Это лето должно было стать для меня особенным. Несмотря на обилие работы (я прилагал массу усилий, чтобы начальство заметило мои старания), в глубине души я сохранял удивительное предчувствие чего-то необыкновенного. Прекрасное вот-вот должно было произойти со мной, и я, не зная, в чем именно это будет выражаться, ежедневно готовился к этой встрече. Начищал ботинки до блеска, гладил сам себе рубашки а, садясь за руль старенькой «Таврии», трижды трогал пальцем пузико божка- хотейчика, задорно кивавшего мне с приборной панели. Все это было похоже на некий ритуал, который давал мне возможность сохранять в течение всего дня максимальное спокойствие и ждать своего важного момента.

Но это удивительное пришло в мою жизнь совершенно не так, как я того бы пожелал.

…Утренний труп сохранил на лице выражение скорее удивления, нежели испуга. От него пока еще не разило умопомрачительным зловонием, из-за чего в метре от скончавшегося бедолаги можно было легко заметить устойчивый флер алкоголя. Криминалисты буднично оценили масштаб поражения: голова пробита, основание черепа треснуло, скорее всего, в результате падения и удара о бордюр. Как говорится, шел пьяный, поскользнулся, упал, очнулся на том свете. Бренное же тело, обвалившееся грузным мешком между кустов сантолины, слегка погрызли собаки – на шее и лице трупа обнаружены следы зубов.

Меня и всех остальных озадачило другое. Из левого глаза мертвеца почему-то торчал обыкновенный медицинский катетер, а неподалеку от трупа валялась небольшая дыхательная трубочка, в которую явно затягивали каким-то образом кровь убитого. «Интересно, но явно лишнее, лучше бы этого всего не было», – лениво подумал я, мысленно записал дело в «висяки» и отправился в офис завтракать.

На завтрак я выбрал блинчики со сгущенкой и кофе. Сладенькая жижица до того непропорционально растеклась по тарелке, что мне пришлось короткими мазками приводить ее в состояние сколько-нибудь ровной фигуры. Когда на белизне столовского фаянса появился идеальный по размерам бежевый ромб, я немедленно окунул в него ровный рулет блина и в три укуса прикончил завтрак, словно опасаясь, что анархия сгущенки на тарелке возьмет верх над рукотворной геометрией ромба. С кофе было проще – пенка ровными, как военные на параде, волнами отправилась в мой желудок вслед за блинами.

Кроме трупа пьяницы с катетером в пустой глазнице – обычные дела следователя, то есть куча будничной бытовухи: четыре пьяные драки, одна из которых завершилась летально, тяжкие телесные, потом еще наркотики и одно смертельное ДТП, от которого следователь Хабибулин (это я) мгновенно «открестился», отправив дело по подведомственности.

Далее все утро я строчил отчеты, потом выпил еще немного «четкого» кофе с коллегами и зашел в «покойницкую», где исследовали тела.

– На экспертизу содержимое катетера отправила. Там явно присутствуют следы посторонней ДНК. На трубке тоже отпечатки пальцев и слюна, – доложила, стоя навытяжку, новенькая судмедэксперт. Я оценил упругую грудь, мятежно рвущуюся из-под медицинского халата.

– Давно вы у нас работаете? – поинтересовался я.

– Второй день. На стажировке, – по-пионерски звонко отрапортовала девушка, и вдруг добавила.– Я люблю Вас.

– Чтооо?! – Я помотал головой, не веря своим ушам.

– Я Любовь Васильевна, – повторила своим нежным ротиком стажер. – Если справлюсь, буду у вас работать.

– Ааа, – я уставился на труп, чтобы не смотреть на живую и дышащую ароматами безупречную фигуру Любови. Боже, ну зачем она тут. Смуту что ли наводить среди голодных как волки мужиков?

– Его собаки погрызли, – холодно прокомментировал я, глядя на порванные щеки и шею трупа. – Развелось шавок тут. Уже до центра Москвы добрались. Надо в очистку написать.

– Ну собаки же не виноваты, что их выбрасывают на улицу, – заступилась за неизвестных псов Любовь Васильевна. – Это людей надо сажать за то, что так поступают с животными.

«Ну почему все красивые бабы, вроде моей бывшей, сходят с ума по всяким блохастым бездомышам? – поморщился я. – Это же отвратительно».

– Интересно, какой была бы Ваша реакция, если бы Вашего знакомого так вот поели. Насколько он пьяный был?

– Почти троечка.

– Нда, хорошо нажрался. Так, и что за личность?

Любовь повернулась ко мне спиной и изящно наклонилась за папкой документов. Кольца на пальце нет, смекнул во мне следователь, получив папку прямо из руки красавицы, для чего слегка задержал ее ладонь в своей.

– Может Вы мне сами мне все-все расскажете? – с надеждой вырвалось у меня. Да, иногда во мне включался ловелас.

Девушка как-то странно посмотрела на меня и сообщила, что у нее слишком много работы. Понятно, много нас таких тут ходит…

В кабинете я включил кондиционер и обмяк, постепенно приходя в себя от июльской московской жары.

Есть у меня один небольшой пунктик, который делает меня мной. Мне почти жизненно важно, чтобы стопка бумаг на моем столе не превышала в высоту 5 см. Если пачка документов толще, ее необходимо разделить на две части, положив одну из них параллельно второй, и так несколько раз. Позже я стараюсь обрабатывать каждый такой столбик за 2-3 часа рабочего времени, но считаю день удачным даже в том случае, если мне удалось изучить за день хотя бы две таких стопки. Для измерения этой высоты я всегда держу в ящике стола линейку.

Сегодня на столе лежало несколько заявлений и писем с документами. Всего 4 сантиметра, годится! Изучив их все, я открыл папку, от которой немного пахло духами прелестной Любови.

«Павел Степанович Синицын, 1969 года рождения, дважды судим, за изнасилование и разбой. Пьяница и дебошир. Нигде не работает». Такой себе портретик вырисовывается, даже лень возиться, туда и дорога, как говорится. Прямо руки чешутся дело закрыть и забыть, но этот чертов катетер! Да еще и с чужой ДНК. Я вздохнул и перешел к допросам свидетелей по другим делам.

Вечером Любовь Васильевна сама принесла результаты ДНК. Потожировые отложения и частицы крови принадлежат одному человеку, женщине, вторая группа – положительная. Еще в катетере- остатки хвактусалина, препарата для повышения свертываемости крови. В любом случае, подумал я, смерть наступила в результате падения, а не из-за катетера. Хотя, конечно, драка была. Скорее всего, приставал к какой-нибудь медсестричке, которая шла со смены, вот и получил свое. Твердо решив не усложнять призрачной медсестричке жизнь, я все же поручил проверить камеры слежения, допросить свидетелей, потом подумал и снова вздохнул: «Надо будет это дело закрывать – как можно скорее».

***

Холостяцкая квартира следователя уже полгода не знала женской руки. До этого тут порхала одна – в халатике с цветочками, упрямая и гибкая, как молодая березка. Не выдержала сурового ментовского характера , требований и занудства, сбежала. Ладно бы совсем ушла. Но нет, коварно оставила на попечение толстую злую кошку Сашу, которая была уже слишком стара, чтобы ее перевоспитать, но слишком пушиста, чтобы вот так взять и выкинуть на помойку. Хотя, если честно, выбросить очень хотелось, и я не пожалел бы, но в глубине моей души еще теплилась надежда: вдруг Она вернется за кошкой, которая, конечно, просто предлог, а, вернувшись, останется? Наверняка же просто решила испытать меня на прочность и заботу. Приходилось терпеть пушистую тварь, у которой был отвратительный характер старой девы. Но дни и месяцы шли, тапки теряли вид, а Ее все не было…

В этот раз я пришел домой уже в половине одиннадцатого, закрыл брезгливо нос, покачал головой – обои кошка опять подрала – и, насыпав Саше корма, а себе арахиса, открыл бутылку пива и стал смотреть телевизор. Сперва был какой-то сериал про ментов, потом фантастический боевик, новости.

Я задремал где-то на середине «ментов», поэтому в мой сон по очереди врывались следователь Каменская, чудовище с огнеметом и Киселев. Я спасал планету, а потом повышал для инопланетян тарифы. Вообще-то я в последнее время умышленно засыпал со включенным телевизором. Мне было непросто уснуть – голова моя словно бы продолжала работать даже во время самой глубокой фазы сна. Я всегда держал под контролем ситуацию. Если вы не знакомы с симптомами, которые врачи называют обсессивно-компульсивное расстройство, вам этого не понять. Например, я не смог бы уснуть, если бы вспомнил, что закрыл свой рабочий кабинет на три, а не на четыре оборота ключа. Зато для моей работы болезнь что надо – все подмечаю, запоминаю, «развидеть» не могу потом долго-долго.