меня. Мне становится страшно и я отвожу взгляд.

— У меня нет выбора, Леа, — говорю я, смотря на свои скрещенные пальцы, — ты же сама сказала найти способ. Это единственный.

— Иной раз мне кажется, что ты настоящая дура, которая ничего не понимает и не слышит, идя напролом.

— Мне иногда тоже так кажется, — я слегка улыбаюсь.

— Ксения, ты отдаёшь себе отчёт в том, что после того, как на твоём предплечье окажется метка, ты потеряешь себя? — тихо говорит она. — Ты понимаешь, что с той самой минуты, когда переродишься, перестанешь существовать, как человек? Не будет больше тебя, а будет новая Ксения, не наша Ксения!

— Понимаю, — я киваю, закусывая губу. — И мне не хочется этого делать, но ради Вэна…

— А ради себя? — перебивает меня Леа. — Те же самые слова ты говорила о Питере, когда встал вопрос о его возвращении из мира мёртвых. Теперь ты то же самое говоришь о драконе. Ксения, это не жизни лишиться, это душу потерять!

— Питер и Вэнфролх — самые дорогие мне во всём мире! — возмущаюсь я. — Конечно же я сделаю всё, лишь бы не терять их!

— А ты представляешь, что будет с Питером? — пытается воззвать к моему разуму Леа, применяя самую тяжёлую артиллерию. — Что будет чувствовать он, когда увидит тебя, когда тебе будет на него совершенно наплевать? Как он сможет каждый раз смотреть на тебя и видеть только твою оболочку, но не тебя саму?

— Ему всё равно, — шепчу я, всхлипывая. Мне нельзя поддаться Лее! Нельзя, иначе сдамся и не решусь, а тогда Вэн навсегда будет потерян.

— Глупая девчонка, — Леа тяжело вздыхает. — Ты серьёзно веришь в это? Если бы ему было всё равно, смотрел бы он на тебя с тем взглядом, с которым он смотрит на тебя, когда думает, что ты не видишь? Ненавидел бы он так сильно Чарли, который вьётся вокруг тебя волчком, который принадлежит тебе, с такой лютой ненавистью, которой имя «ревность»? — она качает головой, а по моим щекам текут слёзы.

— Не говори мне этого, — вою я, падая на стол и утыкаясь лицом в сложенные на столешнице руки, — прошу тебя, только не это! Не давай мне пустых надежд…

— Ксения, ты потеряешь не только себя, но и всех, кто тебя любит.

— Я не могу оставить его одного, — мямлю я сквозь слёзы, — я предала его, не смогла уберечь от Ло-о-орда, — вою я, всхлипывая.

— Ксения, — Леа кладёт ладонь мне на макушку и начинает тихонечко поглаживать, — когда же ты уже поймёшь, что ты не виновата во всех несчастьях, которые с тобой произошли?

— Ты говорила, что…

— Забудь, что я говорила, — Леа, кажется, трясёт головой, — я была разозлена.

— Говорят, что именно во время ссоры становится ясно, что думает о тебе человек, — продолжаю я мямлить, чувствуя себя глупеньким ребёнком. — Ты была во всём права!

— Ни одного слова не было правдой, — говорит Леа. — Ксения, не делай этого. Не убивай в себе ту часть, которая делает тебя тобой. Ты не смеешь так поступить с нами. Ты не смеешь поступить так сама с собой.

— У меня нет выбора, — шепчу я. — Просто поддержи меня.

— Не стану, — Леа отрицательно качает головой и отрывается от меня. — Никогда не стану поддерживать в этом. Ты добровольно собираешься принять метку, которая станет твоей погибелью. Я не позволю сделать тебе с собой то, что я с делала с собой.

— Но ты же такой же человек, как я.

— Нет, — она усмехается. — Не поверишь, но без метки я была добрейшим человеком. Я была плаксой и до жути сентиментальной.

— Правда? — я шмыгаю носом, отрывая голову от рук.

— Я же сказала — не поверишь. Не настолько мягкая, как ты, но тоже тот ещё экземпляр. Ты же такой цветок, Ксения, — Леа мягко улыбается, — ты наш лучик, который все так любят. Думаешь Питер бы смог полюбить ту, которая не могла чувствовать то, что чувствуешь ты? Ксю, ты же переживала за каждую живую душу, что я даже была удивлена, что ты умеешь убивать!

— Питер не любит меня никакой! — восклицаю я, вновь разрыдавшись.

— Ой глупая, — тянет Леа, оторвав моё лицо от ладоней и, взяв его в ладони, заглянула в глаза. — Да я ни в жизнь не поверю в то, что он вообще может тебя разлюбить! Я видела вас вместе не так много времени, но мне оказалось и этого достаточно, чтобы понять, что он, совершенно как и ты, не может прожить без тебя ни дня! Да от вас буквально искрило любовью и сладостью!