– Но сегодня он был явно не в форме, – добавила Итка.

– Просто отвратителен, – подытожила Нина.

– Хорошо же вы друг друга дополняете!

Девушки засмеялись, и Нина спросила:

– А тебе как?

– Ну, бывшим неформалам сейчас непросто, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Двадцать лет жили под колпаком, а теперь, когда этот колпак убрали…

– Все-таки он мог бы поуважительнее относиться к публике, – заметила Итка, девушка, как видно, приличная и умная.

– Но его читатели любят его именно таким, – защищала Магора Алена.

Ага, значит, одежда у нее андеграундного пошиба.

– Наверное, ты права, – сказал я, думая о том, куда запропастился этот чертов Роман. Разве не он ездил к Магору на сейшен? У него в запасе наверняка есть куча историй о пьяном поэте, который обзывает всех вокруг гнидами и суками, а на следующее утро нежен, как бутон.

– Хотя от Крховского[16] я тащусь больше, – призналась Алена.

– Еще бы! Видели бы вы, как он посыпает на кухне сахаром муравьиные тропки, чтобы понять, куда они ведут. Это самый чуткий циник на свете.

– Как и все чуваки из андеграунда! – радостно воскликнула Алена. – Иногда они, конечно, нацепляют жуткие маски, но в основном это ужасно добрые люди. Такие добрые, как будто пришли сюда из другого мира.

Это был уже перебор, а главное, я заметил, что Нина перестала участвовать в разговоре. Она оглядывалась по сторонам и, казалось, витала где-то мыслями.

– Это твое любимое место? – спросила она наконец.

– Летом – да. Внутри здесь не очень, но во дворе приятно.

– Почти как в Италии.

– Вот-вот. Любишь Италию?

– Через месяц я еду в Бари присматривать за ребенком в одной чешско-итальянской семье. Нашла объявление в интернете. Я очень рада, что смогу испариться отсюда на пару недель.

– А не опасно отправляться на юг Италии по какому-то объявлению о работе? – забеспокоился я. – Еще испаришься с концами.

– Судя по голосу, женщина там солидная, мы с ней уже созванивались.

При слове “солидная” мне представилась пожилая торговка живым товаром в желто-абрикосовом брючном костюме, но мысль свою я оставил при себе и вместо этого спросил:

– А что там с семинаром? Получила кредиты на халяву?

– Ну, историческая грамматика обошлась мне намного дороже, – усмехнулась Нина. – Но на самом деле это все одна сплошная ошибка. Я подавала заявление на искусствоведение и историю кино, а университет прислал не ту дату вступительных экзаменов. Короче, богемистику мне предложили как компромисс. А вообще я всегда хотела работать хлопушкой, – рассмеялась она и изобразила, как бы ей пошла эта роль.

– Знакомство с Ниной, дубль первый, – подхватил я. – А что с искусствоведением?

– А ничего. Раньше я много рисовала, но потом бросила. Переходный возраст, все дела. Потом еще хотела стать скульптором…

Помолчав немного, она продолжила:

– Мне нравится работать с материалом, только не хватает терпения. Поначалу мне интересно, а вот детали – нет уж, с ними пусть другие возятся.

– Значит, тебе интересно только поначалу? – сказал я, подумав, что это первое, что Нина сообщила мне о себе.

– Да, и так во всем. Наверное, поэтому я люблю знакомиться. Поначалу интересно, а потом сразу скучно.

– Потому что в любых отношениях рано или поздно приходится разбираться с деталями?

– Наверное. Говорят же, что дьявол кроется в деталях.

– Говорят, только в другом смысле.

– Так ты у нас специалист по смыслам? – съязвила она и повернулась к Итке с Аленой. – Вам что-нибудь принести? Хочу взять еще вина.

Мы с Ниной отправились к барной стойке. Я вдруг понял, что в моей спутнице, наверное, сантиметров сто восемьдесят: на ногах у нее были плоские сандалии, и все равно ростом она была почти с меня. Пока мы шли через двор, за Ниной ползло несколько голодных взглядов, и до меня как будто бы донесся протяжный вой.

На обратном пути я наконец увидел Романа. Он стоял за запертой решеткой арки, ведущей в соседний двор, где находилась пивная “У Путника”[17], и держал в руке кружку с недопитым пивом. Заметив меня, он ухмыльнулся.

– Как дела, донжуан? Я об этой девушке ничего не знаю, но мне хватает и того, что я вижу.

– Ты тут не один такой. Но я-то, друг мой, стараюсь ее понять, так что у меня перед вами фора в сто световых лет. Ты к нам присоединишься?

– Не знаю, лень обходить. Эти две и так вроде нормально друг с дружкой общаются.

– А что им остается? Они всего лишь камеристки и вполне этим довольны. Но ты все равно будь начеку.

– С каждой кружкой мои дела все лучше, – заверил он меня.

– Ты о своей готовности или вообще?

– О своей готовности и вообще.

– Вижу, еще немного – и тебе сам черт не брат, – предостерег я.

– Тогда я взглядом распилю эту решетку и возьму на себя камеристок.

Вернувшись к девушкам, я глотнул вина и спросил:

– Значит, вы приехали в Брно на мой вечер? Поверить не могу.

– Это Нина предложила, – выдала подругу Алена.

Я вопросительно посмотрел на Нину.

– Если думаете, что я покраснею, то даже не надейтесь. Я научилась с этим справляться. Лучше скажи нам, что ты завтра будешь читать.

– Наверное, что-нибудь из “Этюда в четыре руки”. Кстати, ты в итоге взяла его у парня, которому я его отдал?

– Он только недавно мне его принес, как раз читаю.

– Как раз читаешь?

– Ну да, я же сказала.

– Слышу, что сказала…

Сказала, не догадываясь, что это значит; не догадываясь, что нет ничего лучше, чем встретить летом такую девушку, как она, и услышать, что она читает твою книгу; не догадываясь, сколько миллиардов нейронов включается в эту самую секунду и что происходит в остальном твоем теле.

– Не стану спрашивать о впечатлениях, раз ты еще не дочитала.

– Вот и не спрашивай. Все равно мы по идее должны были увидеться только завтра…

– Ага, значит, у вас были другие планы?

– Ну да. Мы идем не по сценарию.

– Что ж, придется импровизировать.

Но какая там импровизация! На всех вдруг нашло оцепенение, и мы просто глазели по сторонам. Неоновый логотип над нашими головами мигал разными цветами: зеленый, потом красный, розовый, синий, желтый, потом все вместе – и снова по кругу. Зеленый, красный, розовый, синий, желтый.

– Мы, наверное, пойдем, – подали голос Алена с Иткой, видимо, наконец решившие придерживаться сценария.

– По-моему, тебя о чем-то спрашивают, – сообщил я Нине.

– Я бы выпила еще бокал. А вы что, правда уходите?

– Я замерзла, а ничего теплого с собой не захватила, – послушно объяснила Итка.

– Ну, я тоже скоро приду, – пообещала Нина.

– А у тебя ключи есть? – спросила первая камеристка, а вторая забеспокоилась:

– Не заблудишься?

– Если что, я вам ее приведу, – заверил я, опасаясь, что они еще минут пять будут объяснять Нине дорогу, хотя и сами толком города не знают.

Мы остались одни – и на пробу улыбнулись друг другу. Неподалеку у кого-то со звоном выпал из рук стакан и раздался пьяный смешок.

– Может, заменим бокал пластиковым стаканчиком? – предложил я. – Прогуляемся по Шпильберку, а вино возьмем с собой. Как тебе идея?

Нина, не сказав ни слова, встала.

Мы снова прошли по площади Шилингера. На Гусовой мимо нас, словно табун лошадей, промчались шумные ночные автобусы. Перейдя дорогу, мы свернули на Пелликову, где между домами расстилалась полночная тишина.

– А я-то надеялась выпить в Брно хорошего вина[18]…

– Что ж ты сразу не сказала. Мы бы тогда не стали заказывать самое дешевое. А здесь я живу…

– Вот это совпадение.

Нина выглядела растерянной.

– Мне тоже уже холодно, я только за толстовкой заскочу, – улыбнулся я. – А тебе как, нормально?

– У меня еще футболка с собой.