В горле моментально пересыхает и мне становится плохо.

— Ч-что? — голос дрожит, тело тоже. — С-сколько?

— В Нарнии и том мире, где ты росла, время идёт по-разному.

— Что-нибудь ещё мне стоит знать?

— Нет, — он качает головой. — Пока и этого достаточно.

— Эй! — восклицаю я, когда он отходит от меня и идёт по тропинке вдоль берега реки. — Конде!

— Да? — он оборачивается и заинтересованно смотрит на меня.

— Тогда сколько тебе?

Он загадочно улыбается, что заставляет морщинку вокруг глаз прорезать его гладкую кожу, и молчит, как партизан.

Я и Конде идём недолго. Уже через тридцать минут мы выходим в долину, где ровными линиями стоят куча шатров красно-золотых и обычных, светло-серых, цветов. Вокруг царит суматоха: кто-то проносится мимо нас, крича что-то и гремя чем-то, откуда-то слева доносится мужская брань и весёлые крики, а справа о чём-то разговаривают женщины.

— Это что? — тупо спрашиваю я, ошалело оглядываясь.

— Это наше поселение, — говорит Конде, усмехаясь. — А на что это похоже?

Я неопределённо пожимаю плечами, продолжая озираться по сторонам.

Конде, слегка посмеявшись, подходит к одному из шатров — огромный ярко-золотой — и отодвигает полотно, служившее дверью. Мы входим внутрь. Я не успеваю оглядеться, когда мимо меня проносится огромнейшее чёрное пятно.

— О, Конде! — восклицает женщина лет сорока, подбегая к Конде и обхватывая руками его шею, а после прижимая его к себе. Я смотрю на них: на лицо Конде, который сдержанно улыбается, прижимая пухлое тело женщины к себе. Она обладательницу чёрных, как смоль, волос средней длины, пухлым лицом и чёрными глазищами, обрамлёнными пушистыми ресницами. Сама по себе она очень пухлая, похожая на пончик. Женщина, спустя несколько секунд, отрывается от него и смачно целует в обе щеки, стиснув его лицо меж пухлых пальцев. — Как давно тебя не было! — восклицает она писклявым голосом и тут же промокает глаза свежим чистым платком.

— Здравствуй, тётушка Руд, — он улыбается, делая шаг ко мне и скашивает глаза на меня. Я хмурюсь. — А где Лана?

Женщина обращает взгляд на меня и на секунду в них вспыхивает удивление, которое, впрочем, быстро гаснет.

— Вышла за Тобби, — говорит она, сложив две пухлые руки на объёмной груди.

— Хорошо, — он кивает. — А что здесь делаешь ты? — он хмурится.

— Тебя, бесстыжего мужа, нет рядом, а девушка не может находится в доме одна! — тётушка Руд обводит взглядом шатёр, называя его домом. — А Тобби в последнее время шалит.

Конде недовольно хмурится, но ничего не говорит.

— А ты кто? — спрашивает женщина, смотря на меня с хищным прищуром.

— Я…

— Она моя сестра, — не терпящим возражения голосом говорит он. — Руд, тебе ли не пора?

Ворча себе под нос, но не говоря это ему в лицо, женщина выходит из шатра и вскоре её тихие ругательства и вовсе замолкают. Конде тяжело дышит, сжимая и разжимая кулаки.

— Чёртова дура, — ругается он, не выдержав напряжения.

— Кто она? — решаюсь спросить я.

— Подруга Ланы, — говорит он, кривясь. — Та ещё сплетница. Ладно, — он взмахивает рукой, — пойдём, я тебе чего-нибудь налью. Если Лана пошла за Тобби, её можно не ждать до заката.

— Всё настолько плохо? — следуя за ним до стола, интересуюсь я.

— Тобб трудный ребёнок.

— Что же с ним не так? — я приподнимаю бровь.

— Ему тринадцать, у него подростковые проблемы и плюс к этому ещё и то, что он совсем недавно узнал, кем является, — поясняет Конде, нахмурившись и глядя в одну точку.

— Он Жрец, как ты?

— Нет, — Конде опускает голову и прикрывает глаза. — Всадник.

— Ты так говоришь, как будто это проблема, — я кривлюсь. — В чём дело?

— Для него это проблема, — Конде криво улыбается. Видно, что ему трудно говорить об этом. — Его дракону больше трёх тысяч лет и у него уже было около двух Всадников.

— Что?! — шок, отразившийся на моём лице, можно было бы легко запечатлеть на холсте, не ошибившись ни в одной чёрточке. — Но… но… дракон не может сменить Всадника!

— Может, — Конде жмёт плечами, — если есть кто-то другой, который может заменить мёртвого Всадника. Это исключение — такого практически не случается, но, как видишь…

— Я думала, что один дракон для одного Всадника и наоборот. Ох, сколько нового.

— Я же говорю — бывает такое редко, так что об этом практически не говорят. Только Жрецам позволено знать об этом.

— И как Тобби справляется?

— Ему трудно. Он не хочет быть Всадником, а из-за того, что его дракон уже был привязан к другим Всадникам до него, им трудно настроиться друг под друга.

— Им трудно или они не хотят? — я усмехаюсь. — Если второе, то у меня было тоже самое. Я до конца не хотела принимать Вэна, — на имени своего дракона я вздрогнула и, заметив удивлённый взгляд Конде, быстро вернула спокойное выражение лица. Не дай Бог заметит и тогда понесётся.

— Тут скорее всё вместе, — говорит Конде. — Я уже и не знаю, что ему и сказать. Все мои доводы просто кончились.

— Я могу поговорить с ним, — предлагаю я, пожав плечами. — Думаю, я смогу его понять. Если ты, конечно, не против.

— Думаю, ты моя последняя надежда. Помоги ему, как Всадник.

— Сделаю всё возможное, — я киваю чуть опустив голову и разглядывая свои ладони.

— Тебе что налить?

— На твой вкус, — говорю я, присаживаясь на деревянный стул, который стоял у полотняной стены, — в нарнийских напитках я ничего не смыслю.

— Тогда ты точно должна попробовать наливку, которую готовит моя Лана! — восклицает Конде. — Она тебе точно понравится.

— Можно попробовать, — я киваю. — Слушай, а сколько тебя не было дома? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как Жрец мечется из стороны в сторону, доставая кружки, какие-то хлебцы и разные фрукты.

— Эм, — он задумывается, но останавливаться не планирует, продолжая метаться по «комнате» в шатре, — около трёх месяцев, — всё-таки говорит он.

— Три месяца? — я удивлённо хлопаю глазами. — И ты даже не… скучал?

— Ксения, — наконец он останавливается и садится напротив меня, пододвигая ко мне большую банку с чем-то ярко-бордовым внутри, — моя семья знает, кем я являюсь и принимает тот факт, что я с ними только несколько дней в году.

— Ты всё равно не ответил на мой вопрос, — я хмурюсь. — Они же твоя семья! Твоя жена и… сын. Неужели нет чувств…

— Я Жрец, — Конде вздыхает, — для таких, как я, семья нечто настолько редчайшее и опасное. Любовь и привязанность заставляют забыть своё предназначение и пойти по другому, не твоему пути.

— Что-то мне подсказывает, что сейчас ты не только о себе, — я кривлюсь, опуская глаза и наблюдая за тем, как Конде льёт мне в кружку вкусно пахнущую жидкость.

— Нет, — он качает головой, откидываясь на спинку стула и взяв в ладонь кружку со своей наливкой, — я о себе.

— Тогда почему у тебя жена и сын?

— Мне было одиноко, а к Лане я питал действительно сильные чувства, — он жмёт плечами. — Но когда она соглашалась связать свою жизнь со мной, она знала на что шла. Знала, что я Жрец и мой долг — мир, а не семейная жизнь и воспитание детишек.

— Любой девушке хочется семью, любящего и заботливого мужа.

— В нашем мире всё иначе, — он вздыхает. — Это только ты об этом мечтаешь, другие же думают лишь о том, как бы выгоднее выйти замуж и ускакать с благоверным куда подальше. И плевать, что семейная жизнь не сложится или, что муж-то и не любит совсем.

— У тебя по-другому?

— Мне повезло.

Опустив глаза в деревянную, ровную, столешницу я поднесла к губам кружку и вдохнула приятный вишнёвый аромат, а после сделала глоток. Наливка сначала обожгла губы, а после растопила приятный жар внутри, а сладко-кислый вкус просто свёл с ума. Это было действительно вкусно.

— Особый вид вина, — говорит Конде довольно. — Вкусно, да?

— Очень, — я киваю.

— Ну что ж, — Конде облокачивается о стол и протягивает мне свою кружку, — за знакомство и новое начало?