-- Йорри, - задумчиво произнес Арни. - Выдумщик он был, мир его голове... Ну, да делать нечего.
-- И потом, я эту совесть несколько раз предупреждал, - добавил он. - Чтоб не вилась над моею головой!
И Ловкач решительно дернул и так уже застреленную совесть за шею. Раздался хруст, и Арни бросил добычу на землю, поближе к костру.
Во время ужина пришлось много морщиться. Воронятина оказалась не так чтоб очень вкусной. Вероятно, ушедший скальд был прав. Единственное, чего Ловкач смог добиться, заставив себя и потомка ярлов есть падальщика, это то, что стая воронов покинула отряд. Почему они это сделали, птицы докладывать не стали, как и неизвестно было, вернутся ли они или улетели навсегда.
Но Арни считал, что жертва оправдана, поскольку наконец-то удалось избавиться от неприятного демаскирующего элемента, который осложнял предстоящее дело, и так непростое.
Чтобы немного придти в себя после сурового ужина, Арни достал из своего бездонного мешка небольшой медный чайник, одолженный у мэра Белой Селедки. Чайник Ловкачу очень нравился, он не стал его выкидывать, несмотря на походные условия, сражения и погони. К чайнику он присовокупил мешочек с высушенными пахучими травами, подаренный Сигурни. Сигурни говорила, что они проясняют ум и освобождают его от наносного и второстепенного.
За время ужина успело стемнеть. В небе цвета дорогого константинопольского индиго мохнатые лапы туч ловили ускользающий янтарный шарик. В янтаре были хорошо различимы запечатанные и раздавленные мухи.
Ночь пока что была тиха, как пустая мошна. Но на душе было неспокойно. Рагнар знал: впереди испытания, и испытания немалые.
Арни вернулся от ручья, нашел подходящую палку, и подвесил чайник над углями.
-- Ну вот, сейчас чайку попьем, - сказал он Рагнару.
Неизвестно, был ли в волшебной смеси Сигурни лист чайного куста, но напиток получился и ароматным, и бодрящим, и на вкус ничего себе. Хлебнув глоток отвара, Рагнар действительно успокоился и воспрянул.
Холеричный Арни так вообще взорлил.
-- Отличнейшая вешь! - говорил он, отхлебывая из носика (от чашек Арни, скрепя сердце, отказался на второй день похода: все унести невозможно). - Встречу тетку Сигурни, обязательно выпрошу у нее рецепт.
-- Пора бы к делам, - сказал Рагнар суховато, принимая чайник из рук Ловкача. - Ночь не так уж длинна, время обманчиво: думаешь - причальный канат корабля, а вглядишься - веревка висельника. Так что давай решать.
-- Давай, - согласился Арни. Он только что закопал вороньи кости и теперь старательно утрамбовывал могилу сапогом.
-- Так как же нам провести умертвий через ворота? - спросил Рагнар.
Арни прикинул. А и правда, Сигурни не обманула! Арни почувствовал, как волшебная кастрюлька, помещающаяся у него между ушами, начала помаленьку булькать и пускать пузыри идей. Во-первых, как выяснилось, Ловкачу очень нравилась мысль о различных переодеваниях и перевоплощениях. И он снова к ней вернулся.
-- А что если нам переодеть их... - Арни выдержал многозначительную паузу, - в женщин?
Рагнар чуть не облил себя целебным отваром. Но вовремя спохватился: все-таки отвар был весьма горячий. Он вылупился на Ловкача.
Ловкач не торопился пускаться в разъяснения. Он любил эффекты. Уж если ты взял паузу, держи ее до тех пор, пока она держится.
Наконец сказал:
-- Знал я одного мавра. Звали его Хасан-Абдрахман ибн Ибрагим аль Таруши.
-- Ну и имя. Челюсть можно вывихнуть, как ты только запомнил, - сказал Рагнар.
-- Во. Напиток! - сказал Арни, поднимая палец. - Так вот. Этот Хасан-Абдрахман был купец из Кордовы, и каждый год приезжал в Бирку торговать. И он рассказывал, что у них, - у мавров то есть, - женщина никогда не имеет права показывать людям своего лица и рук. Она должна носить такой глухой черный балахон и маску.
-- Вот тебе раз, - сказал Рагнар, - как же они женятся, бродяги?
-- Плачут, но женятся. Потому-то все приезжие мавры так засматриваются на наших женщин, мерин их искусай.
Арни подумал и сказал:
-- Этот аль Таруши был человеком умным и весьма образованным. Только чувствительным больно, это его и сгубило.
-- Каким образом? - спросил Длинноухий.
-- На пиру у ярла привязался он к Атли Толстой Мачте, - дескать, тот фальшиво поет. Там, в общем, все пели фальшиво. И Атли как раз был меньше всех виноват. Потому что Атли упрекать в фальшивом пении бессмысленно - он и не поет вовсе, а ревет, как боров на свинье. То есть человек всей душой хочет петь, но не получается у него, - что ж тут поделаешь? Это еще не повод его оскорблять, тем более такого храброго воина, как Атли.
Арни взял у Рагнара чайник, смочил горло живительным настоем, и продолжил:
-- Тогда мавр говорит Атли: вы все, скандинавы, отвратительно поете, - как собаки воете, у-уу. Но тебя, отважный воин Атли, мне слушать особенно ненавистно. Потому, ради Аллаха, говорит, замолчи, - или я за себя перед господином ярлом не поручусь.
Арни взял драматическую паузу.
-- И что, замолчал Атли? - спросил Рагнар.
-- О да. Он сказал: я, говорит, конечно, замолчу, но заодно замолчишь и ты. Навсегда. Встал и хватил Хасан-Абдрахмана бычачьей костью по темени. Ну, ты же Атли видел. После этого нам уже ничего не оставалось, как запечатать мавра в бочку с медом - он был состоятельный человек, в отличие от нас с тобой, - Арни криво усмехнулся, - и отправить попутным кораблем к родственникам в Кордову. Чего мне, честно говоря, жаль, потому что полудурка Атли я знаю как облупленного, он только и умеет, что головы проламывать да баб портить. И если открывает рот, то его пение, пожалуй, не самое худшее, что оттуда вылетает. А этот аль Таруши был интересный рассказчик, его было приятно послушать...
