— Я должен осмотреть одежду, в которой Вильям был в церкви, — заметил инспектор, больше для самого себя, чем для своего друга. — Поиск преступника — это скучная рутинная работа. И хуже всего бывает, когда дело касается убийц. В девяти случаях из десяти на них нет никаких улик. И какая польза тогда от нашей превосходной системы ведения досье? Какая польза от нашей организации? А уж это проклятое дело вообще не кончится ничем, попомните мои слова.

Забравшись в двухместный «ровер», инспектор, еще больше помрачнел. Его настроение настолько отличалось от необычайной веселости мистера Боудича, что Кемпион не удержался от комментария.

— Мне понравился ваш приятель Боудич, — сказал он. — Он, похоже, счастливчик.

Мистер Оатс фыркнул.

— Боудич! — сказал он. — Хороший человек, и работать с ним легко. Но его улыбка действует мне на нервы. Общаясь с ним, я чувствую себя так, как будто мы занимаемся рекламой фруктовых добавок. Я объясняю ему, что мы участвуем в расследовании убийства, а не в музыкальном шоу, а он хохочет до упаду. Если у человека такой характер, тут уж ничего не поделаешь.

Он погрузился в размышления, и заговорил снова, только когда перед ними появился дом Фарадеев.

— Вот тут, — сказал он, указывая рукой на заросшее зеленью здание, — и кроется разгадка. Это сделал кто-то, живущий под этой крышей. Они все знают больше, чем говорят, и в особенности этот Вильям Фарадей. Мы приехали.

Тишина и мрачноватое спокойствие, парившие в «Сократес Клоуз», казалось, уже были готовы поглотить их, как только они выйдут из машины и поднимутся на крыльцо. Но в тот момент, когда инспектор позвонил в дверь и звонок резко отозвался в глубине дома, из утренней гостиной донесся громкий женский крик, сопровождаемый истерическим смехом.

Парадную дверь почти мгновенно открыл Маркус Фезерстоун, который был гораздо бледнее, чем обычно. Его рыжеватые волосы почти стояли дыбом. За ним в холле, неподалеку от входа в коридор, которым пользовалась прислуга, виднелась кучка взволнованных слуг. Из утренней гостиной продолжали раздаваться пугающие звуки.

Маркус бросился к ним.

— Пойдемте, — сказал он. — Я пытался до вас дозвониться.

Станислаус Оатс, казалось, впервые в жизни удивился. Он тяжело шагнул в холл, а следом за ним вошел Кемпион.

— Что случилось? — спросил он.

Маркус с тревожным видом оглянулся.

— Этот ужасный шум подняла Китти, — пробормотал он. — Ее пытается сейчас успокоить Джойс, но я боюсь, что дело плохо. Вам всем лучше вернуться в кухню, — добавил он, обращаясь к повару и слугам. — Вам совершенно нечего бояться — совершенно нечего. Инспектор, вы не возражаете, если мы пройдем в библиотеку? И вы с нами, конечно, Кемпион. В доме сейчас переполох.

Слуги направились в свой коридор, а заинтригованные Кемпион и инспектор последовали за Маркусом в большую заставленную книгами комнату, в которой бедному дяде Вильяму никогда не случалось видеть своего отца в хорошем расположении духа.

Это было большое, мрачноватое, но импозантное помещение, главными предметами обстановки в котором были огромный дубовый письменный стол, украшенный резьбой, и стоявший за ним стул с высокой спинкой, обитый желтой парчой. Голландские жалюзи были опущены, и когда они вошли, Маркус зажег свет.

Когда он повернулся к ним, он уже больше походил на самого себя и, казалось, ему было немного стыдно. Он неловко рассмеялся.

— Ну, а теперь я хочу показать вам то, что перепугало весь дом и вызвало истерику у бедной Китти. Я чувствую себя дураком, — сказал он, — но это лишь показывает, насколько у нас у всех напряжены нервы. Я опустил жалюзи, потому что слуги все время заходят посмотреть на это, а комната, видимо, не запирается.

Сделав это пояснение, он направился к длинному узкому окну, расположенному за желтым стулом, и отпустил пружину жалюзи, которые тут же взвились к потолку, открыв вид на площадку для игры в кегли. И тут они увидели то, что, подобно взорвавшейся бомбе, нарушило спокойствие дома.

В середине одной из больших оконных панелей была коряво нарисована красным цветом незамысловатая, совершенно непонятная и действительно вызывающая некоторый испуг картинка. Она состояла из двух расположенные друг над другом небольших кружков, проведенной сбоку от них вертикальной черты и окружности большего диаметра, очерченной вокруг трех этих элементов следующим образом:

Инспектор уставился на картинку.

— Когда она появилась? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Маркус, — Но, говорят, вчера ее не было, а обнаружила ее пятнадцать минут назад Китти, которая теперь вместо Джулии вытирает пыль в этой комнате. Жалюзи в этой комнате не опускали, пока вы не ушли отсюда вчера вечером, инспектор, и в эту комнату утром, насколько известно, никто не входил. Китти пришла сюда с метелкой для смахивания пыли только недавно, потому что раньше у нее не было времени. Она подняла жалюзи и увидела это. Неожиданное зрелище испугало ее — ее нервы и так уже, по-видимому, на пределе. Ее крики привлекли сюда всех домашних> и меня тоже. Я как раз вернулся с дознания вместе с Вильямом, чтобы пообедать — ну, и вот. Все очень напуганы. Это ведь, действительно, очень странное происшествие, и я боюсь, что все они и без того уже очень напуганы.

Инспектор осторожно обошел желтый стул и всмотрелся в стекло.

— Нарисовано снаружи мелом, — объявил он. — Дождь был косой, и поэтому картинку не размыло. Какой странный рисунок! Кто-то просто валяет дурака. Не осталось ли под окном следов? По-моему, там цветочная клумба.

Он открыл раму и выглянул из окна. Негромко хмыкнув, он повернулся, и его лицо выражало недоумение.

— Ну-ка, взгляните, что бы это могло означать? — спросил он.

Кемпион и Маркус с готовностью отозвались на его приглашение. Между дорожкой, которая служила границей плошадки для игры в кегли, и стеной дома была узкая цветочная клумба, посреди которой был виден глубокий и четкий, будто вылепленный из пластилина, след огромный босой ноги.

Этот след, в котором было что-то забавное, походил на карикатурно увеличенное изображение нормальной ступни с широко растопыренными пальцами, впечатлявшее своими размерами.

Кемпион и Маркус посмотрели друг на друга, и в их головах одновременно родилась одна и та же мысль. Ноги такого размера не спрячешь. Кемпион ухмыльнулся инспектору.

— Похоже, это кто-то из ваших ребят, — сказал он. — Довольно необычное поведение для агентов в штатском, скажу я вам.

Но инспектор Оатс не улыбнулся ему в ответ.

— Странно, что в таком большом доме нет телефона, — сказал инспектор, возвращаясь в «Сократес Клоуз» из соседнего дома, откуда им чудом удалось позвонить. — Конечно, этот след на клумбе и рисунок на стекле — чья-то дурная шутка. Во всяком случае, я надеюсь, что это именно так. Обычно с таких случаях просто присылают анонимные письма. Мне не нравится, что кто-то здесь начал валять дурака. Я дам указание сфотографировать и обмерить след, и пришлю человека, чтобы он тут всех проверил. Мы все сделаем, как полагается, Кемпион, но, вполне возможно, только потеряем драгоценное время.

— А что, если это не шутка? — медленно проговорил Кемпион, и его длинная тонкая фигура слегка наклонилась вперед. — Вдруг это отнюдь не проявление дурного тона? Вам не приходилось встречать раньше подобные знаки, Станислаус? Они вам ничего не напоминают?

Инспектор пристально посмотрел на него. Он достаточно давно был знаком с этим молодым человеком, чтобы знать, что подобные замечания, брошенные вскользь, вовсе не были случайными, как могло показаться на первый взгляд. Поэтому он задумался, прежде чем ответить Кемпиону.

— Не могу утверждать, что видел что-нибудь подобное раньше, — ответил он. — Похоже на знаки, оставляемые бродягами, но такого знака я еще не видел. Обычно бродяги имеют при себе два кусочка мела, красный и белый, — объяснил он Маркусу. — Такими знаками они сообщают друг другу о том, кто находится поблизости. Бродяги — это ведь своего рода масонский орден. Конечно, этот знак может означать и цифру восемнадцать, но смысл этой цифры тоже непонятен. А вам это что-нибудь напоминает, Кемпион? Вы же ходячая энциклопедия всяких удивительных вещей.