Мне еле удается всучить деньги за проезд любвеобильному таксисту-кавказцу, мамой поклявшемуся дождаться меня после работы, на причале приходится практически отбиваться от знакомого агента*, возвращающегося после отхода танкера и с какого-то перепугу лезущего ко мне обниматься. Новенький сюрвейер-стажер, полыхая румянцем, зачем-то делает мне кофе, бухнув туда три ложки сахара, и чуть не обливает им меня же, когда я просто с благодарностью улыбаюсь ему. И даже мой родной шеф-матерщинник, приехавший чуть позже обычного, зайдя в Док-два, ведет носом, передергивает плечами и провозглашает:
– У-у-у, от кого-то пахнет отвязным сексом. Похоже, скоро в порту найдут утопленника, попавшего в сети к русалке.
– Дурак усатый-волосатый, – беззлобно отмахиваюсь я. – Завидуй молча.
Стив лишь усмехается и ласково треплет меня по голове.
– Будь хорошей девочкой, Джин. Если не получится хорошей, постарайся быть аккуратной.
Городской офис и лаборатория практически уверены в том, что мы со Стивом любовники. При этом все наши парни точно так же уверены в обратном. А мы просто друзья. На самом деле друзья. Ну или брат с сестрой. Только ему разрешается ругать меня на чем свет стоит за то, что курьерская почта везет документы в Турцию через Германию. При чем здесь я? Да не при чем. И мы оба знаем это. Но Стиву надо выплеснуть эмоции, а я совершенно спокойно выслушиваю его вопли и ор и тут же иду делать ему его чертов милки-кофе. И только мне он звонит ночью из полицейского участка, попав в очередную переделку, как это уже случалось пару раз. И только ему я могу рассказать о своей беде с маминым здоровьем и на следующий день обнаружить в своей сумочке конверт, набитый деньгами.
– Потом вернешь. Когда накопишь.
Выпив свой кофе и выкурив несколько вонючих сигарет, Стив наконец задает вопрос, который я подсознательно ждала.
– Значит, все-таки Данил.
Я сижу спиной и не вижу его лица, но мне и не надо. Я затылком вижу его гримасу неодобрения.
– Дело твое. Я предупреждал. Сопли подтирать не буду.
– Будешь, куда ты денешься, – все так же не поворачиваясь отвечаю я. – Только я как-нибудь обойдусь и без них. Без соплей. Есть у вас в языке такое выражение – “розовые сопли”?
– Какие? – брезгливо морщится шеф. – Нет, фу, тошниловка какая-то.
– Вот и обойдусь без тошниловки. Не переживай, Стив. Я не влюбилась. И не собираюсь. Так что на моей работоспособности это не отразится никоим образом.
– Ну и ладно, – кивает он и добавляет: – Вот кстати… О работоспособности. Не хочешь сходить в отпуск?
– Неожиданный поворот. С хрена ли?
– Короче так. Пиши заявление на отпуск с последующим увольнением. Как я. Мы с тобой уходим из “ФастПойнта”. С генеральным все согласовано. Никаких проволочек и задержек не будет. Он и сам свалит в ближайшее время, как только передаст все полномочия. Через три недели начинают приходить контейнеры с первым грузом и документацией на новый проект по строительству трубопровода. А я завтра улетаю в Москву на встречи с клиентами и финансовыми партнерами. Пока есть время, отдохни хотя бы недельку перед стартапом. Потому что потом нам придется дневать и ночевать на работе. Ты же со мной?
Миленький мой! Да я с тобой куда угодно! Хоть на край света, хоть в пекло адово, хоть в стартап по новому проекту. Как же я тебя брошу?
Целый день я ношусь белкой в колесе, подчищая хвосты и недоделанные отчеты. Парни расстроены и немного растеряны, и я их понимаю. Сама бы не согласилась остаться без двух самых главных ключевых фигур в нашей компании – Стива и директора.
– Рыжик, как думаешь, Стив будет набирать людей в новую команду?
– Не знаю. Почему сам у него не спросишь?
– Да он опять с самого утра рычит на всех.
– Слушай, вот скажи мне, ты действительно его настолько боишься? – я вдруг чувствую обиду за шефа. – Он когда-нибудь рычал не по делу?
Коллега мотает головой.
– Вот и я о том же. А теперь просто на секунду представь: попросился ты к нему в новый проект, где надо быстро реагировать на все запросы, потому что любой стартап это дикий гемор. Ты что, ко мне будешь бегать, чтобы через меня ответить? Нахрен ему такой сотрудник нужен?
Нет, ну реально. Делают из моего любимого усатого-лохматого какого-то людоеда страшного, а он на самом деле просто лапочка. И матерится он абсолютно беззлобно. Или это просто я настолько привыкла к нему?
Домой я возвращаюсь уже поздним вечером, уставшая как скотина. А на коврике перед дверью лежит перевязанная алой лентой подарочная упаковка.
В прихожей я не разуваюсь, лишь бросаю на пол рюкзачок, рассматривая неожиданную находку.
– Леля, ты не должна брать ее в руки, – говорю я себе, охватив коробку обеими ладонями.
– Леля, лучше вообще не открывать, – вопит внутренний голос в тот момент, когда бант уже развязан.
– Леля, ты терпеть не можешь такое барахло, – бухтит вкус, напоминающий, что он предпочитает минимализм и отсутствие различных вычурных пылесборников, а пальцы бережно обводят изящную фигурку русалочки, обвивающей хвостом перламутровую раковину с замочком.
– Леля, это вульгарно и пОшло. Все вот эти вот подарки после первой ночи… – морщится гордость, пока я с восторгом рассматриваю тонкую цепочку с изящной подвеской в форме сердечка, в центре которого нежно мерцает розовая каплевидная жемчужина.
– Леля, это надо немедленно отдать дарителю. Пусть жену свою радует, – припечатывает совесть, а руки тем временем застегивают замочек на шее.
Я твердо уверена, что это подарок от Данила. Точно так же я уверена в том, что в эту самую секунду он где-то рядом. Где-то буквально в двух шагах от меня.
И я кидаюсь ко входной двери, выглядываю в глазок, а потом распахиваю ее.
– Привет. Ты не отвечала на смс.
– Прости. Сегодня жуткий день на работе. Ты почему не спишь так поздно?
– Не спится. Не хватает вроде как чего-то.
– Зайдешь?
– Нет.
– Почему?
– Потому что не смогу уйти.
– Ну так и не уходи, я не гоню.
– У меня самолет в пять утра.
– Далеко собрался?
– В Москву, в командировку. На пару дней.
– Позвонишь, как вернешься?
– А ты ответишь на звонок?
– Теперь обязательно отвечу. Я в отпуске с завтрашнего дня. На целую неделю. И вообще увольняюсь из “ФастПойнта”. Вместе со Стивом.
– Я в курсе.
– Даже и не знаю, нравится мне, что в нашем маленьком городке новости разлетаются так быстро, или нет.
– Ну, определенные новости в определенных кругах становятся известны практически сразу же. Ты уверена?
– В чем?
– В своем решении по поводу работы.
– Прости, с чего такой вопрос? – я невольно хмурюсь, поскольку действительно не совсем понимаю, почему Данил задает мне его.
– Ты поселишься в офисе.
– И что с того? У меня ни семьи, ни детей. К родителям я на выходных только езжу, кошку кормить не надо, собаку выгуливать не требуется, ибо их у меня нет. Почему бы и не пожить в просторном здании в центре города?
– А на меня у тебя время останется?
– А это смотря на что. И как часто… – я прикусываю нижнюю губу и невольно облизываю ее. Потому что… Да ну хватит уже на пороге пикироваться.
Его губы мягкие и твердые одновременно. Его дыхание чуть отдает коньяком и сумасшествием. Его руки держат мое лицо так нежно и бережно, что я не могу придумать ни одной причины отказаться от еще одной безумной ночи. И не хочу ее придумывать. Зачем? Есть только здесь и сейчас. Все разумные доводы были “до” вчерашней ночи и появятся “после”. После того, как я верну его хорошей девочке-жене. А здесь и сейчас я пью его поцелуй, впитываю его живительную силу, как измученный засухой цветок пьет первые капли летнего дождя. Его грозовые глаза вспыхивают яркими желтыми всполохами, словно молнии пробивают свинцовые тучи. Он сам шторм и ураган для моей души, а мое тело хочет снова утонуть в нем.
– На то, чтобы быть в тебе. Двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю.