– Да, и насчет этого вот! – Пуля использовал два прутика на манер китайских палочек – Ты и медиум ко всему прочему? Вот о чем я сейчас думаю?

– О том, что я – наркоман.

– Обалдеть. А Славян о чем думает?

– Откуда мне знать? – пожал плечами новоиспеченный волшебник.

– Ну ты же мои мысли прочитал только что!

– Да не читал я ничего! – хохотнул Вуди – Я мысли читаю только когда лечу человека.

– А как ты тогда…

Пуля подзавис на секунду, но до Пера дошло раньше:

– Вас подкололи, господин подкольщик! Ха-ха!

Впервые за долгое время Саня Полихун покраснел. Вслед за Пером захихикал Вуди, а потом смехом заразились и Слава с Мастером.

– А как это случилось-то вообще? – начал расспрашивать Мастер, когда смех прекратился – Ты почувствовал, как это к тебе приходит? Может быть, видение было какое-нибудь?

– Да не, просто вдруг понял, что могу. Колян, а давай похаваем просто, а? Ты смотри, какое утро кайфовое!

Пятеро товарищей огляделись. Высокая трава в поле колыхалась под свежим утренним ветерком, отсвечивая золотом в солнечных лучах. Недалеко от телеги щипала траву лошадь. Курица клевала что-то в дорожной колее. Редкие облака отбрасывали полосы едва заметных теней через все небо.

Пуля сделал глубокий вдох. В этот момент все проблемы как будто исчезли. Как будто они не находились черт знает где, черт знает когда. Главное, что кругом красота, есть что пожрать, а рядом твои пацаны.

– И впрямь кайфовое, – хмыкнул Перо и поднял флягу ола – За кайфовое утро!

***

Под селом молодым, Трубечем названным, крчемница новая стоит. Крчемница новая, да вечерами галдеж в ней как в бывалой слышится!

Утром тем, двадцать первого Грозника-месяца, тихо было в крчемнице. Хозяин – и тот глаза едва продрал! Глядь – отворяется дверь, вчера на замок запертая, а за нею мужичок стоит. Мужичок худой, да с глазами злыми. Заходит, а костями так и бренчит!

Смотрит на него хозяин крчемницы, Нечаем зовут его. Смотрит из окна кухонного, где за стеночкой сундучок с серебром хоронится. Подходит к нему мужичок и говорит:

– Здрав буди, крчемник! Еды да питья мне подай, а я уплачу.

И сунул руку под шкуру медвежью, вынул с горсткой монет чеканных, серебра кусочков, да кожаных лоскутов печатных. Назвал цену Нечай, взял с мужичка серебра горсть, да и пошел харчи наваривать. Варил-варил, да со вчера погрел, что плохим не стало. Подал трапезу на окно.

Подходит мужичок к окну за трапезой, а сам улыбается зубами черными.

– Слыш, крчемник, – говорит – а чего ж ты меня так неуважаешь с первой встречи-то?

Нечай глазами еще сонными на него моргает, понять не может ничего.

– Где же не уважаю я тебя, гость дорогой, путник усталый? Я крчмой владеть отцом обучен, дело свое знаю!

– Так почто ж ты за серебро гниль мне подал?

Глядь – а в горшке не харчи, а тина с водой болотной! А на тарелке не томленая нога баранья – а кость гнилая с червями да мухами! Дурно стало Нечаю, повело его, пелена черная поползла по ободу взора его аки десяток ужей. Отошел он от окна, в кухню, да в погреб. Все горшки, все ящики открывать принялся. Везде то земля, то гниль, то и вовсе навоз скотский! Не верит Нечай ни глазам, ни носу, а сам едва на ногах стоит. Бежит назад к окну, а там все стоит мужичок. Стоит, да улыбается зубами черными.

– Да что же! – чуть не плачет Нечай – Да как же! Все же свежее, да спелое было! Вчера гостей кормил, сам ел и пил!

– Вот так своим гостям и расскажи, как проснутся! – сказал мужичок и засмеялся смехом на кашель вороний похожий.

Развернулся мужичок и забряцал костями своими к выходу. Нечай испугался, и взмолился тотчас же:

– Постой, не бросай в беде! Чего нужно скажи, все сделаю!

Встал мужичок, до двери не дошагавши. Спина горбатая, да плечи острые под шкурой от смеха тихого трясутся. Повернулся он, и говорит, и каждое слово его громче предыдущего:

– По тракту телега едет одна. Телега ворованная у люда честного, да в праздную ночь после Перунова дня. А едут на ней пятеро чертей! Бесов из Нави убегших! Все в черном, как в угле помазанные! И едут они сюда! Мимо крчмы твоей, али зайдут – не ведаю. Да только дело тебе поручаю я: потравить их, со свету сжить!

Обмяк Нечай, подкосились ноги его. Ведь не абы что просят его сделать – а грех страшнейший совершить! Все заветы нарушающий, старые и новые, с востока грядущие!

– Да что же? Да как же? Да ежели я отравлю – молва дурная пойдет о крчемнице моей… И ядов у меня не водится…

Мужичок снова руку в шкуру пускает, и сорвал бутылек, что на веревке болтался там. Бутылек стеклянный, а внутри чернота самая черная плескается.

– А ты моим ядом трави. Он тихо травит и не сразу. Издохнут в дороге и не узнает никто!

Поставил мужичок бутылек черный на стол деревянный, как молот кузнечный наземь опустил. Уж вышел почти, да на пороге задержался:

– А не отравишь – говорит он зычно – узнаю! Узнаю, и никогда никого тебе свежей едой не кормить! НАВЕКИ БУДЕШЬ ПРОКЛЯ-Я-Я…

И так и вышел, дверь не закрыв.

Подходит Нечай к столу тому самому, берет бутылек – а весит он не на вид свой, а на совесть грузом пудовым. А как на кухню вернулся наш бедный крчемник, так увидел, что все припасы, и даже еда, мужичком купленная – все свежее стоит. Свежее былого.

Сел Нечай на лавку, да и заплакал.

– Добрейшего денечка! Нам очень хочется провести ночь в комфортабельном отеле, если таковые имеются в ваших местах. Будьте так любезны подсказать, где мы можем найти заведения подобного типа?

Седовласый мужик, казалось, выслушал вопрос внимательно, но отвечать не торопился. Щурясь на ярком солнце, он лишь продолжал щелкать семечки. Его взгляд блуждал по телеге и ее пассажирам.

– Вы меня слышали? Алло! – Пуля сложил руки у рта для усиления звука – НАМ! НУЖНО! ПОСПАТЬ! ГДЕ-ТО!

Мужик продолжал пялиться и щелкать свои семечки.

– Местные не очень любят подсказывать направления… – вздохнул Пуля, сдавшись.

– Спрашивать надо нормально, – усмехнулся Мастер, собравшись уже перефразировать вопрос.

Но тут их собеседник заговорил. Вот только разобрать его ответ оказалось трудной задачей. Его рот все еще был занят шелухой, которую он грыз последним оставшимся зубом, при этом говорил он очень быстро. Вычленить удалось только слава “он”, “его”, “там”, и “что”, которые он повторял чаще других. Продолжая тараторить, он активно размахивал рукой, указывая направление. Похоже, что речь уже шла о каких-то его знакомых или родственниках, как показалось Мастеру.

– Да… Спасибо! – с трудом вставил он в паузе, которую проводник сделал, чтобы щелкнуть еще одну семечку.

– Аха, – кивнул мужик, махнул рукой в последний раз и пошел в другую сторону.

Коля легко ударил по вожжам, и лошадь двинулась вперед. Поселение вокруг отличалось от того, где они были позавчера. Из восьми имевшихся домов только два выглядели действительно обжитыми. Остальные явно были новыми: они еще не осели в землю, а бревна еще не успели совсем потемнеть. Поселению было не больше года.

Компашка из четверых детей выбежала на дорогу впереди, и один мальчик остановился, глядя на телегу.

– На-кося! – прозвенел его голосок – Какие чужаки сегодня чудные!

Остальные тоже уставились на них, начав громко перешептываться. Одна девочка засмеялась. Когда телега приблизилась, дети увидели курицу на руках Славы, и тогда уже все начали хихикать.

– Ну вот, Славян, – театрально вздохнул Перо – мы только приехали, а нас уже на смех подняли. Ты нам имидж группы портишь со своим суп-набором!

– Ну а что, я же в поле ее не буду выкидывать… – буркнул тот.