— Поспи еще немного, моя хорошая, — просит хриплым ото сна голосом, — тебе сегодня на вечернюю смену. Можешь еще отдохнуть, ты ведь заслужила это.

Донхи радуется тому, что её лицо сейчас спрятано на его груди (оказывается, твердой и широкой), потому что так Тэхёну не увидеть её заалевшие скулы и нервно пульсирующую вену на виске.

***

— Сокджин-хён такой классный, — почти что влюбленно выдает Тэхён, стоит им выйти из дома около полудня — потому что они всегда вместе гуляют по первым вторникам месяца, Донхи специально для этого освобождает этот день. Однако от одного упоминания гиперзаботливого старшего девушка содрогается, но, хвала небесам, её любимый мальчишка быстро перескакивает на другого человека. — А Юнги-хён вообще офигезный! Он такой крутой, скажи? В двадцать восемь у него полностью свой клуб, тусовка музыкантов и, нуна, ты знала, что он сам пишет музыку?

— Знала, — с улыбкой отвечает Донхи, искренне веселясь с такого энтузиазма слабого к искусству младшего. — Он иногда выступает в клубе, это реально зрелище интересное.

Тэхён радостно кивает, и они останавливаются рядом с небольшой уличной кофейней, чтобы взять с собой какао, и после сворачивают в парк. Донхи выглядит одновременно и смущенной чем-то, и расслабленной, поэтому Тэхён мудро решает не заострять на этом внимания, вместо продолжая нахваливать её шефа.

— Юнги-хён мне сказал, что в эту субботу будут выступать и он, и Намджун-хён, — делится с широкой улыбкой, — и я обязательно приду. Типа мы вчера вроде и некоторые записи выступлений посмотрели, но мне не терпится это вживую увидеть.

— Ничего в этом особенного нет, — Донхи надменно фыркает, на что Тэхёну приходится прятать улыбку — такая реакция значит, что нуна на самом деле восхищается парнями. Она ведь тоже бессильна перед искусством, пусть даже и в столь непривычной для нее форме. Обученная классике, изящно играющая на фортепиано сонаты Бетховена и этюды Шопена, ей с вероятностью в сто процентов было неловко и, наверное, даже ужасно в первые недели работать в клубе под выступы андерграудных реперов и малоизвестных рок-групп. Однако подруга продолжает, и Тэхён решает оставить выяснение этого вопроса на потом. — Сначала будет злобный мелкий гоблин скакать по сцене и матом рассказывать, как мы все прогнили и изжили себя, потом большой неуклюжий орк взберется на сцену, свернет микрофонную стойку и синтезатор, а после зачитает что-то в духе «эта жизнь не рождалась сукой, она выросла ею под хохот умирающих сердец».

Тэхён подхихикивает, но после вдруг вспоминает. Старшие действительно вчера показывали некоторые свои самые удачные, по их мнению, выступления, лишь сбоку сидели и ехидно комментировали просиходящее на экране Сокджин и Донхи.

— Это же такое старое выступление, — медленно тянет парень, вспоминая, что Намджун потом ему шепнул еще. — Хён говорил, вы тогда только познакомились… Это сколько времени назад было? Год? Полтора?

Донхи нервно кусает губы и резко отшатывается вбок, пропуская велосипедиста. Тэхён, однако, продолжает допытываться, хотя и знает, что это чревато последствиями.

— То есть ты эту строчку всё это время помнила, да? — продолжает дразнить, ожидая очередную поднимающую настроение перепалку, по которым он ужасно соскучился за последнее время, что нуне приходится так много работать, но Донхи реагирует совсем не так, как ожидалось.

У нее стыдливой краской заливаются щеки, нижнюю губу закусывает нервно, но не отвечает. Тэхён улыбается удивленно, поднимает брови и открывает рот, но всё же передумывает спрашивать. Так они и идут молча, пропуская время от времени других прохожих, а еще Донхи цепляется пальцами за низ куртки друга, и так и остается, пока они не выходят на любимую — знакомую еще со времен совместного студенчества — аллею, где нуна останавливается и решает поговорить.

— Тэ, — Донхи мнется пару мгновений, перекатываясь с пятки на носок, и друг косит на нее заинтересовано, но не торопит — её вспугнуть легче, чем дворовую кошку.

Постойте-ка.

Она и есть дворовая кошка.

— Тэ, слушай, вопрос из разряда странноватых, — наконец выпаливает одним слитным предложением, но Тэхён умничка, он уже давно научился разговаривать на нунином языке. Поэтому знает, что сейчас её надо немного подтолкнуть, но мягко и ненавязчиво, чтобы она не испугалась самой себя.

— Ты же знаешь, что я сам странный, нуна, — широко улыбается, шутливо толкает подругу в бок локтем, и она — о чудо! — не отшатывается, лишь кривит рот в усмешке, а на дне взгляда больше не плещется напряженность, наоборот, там искры веселья. — Так что не боись, я ни за что не буду с тебя смеяться или еще что.

— Конечно, не будешь, — ворчит нуна, поправляя на голове капюшон от большущей толстовки — стащила у Тэ еще давно, а он и не против, Донхи выглядит просто офигезно в таких вещах. — Потому что иначе я тебя изобью, — скалится, зарываясь пальцами в волосы тонсэна и с удовольствием ероша их. После, правда, отвлекается на пикнувший телефон, с матом выключает его, даже не просматривая сообщения Намджуна, и после скептично посматривая на счастливого младшего, будто раздумывает — говорить или промолчать? Облегчить душу или продолжать мурыжить всё внутри?

— Тэ-тэ, — зовет наконец-то, хватает его за рукав тонкой весенней куртки и оттягивает на тропу вглубь парка. А по пути неожиданно даже для себя выдает. — Кажется, у меня есть что-то к Намджуну.

Результат её слов немного озадачивает.

— Ну наконец-то! — Тэхён выбегает вперед, радушно обнимает нуну и мотлошит ею из стороны в сторону. — Наконец-то до тебя дошло, — уточняет, видя откровенное замешательство на лице подруги. Приходится объяснить глупой нуне, снисходительно улыбаясь. — Да ежу, блин, понятно, что ты в нем глубоко и надолго, нуна, но до тебя это так долго допирало, честное слово, я уже сам хотел тебе попытаться объяснить, но решил, что такие вещи тебе самой решать надо.

Донхи растерянно смотрит на него, и Тэхёну медленно, но верно, начинает казаться, что он рано порадовался, потому что нуна абсолютно озадачено уточняет:

— Но я же не сказала, что именно у меня к нему. Просто, что что-то есть.

Тэхён терпеливо вдыхает-выдыхает, не зная, как донести этой невозможной девушке одну простую вещь.

— Понимаешь, нуна, — осторожно начинает, утягивая её медленно еще глубже в парк. — Когда ты на него смотришь, то мне вот лично показалось, что это что-то — именно то, о чем я думаю.

— И как же я на него смотрю? — удивленно и открыто смущенно интересуется Донхи, и Тэ радутеся, что она не спешит прятать румянец под капюшон — всё же он до сих пор её сладкий мальчишка, которому нуна почти безоговорочно доверяет. Почти — потому что некоторые вещи держит при себе, считая, что может ими ранить. Но пока надо подобрать такое объяснение, чтобы нуна поняла и осознала.

— Так, будто хочешь нарисовать, — наконец произносит, и Донхи даже на минуту тормозит, застывает растерянным соляным столбом и про себя произносит только что сказанную фразу.

Ведь Тэ прав.

— Ой нет, — растеряно выдыхает, а под открытой улыбкой Тэхёна начинает стесняться еще больше, что выражает в болезненном тычке между ребер. — Не смей надо мной ржать!

— Я умиляюсь, вообще-то! — пытается возражать Тэ, но вместо извинений за это получает еще один тычок. — Да чёрт, нуна, просто скажи это уже!

Донхи отвешивает ему еще одну затрещину, отчаянно отказываясь это делать, матерится и немного прикрикивает на Тэхёна, отчаянно убеждающего её, что в этом ничего плохого нет, и вообще, это же всё у нее взаимно.

— Блядь, — мрачно резюмирует выдохшаяся Донхи, когда вконец отлупленный (исключительно нежно и ни капли не больно, но по-дружески воспитательно) Тэхён смотрит на нее умоляюще из-под челки и уже тянется приобнять, как девушка зарывается в волосы пальцами и отходит к дереву, чтобы опереться на него, с отчаянием произнося.

— Я влюблена в чёртового Ким Намджуна.

***

Намджун не должен узнать.