Генри вздрогнул, подскочил, встал рядом со столом Гейта и отчеканил:

– Отец и двое братьев, мать умерла год назад от лихорадки.

– Ясно. Да не подпрыгивай так, можешь сидя отвечать. Завтра с утра пойдем на досмотр. Про Сверчка слышал?

– Да… нас приводили из училища на площадь.

– Ясно, – нахмурился Гейт. – Вот его дело, почитай пока.

Юноша взял папку и, сев за свой стол, стал внимательно рассматривать страницы.

«Совсем мальчишка, а уже видел смерть, знает, как пуля вылетает из дула, как рвется кожа на виске, как трещит кость, как падает безжизненное тело. А может, и нет души вовсе, – промелькнуло в голове, – нет, как не быть, не машина ведь».

Гейт и Генри подошли к квартире Сверчка и открепили запрещающую проход красную ленту. За серой обшарпанной дверью оказался узкий коридор, с пола до потолка заполненный книгами. Они стояли на полках шкафов, лежали на полу и на стульях. Скорее всего, все комнаты будут выглядеть так же. В квартире стоял тяжелый затхлый запах – свидетельство того, что окна давно не открывали. Вдруг из-за угла навстречу Гейту вышел старый лохматый кот.

– Вот дела! – Мужчина посчитал дни. С момента расстрела Сверчка прошло уже две недели. – Чем же ты кормился в одиночестве?

Гейт прошел на кухню и увидел лежащий во всех тарелках кошачий корм. Вероятно, Сверчок знал, что больше не вернется сюда.

– Командор хочет новых улик, доказательств. Нужно осмотреть все вокруг. Если найдешь что-нибудь интересное, сразу покажи мне.

– Конечно, Капитан. Я начну с коридора.

– Договорились. – Гейт открыл нараспашку окна, чтобы пустить в квартиру свежий воздух. Из окна открывался вид на застроенный домами горизонт и площадь, широким пустым пятном выделявшуюся среди ритмичных линий зданий. Рыжий кот вскочил на подоконник, доверчиво глядя на Гейта.

– Придется теперь тебе на улице жить, приятель. – Мужчина погладил трущегося о ладонь кота. – Спущу тебя в подвал, там мыши, кошки, скучать не придется.

В комнате, залитой бледно-желтым, отдающим в синеву, утренним солнцем, было убрано, лишь пыль скопилась в отсутствие хозяина. На широком столе лежали листки бумаги с карикатурами и стихами, написанными неровным почерком. На стене над столом висела пробковая доска с заметками, на одной из них было написано:

«Радиоволна принята, сегодня в пять».

Оглянувшись, нет ли Генри поблизости, Гейт сорвал листок и убрал в карман. «Черт возьми! Так и знал, что это была не случайность».

Мужчина просмотрел остальные заметки, но в основном там были односложные слова, понять смысл которых без объяснений автора было невозможно. Капитан аккуратно открепил все записки и вместе со стихами и карикатурами сложил в стопку.

В комнату вошел Генри и подал начальнику еще несколько листовок. Гейт, быстро пробежав их глазами, убрал все в папку.

– Книги брать с собой не будем. Оставайся здесь до конца дня, перепиши все названия, и пролистай каждую на всякий случай. Вдруг что-то спрятано между страниц. В шкафу тоже. – Гейт махнул рукой на широкий книжный шкаф у стены.

Осмотрев вещи, мужчина нашел паспорт – тонкую пластиковую карточку, треснутую и обломанную по краям. «Иван Дамиров, – надо же, не соврал». С фотографии на Гейта смотрел улыбающийся мужчина лет сорока, без седины и впалых глаз, которыми он запомнился во время допроса. Взгляд прямой, ни тени смущения или неловкости в нем. Иван словно говорил с фотографии: я твой друг, нам нечего скрывать.

Интересно, в те годы, когда была сделана фотография, он уже был Сверчком? Нет, конечно, не был. Сверчок расклеивал листовки последние десять лет, а со времени этого фото прошло не меньше тридцати. Интересно, что заставляет людей идти против власти? Неужели этому человеку не было страшно за свою жизнь? – Гейт положил паспорт в общую папку улик. – Впрочем, он жил один, ему не о ком было заботиться, некого было терять. Кроме кота.

«Не страшно умереть свободным, страшно несвободным жить», – гласила одна из листовок, словно отвечая на последний вопрос Гейта.

Капитан взял папку, подхватил кота и вышел из квартиры.

– Вот и ты теперь свободен, приятель, – мужчина выпустил кота в подвал и пошел в Департамент.

Закончив с описью книг, Генри пошел домой. Серой дымкой на город спускались сумерки – завтра будет дождь. Держа в руках книгу, найденную в квартире, подросток задумчиво смотрел по сторонам. Он не представлял раньше, что вокруг него могут быть люди, отвергающие законы Конфедерации. И вот сегодня он попал в квартиру, где жил такой человек – человек, желавший разрушить принятые правила. Генри улыбнулся – теперь он работает на Департамент, ничего, что он еще юн. Он сможет доказать капитану Гейту и правительству свою преданность.

На краю города, недалеко от шумящей дамбы, переливающей воду из одного отсека в другой, Генри вошел к себе домой – в старый, годами не знавший ремонта двухэтажный барак на четыре квартиры. В небольшом дворе всегда перекрикивались соседские собаки. Они не жили богато, скорее наоборот. Узкие комнатушки на втором этаже в сезон сильных дождей заливало водой. Серые потертые обои, простая обстановка комнат подчеркивали аскетичный образ жизни хозяев, но не как стиль, выбранный по их желанию, а навязанный тяжелыми жизненными обстоятельствами.

Из дальней комнаты выглянул мальчик лет шести, а затем появился еще один постарше. Они засмеялись и тут же исчезли в комнате.

– Что вы делаете?

– Играем, – ответил младший из братьев, пряча за спиной самодельный деревянный пистолет.

Генри очень захотелось присоединиться к ним, как раньше. Их игры всегда были веселыми и озорными. Но юноша положил книгу на самую высокую полку, куда не дотянутся братья, и вышел из комнаты, крикнув:

– Некогда мне с вами возиться, пойду к отцу. – Ему понравилось, как прозвучали эти слова. Казалось, он уже больше не был студентом колледжа, а стал взрослым мужчиной, таким же сильным и уверенным в себе, как Капитан Гейт.

Отец накрыл на стол и позвал сыновей на ужин. После смерти жены год назад, он старался заменить детям мать, но ничего не получалось. Резкого нрава, непривычный к ласке, он скорее пугал мальчишек, когда пытался уделить им внимание. Поэтому вскоре он и вовсе перестал это делать. Нежность делает ребят слабыми и безвольными, – считал он, награждая их ремнем за каждый проступок и стараясь держать все под контролем.

– Я нашел книгу, отец, – сказал Генри, словно боясь нарушить тишину за обеденным столом.

– Какую? – Мужчина посмотрел на него устало и равнодушно.

– Помнишь, я говорил вчера, что пойдем делать обыск в квартире Сверчка.

– Ну? – добавил отец, раздражаясь и желая вернуться к ужину.

– Вот. Я нашел книгу. В ней Сверчок оставил интересные записи, которые помогут в расследовании, и вскоре мы поймаем его сообщников. Мне кажется, мы с Капитаном поладим друг с другом. Знаешь, отец, он очень умный и такой высокий, как гора.

– Скажешь тоже, тебе в поэты надо было идти, а не в военные.

Мальчик покраснел и опустил глаза, а братья наклонились к столу, едва сдерживая смех и закрывая рты руками, чтобы нечаянно не выронить еду.

– Успокойтесь! – рявкнул отец, дав среднему сыну, сидевшему по правую руку от него, увесистый подзатыльник.

Генри улыбнулся, в этот раз досталось не ему.

Больше никто не проронил ни слова, каждый думал о своем, медленно пережевывая вареную с мясом крупу. Генри съедал ложку за ложкой и рисовал в воображении картины службы, – одна успешнее другой. Вот он стоит на площади, и высокое солнце заливает окружающие дома. Командор Хэнк вместе с Капитаном Гейтом протягивают ему руки и поздравляют с заслуженной наградой. А где-то в толпе, наблюдая за церемонией, стоят отец и братья.

– Конфедерация заботится о нас, – громко сказал отец, встав из-за стола и убирая за собой тарелку.

Мальчики подскочили и хором ответили:

– Конфедерация заботится о нас!