Далее, стремительно отдаляясь от Земли, капля становилась всё больше и больше, а весь земной шар, замерцав маленькой точкой, стал настолько мал, что та самая капля стала похожа на некую громадину, величественно плывущую в необъятной дали.

Раиль и Женька реально осознали то, что ранее было неподвластно их пониманию: весь наш мир действительно, как одно целое, пульсируя, живёт, существует – вплоть до песчинки, пылинки, молекулы и атома. Внутри этой капли друзья остро ощутили свою сущность, что они есть и вроде как нет…

Капля вместе с ними, то увеличиваясь до огромных размеров, то вновь уменьшаясь, стремительно перемещалась по всей нашей Галактике. Время для них остановилось, словно этого времени не было совсем. Происходящее для Женьки и Раиля было столь ошеломительным, что они даже не успели понять, что с ними произошло и происходит. В невесомости времени, в этой капле они обрели в своей душе то, что должно быть в каждом из нас, – стремление совершать хорошие поступки.

Капля, вновь приблизившись к тому месту, где они словно испарились, вернула Женьку и Раиля назад, до того момента, когда ударом ноги Женька сбил сосульку.

Друзья, словно очнувшись от непонятного наваждения, с удивлением пристально смотрели на ту самую сосульку с каплей, висевшую, как и прежде, на нижней ветке можжевельника, которую необдуманным поступком мы запросто можем лишить жизни, решить: быть ей или не быть. Как, впрочем, и всему остальному, что летает, плавает и ползает, пульсируя, живёт, радуясь жизни.

Наступающий весенний вечер, словно тёмными штрихами невидимого художника с огромной кистью, закрашивался всё темнее и темнее.

Этот день для маленькой капли был несколько омрачён произошедшим. Она, застыв на конце матовой сосульки, с некоторой боязнью поглядывала на проходящих мимо по тротуару запоздавших школьников, спешащих по неотложным воскресным делам, с надеждою, что случившееся больше не повторится.

В летнее время Раиль уехал на две недели погостить к бабушке в деревню.

Как-то вечером, когда за окном достаточно стемнело, он смотрел телевизор и вдруг неподалёку от себя на полу заметил медленно передвигающегося зеленоватого жучка.

«По всей вероятности, светлячок, – подумал он, – странно, как он в доме оказался…»

Быстро поднявшись с кресла, с улыбкой на лице осторожно положил его в ладошку и, выбежав в огород, выпустил светлячка – пусть ползает и светится на свободе.

А как бы поступили вы? Я думаю – так же, как Раиль.

В необычайно яркий солнечный день, каковых в летнее время бывает очень много, в небесной синеве, среди белоснежных облаков повстречались желанье и мечта. Как они там могли оказаться, и вообще, возможно ли такое?.. Будем лишь придерживаться сказанного. А почему бы и нет?

Желанью в этот день почему-то не везло, и оно, несколько огорчившись, выглядело печально и растерянно, и когда неподалёку от себя увидело мечту, радостно подлетело к ней. Мечта, насупившись, отлетела чуть в сторону и проговорила:

– Ну и чего ты тут летаешь? Лети своею дорогой и не мешай мне мечтать!

Желанье, ещё более огорчившись, тихо проговорило:

– Но я ведь своим большим желаньем тебе сродни, так что давай рядом вместе помечтаем.

Мечта, помрачнев, высокомерно расхохотавшись в небесную синеву, громко прокричала:

– Ты мне сродни? Да ни в жизнь! Скорее держите меня, а то я точно в какое-нибудь болото упаду.

Желанье, подлетев поближе, воскликнуло:

– А разве нет? Разве своим большим желаньем я не могу быть похожим на тебя? Я также стремлюсь к осуществлению чего-либо. Я – это движущая сила способности мечтать.

– Да! – прокричала мечта. – Способностью мечтать, обманывая саму себя, способностью мечтать, но не мечтать!

Желанье, сжавшись в небольшой комочек, залепетало:

– Я… Я… Я… – и, горестно заплакав, тихо проговорило: – Мне сегодня просто сильно не повезло. Ты, пожалуйста, не подумай, что я плачу из-за тебя.

Мечте стало стыдно и очень жаль желанье, успокоившись, она продолжила:

– Не плачь, немножечко я с тобой согласна, выслушай меня и, прошу, не обижайся. Ты – это влечение к осуществлению чего-либо, стремление совершить или свершить что-то, движение к действию для достижения или получения чего-либо. Ты способно вызывать переживания, эмоции. Ты желаешь получить что-нибудь здесь, сейчас или в скором времени. Я же связана с отдалённым будущим. Мне не хотелось бы в очередной раз тебя огорчать, но прими это, пожалуйста, как есть. Ты менее значимое, чем я, более приземлённое, недолговременное. Я – это идеальный образ, созданный воображеньем. Фантазировать, мечтать о чём-либо труднодоступном, порою несбыточном и нереальном, чего не было, не будет и быть не должно, – но всё же мечтать. И порою бывает так, что мечты сбываются. Я – это намного больше, чем желания, хотя многие считают, что мы с вами одно и то же, но это существенно не так. – И подлетев к желанью совсем близко, более громко продолжила: – Но мы с тобою играем в человеческих жизнях важную роль, и сильно-сильно большое желанье всё-таки, я тоже сейчас думаю, вполне возможно, сродни мне.

Желанье, перестав огорчаться, улыбнулось. Взявшись за руки, весело смеясь, они стремительно полетели вновь на Землю – осуществлять мечты и желанья.

Пригородная электричка, печально перестукивая железными колёсами по рельсам, везла маленького Серёжу с папой к тёте Тане в деревню.

Серёжа, насупившись, в сером пуховичке с откидным капюшоном и в красной вязаной шапочке на голове, сидя с противоположной стороны от папы на откидном кресле, с грустью наблюдал в окошко за пролетающими серыми зданиями, машинами на дорогах, полями и лесопосадками, где повсюду было много снега.

Серёжа категорически был против этой поездки.

Во-первых, он был не маленький, как ему постоянно по делу и без дела твердили мама с папой, а было ему уже целых пять лет, которые исполнились на прошлой мартовской неделе. Во-вторых, он даже и не знал эту самую тётю Таню, старшую сестру папы, которая, по словам родителей, была очень доброй, у которой в летней кухне стояла очаровательная русская печь, и в этой печи она пекла расчудесные пироги с яблоками и капустой. А когда у неё было прекрасное настроение, то она становилась совсем доброй и по желанию могла испечь воздушные калачи, правда, пекла она их не часто.

И Серёжа никак не мог понять: тётя Таня на самом деле была очень доброй или по желанию, когда у неё было хорошее настроение, но это крайне редко.

Маленького Серёжу с его отрицательным мнением против этой поездки даже и слушать никто не хотел, и участь его на ближайшие две недели была решена бесповоротно.

«Да и как тётя Таня могла отказаться, – горестно рассуждал Серёжа, – если папа с мамой пообещали ей кучу подарков из туристической поездки по Египту?..» А ведь он тоже с удовольствием поехал бы в Египет, а не к этой тёте Тане.

Но тем не менее с мнением родителей Серёже пришлось согласиться. Да и как не согласиться, если мама сильно плакала, горько сожалея о какой-то загубленной молодости, стала бросать немытые тарелки в растерянного папу и говорить, что, кроме этой кухни с кастрюлями, сковородками и с пелёнками, она больше в своей жизни ничего и никогда, наверное, не увидит. Серёжа за всё своё долгое пятилетнее проживание с родителями маму в таком несчастном виде видел впервые, ему стало жалко её и страшно за папу, который, испугавшись, закрылся в ванной.

Серёжа после всего этого подошёл к маме, обнял её за ноги двумя руками и проговорил: «Я обязательно поеду к вашей тёте Тане, ты только, мама, не плачь и не ругайся на папу, и с Египта мне ничего не везите, не надо, а купите мне в магазине кораблик, который вы мне обещали купить на мой день рождения, да так и забыли».