Неудобно, конечно, человек вроде как поговорить зашел. Отчего ж он умер? Может, у него случился инфаркт из-за того, что он надорвался в трудах? Или апоплексический удар, каковой часто случается у нервических личностей? Кид Иванович, поднаторевший в медицине за последние месяцы, склонялся именно к такой версии.
По любому, в жилище Кида Ивановича лежали и провоцировали дальнейшие неприятности два натуральных трупа с явными следами насильственной смерти. Что дальше? Прятать тела? Но если Верзилу можно сложить вдвое и запихнуть в чемодан, то Квадрат даже в трехдверный шкаф не влезет. Если б и заработала канализация, на то, чтоб спустить его туда по частям, понадобится два года труда с полным рабочим днем. Звать полицию? Но какие далекоидущие выводы она сделает, кинув холодный взгляд из узкой черепной коробки? Да, скорее всего, такие: хозяин квартиры спокойно впускает двух человек к себе в дом – значит, они знакомы. Потом следует ссора, в ходе которой хозяин жестоко убивает обоих приглашенных граждан; и на пистолете его отпечатки. Оба погибших гражданина, наверняка, имеют положительные отзывы с последнего места работы и никогда не имели проблем с законом – согласно характеристикам, которые пришлют с их родины, кстати, «молодой демократии». А, возможно, полиция окажется настроена против иностранца, представителя «страшной» России, упорно не желающей платить за свои грехи перед «свободным миром», и тогда длительный, если не пожизненный срок господину Пятницкому обеспечен. Или, может, здесь уже гильотину вернули? Отчикают башку, и тогда он окажется в приятной безголовой компании с не таким уж плохим королем Людовиком XVI и великим химиком Лавуазье. Но только представишь, что твою голову пинает вместо мяча какой-нибудь местный Зидан, и становится неприятно. Говорят даже, что отрубленная голова еще живет и переживает две минуты сорок четыре секунды.
Господину Пятницкому явно надлежало покинуть свою недвижимость вместе с трофейным пистолетом, как можно скорее. Несостоявшийся домовладелец надел тапки-ботинки и треники (никакие другие штаны его теперь не вмещали), сгреб лекарства с табуретки в карман, подхватил паспорт (фотография на нем еще показывала вполне симпатичное лицо работника рыбфлота, а не афишу жиртреста). Прощай, недвижимость; как пришла нежданно, так и ушла негаданно. Прощай, «чувство хозяина» – собственность становится по-настоящему священной, только когда попадает в руки самого хитрого, жадного и наглого. Прощай, кот-котейка, век тебя не забуду, товарищ дней моих суровых, надеюсь, за сегодняшнее испытание пошлют тебе небеса, откуда ты, собственно, родом, нового добродушного владельца. Нẚ тебе фарш из холодильника и пожелай мне доброго пути, пушистик.
Внезапно из почти лежачего трусливого больного, похожего внешне и внутренне на заквашенное тесто, Кид Иванович превратился в беглеца, которого может спасти лишь стремительность и дерзость.
Однако с улицы послышался скрежет тормозов, которые, видимо, остановили мощное тело подъехавшей автомашины. Пятницкий сразу понял, кто пожаловал. Покойники, лежащие на полу, не вышли в условленное время на связь, поэтому их «бригадир» прислал подкрепление.
Кид Иванович сделал шаг вперед. Шаг неожиданно получился такой сильный и широкий, что шагнувший едва не стукнулся лбом об шкаф. В самом деле, у него теперь была другая сила, а тело словно стало легче и собраннее. И хвори-болячки меньше чувствовались. Получается, он расковался? В голове зарычала песня: «Вы лучше лес рубите на гробы, в прорыв идут штрафные батальоны». Кид Иванович сделал несколько пробных прыжков и чуть не впилился темечком в потолок – будто перележал как Илья Муромец. А заодно успел заметить, как от внедорожника к парадной направилось трое: щекастые быковатые хлопцы; как раз и громыхнул звонок. Тогда Пятницкий сделал то, о чем час назад не мог и помечтать.
Придвинул шкаф – тяжелый старинный – к входной двери, а сам в два прыжка достиг кухни. Шаг на дубовый стол, следующий шаг на громоздкую газовую плиту. Рукой выдавил фонарь на фронтоне – какая легкость – и в один прыжок оказался на крыше крыльца. Еще один шаг, и он на краю. Сейчас слышно, как те трое мощно ломятся в дверь парадной. Их Jeep Cherokee метрах в двух от стены дома; в кабине, похоже, остался только один. Дверца машины приоткрыта, виден стриженый затылок, напоминающий столь любимый либеральными кругами хамон, только с татуировочкой в виде бандеровского тризуба. Прыжок – и Пятницкий с грохотом приземлился на крыше джипа, та прогнулась, но выдержала. Зато не выдержал выглядывающий кабан, которому Кид Иванович наступил на хамон. Хорошо так, весомо. Оппонент в обмороке выпал на асфальт; уже не зверь, а туша.
Через секунду Кид Иванович сидел в кабине «Чероки». Подождал, пока те трое выскочат на улицу и сделал один выстрел в «десятку» из трофейного «Глока», аккуратно уложив переднего бандита. Потом нажал на газ. Но две пули высадили боковое стекло и свистнули мимо ушей. Тогда Кид Иванович опустил ногу на тормоз, направил свою вооруженную руку в разбитое окно и пару раз надавил на спусковой крючок с боевым кличем на местном языке: «Монжуа!»
«Минус два», – оценил он ущерб во вражеских рядах и убрал ногу с тормоза.
За Кидом Ивановичем было чисто только минут десять, затем появился «хвост». Преследующая машина резко рванула вперед, пытаясь подрезать путь.
Кид Иванович сбросил скорость и ткнул догоняющий автомобиль прямо в правую переднюю дверцу так, что тот вылетел с трассы и уткнулся в дерево. Через десять секунд Кид Иванович оказался рядом, оглушив ударом в ухо одного преследователя и прижимая ствол пушки к затылку второго. Заодно придавил бандиту руку, тянущуюся к пистолету, и рявкнул ему в слуховое отверстие:
– Где баба? Куда вы дели Беатрис, то есть госпожу Е… бле… Леблан, итти ее налево? Попробуй только сказать, что вы изнасиловали ее всей бандой – тебе яйца оторву и твоему напарнику за щеки вставлю.
Бандит испуганно затарахтел что-то на местном франко-арабском наречии. Пятницкий только улавливал «хара» – дерьмо, «шармута» – проститутка, и что она им тоже нужна. Потом бандит стал показывать что-то на экране смартфона. Похоже, координаты Беа, реальные или предполагаемые.
– Ладно, давай сюда свой гаджет. А сам отдохни, лягушатник по вызову. Без тебя, сопливого, решу, кто проститутка, а кто нет.
Пришлось придумывать, как упаковывать пленного с помощью подручных средств, его ремня, носков и шнурков. На второго пленного подручных средств не хватило, отчего Кид Иванович ограничился добавочным ударом тому в ухо…
Пока ехал, просматривал фотки на трофейном гаджете. На одной из них нашлась Беа, в тесном помещении – можно сказать, что смахивающем на каюту, – отчего ее длинные ноги казались еще длиннее. А поскольку теперь у Кида Ивановича была мобильная связь – он вышел на свой аккаунт в Блаблере. И там нашел несколько десятков сообщений от мадемуазель Леблан. Получалось, она несколько месяцев усердно отправляла ему послания, обильно оснащенные смайликами и другими эмотиконками, а он даже не догадывался об этом, потому что был отрезан от сети отчаянным безденежьем. А также отделен от всего мира ощущением собственной ненужности, потому-то столь обострился аппетит – психосоматика всегда услужливо превращает дурные мысли в дурное тело… Беатрис писала о том, что ей плевать, как Пятницкий сейчас выглядит, что он никакой вовсе не «бегемот» и даже ни капельки не «морская свинка», что она так виновата перед ним и тэ дэ.
Блин, выходит, недооценивал он ее, зря считал примитивной, напрасно видел в ней шикарную проститутку. Шикарная, однако не такая уж и проститутка. Не продажнее других. И если остальные приличные дамы занимаются коммерческим сексом, то чем Беатрис хуже?
Когда Кид Иванович добрался до берега морского, то получилось, что мадемуазель Леблан где-то там, в кабельтове от берега. На дне или же на судне. В тумане кое-как просматривалось некое плавсредство, стоящее на якоре. Зима, водичка еще та, освежает донельзя. Но надо плыть. И теперь он знал, что точно поплывет. Он не забыл девиз: «Где мы, там победа».
