- Сами-то молитесь за то, что вас Господь мужчинами родил! Евреи! запальчиво крикнул ему дьячок.
- Кстати, интересный момент, - не обращая на него внимания, продолжал раввин, - евреи-мужчины вынуждены каждый день произносить молитву, в которой благодарят Бога за то, что он не создал их женщиной. Но, это не мужской шовинизм! Отнюдь! Наоборот! Поскольку женщина совершеннее мужчины, то на неё возлагается больше обязанностей, ей приходится куда тяжелее в нашей в целом нелегкой жизни.
- Из сочувствия, значит, молитесь, - ввернул дьячок.
- Можно сказать и так, - не теряя достоинства, произнес раввин.
- Послушайте, уважаемый! Поскольку отношение евреев к деньгам широко известно, я понимаю, почему вы игнорируете первый Армагеддон, после которого деньги окончательно, по низким промыслам диаволов, стали управлять миром. Но я послан всеми христианскими конфессиями, чтобы поддержать Бойца и Факельщика, которые уже принимали участие в том Армагеддоне!
- А я должен поддержать Нюхача, который принимал участие в нашем первом Армагеддоне! - торжественно возразил ему раввин, показывая руками на Седого.
- Харе Рама! Так он еврей? - восторженно переспросил раввина кришнаит.
- Какая разница, сейчас он еще и у Бога национальность определит! сумрачно сказал дьячок, в растерянности глядя на Седого.
- Сами уже определили! Сами! Никто вас за язык не тянул! - торжествуя, произнес рыжий.
- Сволочи вы, ей Богу! - сплюнул в сторону дьячок.
- Вы давайте скорее! Время истекает! Скоро остановка, до заката солнца мы должны покинуть вагон! Вот выйдем отсюда живыми, так и деритесь там, сколько влезет! - оборвал их кришнаит.
В это время раввин начал произносить полуденную молитву Минха, делая особый упор на словах: "Шма Йисраэль: адонай - элохим, адонай - эхад!", пристально глядя на Седого. А дьячок, истово крестясь, принялся молиться пресвятой Богородице-заступнице, всовывая в руки Марины какой-то образок.
- Ну, на счет второго Армагеддона у наших отцов-заступников разногласий не случится. Только вот евреи считают, что он проигран... Может быть и так, раз дело дошло до такой войны... - задумчиво сказал кришнаит. - У нас секта солнцепоклонников есть в соседнем райцентре, так они утверждают, что в ту войну уже имелись шесть признаков личного присутствия Демона Зла на земле: лишение свободной воли, крещение кровью и еще там чего-то...
Концлагеря эти всякие...
- Я считаю, что если человек не хотел бы участвовать в такое откровенном зле, то он бы не участвовал! В таком случае, Бог бы простил ему даже самоубийство! - непривычно тихо и скорбно сказал раввин, окончив молитву.
- Точно! Первый признак личностного присутствия зла - когда самоубийство не считается грехом! Вот! - сказал кришнаит, радуясь тому, что хотя бы что-то вспомнил.
- У каждого времени свой Армагеддон, у каждого народа - свой! - вдруг смиренно сказал дьячок, неожиданно обняв опечаленного раввина с размягченным молитвой сердцем. - А второй Армагеддон пускай всем народам послужит уроком! Россия залила вселенский пожар реками крови, проиграв к тому времени свой собственный Армагеддон... Из-под гнета диаволов, сквозь муки, привнесла спокойствие в сердца праведных... Да будет всем воинам и невинным земля пухом и царствие небесное!
Раввин только согласно покачал головой, благодарно похлопав дьячка по видавшей виды рясе. Он обвел взглядом троих привратников, привстав с места, чтобы взглянуть на Ямщикова. На его лице отразились внутренняя борьба и сомнение, но, мотнув рыжей головой, он стал доставать из портфеля какие-то свитки.
Неожиданно в купе всунулась голова Петровича. На его плечах, уже ни от кого не таясь, сидел разжиревший Кирюша. Дьячок перекрестился, а раввин пристально посмотрел на Кирюшу.
- Чай будете? - независимо спросил общество Петрович.
- Гляди! Вообще третий! Со змеюкой! И еще не битый! - радостно сказал ему кришнаит.
- Ты у меня вылетишь сейчас вместе с бидонами! - оборвал его Петрович. - Гриша! Я на вас чай принесу, а эти маразматики пускай сами из титана в ладоши лакают!
Но чай он все-таки принес на всех. Раввин, прочитав все свитки на непонятном языке по порядку, стал доставать какую-то стряпню из портфеля.
Почему-то Седого и особенно Ямщикова, который так толком и не пожрал в ресторане, он полностью игнорировал, настойчиво угощая печеньем одну Марину.
- Ну, давайте прощаться, - сказал он Марине. - Что, к примеру, вы можете сказать нашим гостеприимным хозяевам? - спросил он дьячка.
- Я скажу, что капля милосердия точит камень. И то, что они считают гибелью, обернется спасением! - назидательно сказал дьячок Марине.
- Ой, совсем вы не в ту степь понеслись! Харе Рама! Про каплю-слезу им знать ни к чему! - весело перебил дьячка кришнаит, жуя позаимствованный у раввина кренделек. - Да то, что им уготовано, и то, сквозь что они проходит, вашими верованиями, по сути языческими, вообще не предусмотрено!
- Ближе к сути, пожалуйста! - строго сказал раввин.
- Тогда продолжу высказывания христианина. Сквозь тьму и обман пройдете вы этот кармический круг. Узел будет разрублен новой реанкарнацией.
Хорошее число - три! Я думаю, что оно достаточное! А если будет недостаточным, то еще можно столько нареанкарнировать, что никому мало не покажется!
- Спасибо и на этом. Вы, извините, до Харе Рама кем работали? - вежливо поинтересовался раввин.
- Зоотехником, - растерянно сказал кришнаит. - Я и сейчас двух коров держу, но они сейчас ни молока, ни сметаны не дают, я их к мерзкому не принуждаю. Вера не позволяет.
- Понятно, - сочувственно произнес раввин.
- Понятно, что последнее слово решил за собою оставить! - захихикал дьячок, ласково потрепав рыжего по плечу.
- Нет, только совет. Важный. Надо принять разлуку, и наш зоотехник вам пообещал, что она не вечная. И надо помнить, что факельщик всегда прав, а нюхач все за версту чует. Как-то вы справитесь? - сказал им раввин, глядя Марине в глаза.
Все трое минуту посидели молча, а потом стали собираться к выходу.
Первым, гремя бидонами, отправился восвояси расхристанный кришнаит в полушубке с оборванными пуговицами. За ним, крестясь и низко кланяясь, вышел дьячок. Последним, тяжело вздохнув, надел шляпу и вышел из купе раввин.
