— На вашем кресле обычно сидел Эндрю, — вдруг сказал он. — Вероятно, похороны состоятся в понедельник? В это время года цветов будет немного. — Он напрягся, подыскивая подходящие слова, добавил: — Бедный Эндрю… — и кашлянул.

Кемпион хранил молчание. В голубоватом дымке сигары его лицо казалось еще более непроницаемым, чем обычно. В этот вечер в голове у дяди Вильяма царил полный разброд, его мысли неслись в фантастическом танце, перескакивая с одного предмета на другой, и, наконец, он снова заговорил:

— Все-таки у него был ужасный характер, и он был злобным человеком, — сказал он сердитым голосом. — В нашей семье, слава Богу, не было сумасшедших, а то можно было бы заподозрить его в легком помешательстве. — Помолчав, он добавил, прикрыв глаза: — Горький пьяница к тому же.

Утренняя гостиная выглядела неуютно. Она была слишком ярко освещена, и острые лучи света, падающие от медной люстры, которая напоминала водяную лилию, плывущую по белой глади потолка, вызывали ощущение стерильности и холода, не нарушаемое даже ярким огнем, пылавшим в камине.

До Кемпиона начал доходить смысл вчерашнего замечания Маркуса о том, что если бы он жил в этом доме, ему тоже могло бы прийти в голову кого-нибудь убить. Жившие в доме взрослые и даже пожилые люди были со всех сторон окружены запретами и ограничениями, мучительными даже для подростков, и Кемпион опасался столкнуться здесь с какими-нибудь неожиданными человеческими пороками, потому что в такой угнетающей обстановке в душах начинается брожение и гниение, что способствует проявлению самых подлых сторон человеческой натуры. Он не знал, с какой тайной ему придется встретиться в этом большом доме, но в том, что такая тайна существует, он был совершенно уверен.

Его отвлеченные размышления на эту тему были прерваны появлением верной Элис, которая внесла в комнату серебряный поднос со стаканами, графином и сифоном. Не говоря ни слова, она поставила поднос на стол, и Кемпион обратил внимание на то, что она, не поднимая глаз, торопливо вышла из комнаты так же бесшумно, как и вошла. Но тут он увидел лицо дяди Вильяма, и к нему вернулось чувство юмора.

Тот, видимо, поначалу решил, что все это ему померещилось. Изумление лишь усиливало его восторг, и он испытывал почти детское удовольствие от оказанной чести.

— Старая леди, слава Богу, все-таки вспомнила, что у нас в доме гость, — сказал ом, снова усаживаясь в свое кресло со стаканом в руке. — Черт возьми! Мужчине, испытавшему все, что мы испытали сегодня, нужно выпить. Я хотел бы сейчас пойти прогуляться. Вы не против, я надеюсь?

Он с надеждой посмотрел на Кемпиона, и у него явно полегчало на душе, когда тот сердечно выразил свое согласие. Дядя Вильям сделал большой глоток виски с содовой и уже собирался попрощаться, когда появилась Джойс.

— Привет, — удивилась она, — вы уходите?

Дядя Вильям кашлянул.

— Думаю, при моей комплекции мне просто необходимо пройтись после ужина, — сказал он. — Я не имел возможности размяться сегодня — все утро проболтал с этим проклятым полицейским.

Джойс, казалось, еще больше удивилась, но ничего не сказала, и когда Вильям вышел, она села на его место, и Кемпион увидел у нее в руках пачку сигарет. Он поспешно достал из кармана свою пачку.

— Это здесь разрешено? — спросил он, поднося спичку к ее сигарете. — А то я могу вылечить вас от курения за пять дней. Мое фирменное средство в сочетании с карри невозможно отличить от чеснока.

Джойс вежливо засмеялась.

— У меня есть индульгенция, — сказала она. — Мне разрешено специальным декретом время от времени выкуривать сигаретку. Власти закрывают на эго глаза. Вообще говоря, это очень мило с их стороны. Каждый вечер после ужина тетя Каролина объявляет, что я могу пойти к себе наверх писать письма. Я сначала не понимала, в чем дело, но потом она мне объяснила, что ей рассказывали, что современным молодым людям нравится иногда выкурить хорошую сигарету с приятным запахом. Это выглядит вполне респектабельно. Говорят, даже королева иногда покуривает. Но тетя Каролина решила, что я должна это делать у себя в комнате, чтобы не подавать дурной пример ее дочерям.

Она замолчала и бросила быстрый взгляд в сторону Кемпиона.

— Довольно сурово, правда? — сказала она.

— Очень необычно, во всяком случае, — деликатно ответил он. — Я полагаю, ваш дом — один из последних домов подобного рода, оставшихся в Англии?

Девушка вздрогнула.

— Надеюсь, — сказала она. — Ужин был просто ужасен, правда? И так бывает каждый вечер, только раньше, конечно, на этом ужине присутствовали и… другие.

— Мне понравился ужин, — любезно ответил Кемпион. — Но, к сожалению, меня подвел мой учебник этикета. Там сказано, что непринужденный разговор за столом легче всего поддерживать, передавая друг другу специи. И поэтому я был очень смущен, обнаружив, что у каждого имеются свой собственный набор специй. Если бы не это, я, несомненно, стал бы душою общества.

Джойс покраснела.

— Да, эти отдельные солонки и перечницы наводят на мысль об ужасной скупости, ведь так? — сказала она. — Это все из-за Эндрю. Какое-то время назад, сразу после моего приезда, однажды вечером разыгралась отвратительная сцена. Эндрю отказался передать перец Джулии, притворившись, что он ее не слышит. В конце концов, когда она начала настаивать, он надулся, как ребенок и сказал, что с учетом ее комплекции в ней уже и так достаточно перца, и больше не требуется. Джулия пожаловалась тете Каролине, и последовала ссора, совершенно как в детской. На следующий день перед каждым стоял его собственный набор специй, и с тех пор так и повелось. Это одна из тех глупых мелочей, которые являются постоянным источником раздражения в этом доме.

Этот слегка комичный рассказ смутил Кемпиона сильнее, чем тот ожидал, и он попытался скрыть это, выдохнув перед собой клуб дыма от сигареты. Девушка, небрежно зажав сигарету между пальцами, смотрела на огонь.

— Я полагаю, вы обратили внимание и на фотографию дяди Роберта?

— Кого? — спросил мистер Кемпион, напуганный возможностью появления на сцене еще одного родственника, замешанного в преступлении.

Слабая улыбка появилась на лице девушки.

— О, не бойтесь, — сказала она. — Он уже не представляет опасности, бедняжка. Это покойный муж тети Китти. А также брат моей матери, — добавила она слегка вызывающим тоном. — Эта фотография сделана в его молодости. Поэтому она может показаться смешной. Он был президентом одного из первых обществ любителей пива, или чего-то в этом роде. — Она замолчала и внимательно посмотрела на мистера Кемпиона. — Семья всегда считала, что замужество тети Китти было мезальянсом. На самом деле это не так; во всяком случае, таково мое мнение. Дядя Роберт был врачом с большой практикой. Ну вот, тетя Китти сохранила и увеличила эту фотографию. Она была предметом некоторой гордости дяди Роберта и висела в его кабинете. Когда он умер, тетя Китти привезла ее сюда. И все было бы хорошо, если бы ее не увидел дядя Эндрю. Знаете, он был человеком, который всегда совал нос в чужие дела. Однажды он увидел эту фотографию на ее туалетном столике и настоял, чтобы ее повесили в столовой. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что тетя Китти будет этим польщена. Впервые кто-то из семьи проявил какой-то интерес к дяде Роберту, а она очень любила его, бедняжку. — Девушка вздохнула. — Все остальные, конечно, догадались, что дядя Эндрю просто хотел лишний раз продемонстрировать вульгарность дяди Роберта. Дядя Эндрю часто говорил, когда тети Китти не было поблизости, что эта фотография нужна исключительно в целях «смирения».

— И никто ее не снял? — спросил Кемпион.

— Нет. Видите ли, дядя Эндрю сумел представить дело так, что тетя Китти гордилась тем, что фотография висит в столовой. Вы ведь сами видите, какая она дурочка. Она не понимает и половины из того, что происходит вокруг. Тетя Каролина никогда не обращала внимания на эту фотографию, но дядя Эндрю испытывал ехидную радость, видя, как она раздражает остальных. Я, конечно, знаю, что не следует плохо отзываться о мертвых, но этот пример вам поможет понять, каким он был человеком.