Олеся в спор не ввязывалась. Она обрабатывала рану. Рана была сквозная и почти не кровоточила.

– Это плохо, очень плохо, кровь идет вовнутрь, – негромко говорила сама с собой Олеся. – Я не знаю, что делать, это не живот зашить. Легкое зашивать не умею, и кровь убрать тоже не знаю как. Надо поступать в медицинский, чтобы не быть идиоткой, как сейчас, когда необходима помощь, а ты во всем профан.

В палатку вошла Юлька, принесла стерилизованные инструменты.

– Помоги мне ее забинтовать. – обратилась к ней Олеся. – Такая маленькая дырочка, а мы не знаем, чем помочь и во что все это выльется. Нужно уколоть сердечное и антибиотик, чтобы не началось заражение. Больше я ничего не знаю. Послушай, Юль, как там малыш, живой?

Юлька нагнулась над животом и прислонилась к нему ухом.

– Живой, но слишком активный.

Фатима закашлялась и открыла глаза.

– Спасите! – прохрипела она и на ее губах появилась кровь.

– Все будет хорошо, мы все сделали, лежи спокойно.

– Спасите ребенка! – снова проговорила она, сопровождая свои слова хрипом. – Там трава, чай, пить нужно.

– Тихо, тихо, не говори, мы все поняли, сейчас делаем чай, достанем заварку.

– Юля, она говорит за траву, а не за заварку. Ищи траву в рюкзаке.

Юлька вытряхнула все из рюкзака и поспешно стала перебирать вещи.

– Посмотри в детских вещах, – подсказала Олеся.

– Нашла, вот она, сейчас я быстро.

Она насыпала в кружку травы и, выскочив к костру, налила с чайника в кружку кипятка. Махмуд молча наблюдал за ней. Он, конечно, все слышал, что происходило в палатке, но молчал. Юльке было не до него, она студила заваренный чай, чтобы напоить Фатиму, которая лежала с закрытыми глазами.

– Олеся, я ее подниму чуть, чуть, а ты напои чаем. Возможно, это лечебная трава и ей станет лучше.

Видно было, что женщина пьет с трудом, но пересиливая боль, она выпила всю кружку. Некоторое время она лежала неподвижно, лишь тяжелое дыхание говорило о том, что она еще жива. Смертельная бледность разлилась по ее лицу, губы были бесцветные и сухие. Вдруг она открыла глаза и проговорила совершенно отчетливо:

– Началось, Олеся, береги моего сына, я отдаю тебе его. Там, в детском белье есть бумага, на всякий случай, – запрокинув голову, она судорожно втянула в себя воздух.

И тут же послышался ее жуткий стон, как вой раненой волчицы. Он прерывался на миг, в этот момент, она собирала все свои силы и старалась вытолкнуть из раненного тела своего ребенка, чтобы сохранить ему жизнь. И вновь вой вырывался из палатки, и, казалось, заполнял весь маленький остров.

– Что она так воет? – не выдержал Махмуд, заглядывая в палатку. – Терпенья нет слушать, волос на голове встает дыбом.

– Попробовал бы сам родить, не так бы выл, – огрызнулась Юлька. – Не слушай, отойди подальше, все равно мы никуда не денемся.

– И то верно, пойду, пройдусь к реке, может, там не так слышно, – и он побрел в сторону реки.

– Урод! Хоть бы ты захлебнулся зараза! – зло бросила ему в след Юлька.

– Не отвлекайся, приготавливай все для малыша, он уже скоро родится, роды протекают очень быстро. Эта трава вызывает преждевременные роды.

Фатима притихла и лежала с закрытыми глазами. Олеся заволновалась.

– Фатима, Фатима, очнись, ты не должна спать. Юля скорее чай готовь! – повернулась к Юльке Олеся.

– А, может, не надо, ведь ей еще рано рожать, всего семь месяцев, ребенок родится слабенький, не выживет.

– Семимесячные живут, ты лучше меня знаешь это. А так можем его потерять, воды уже отошли.

Юлька помчалась заваривать чай.

Приподняв голову раненной, девушки осторожно влили ей глоток чая. Фатима открыла глаза и сделала несколько глотков.

– Я умру, ребенок ваш. Не отдавайте его в детский дом! Обещайте мне, что он останется с вами.

– Обещаю! – твердо сказала Олеся. – Но ты должна бороться за свою жизнь и за жизнь своего ребенка. Ему нужна ты, постарайся выжить.

– Нет, я умираю, сейчас мой малыш родится.

И, захлебываясь кровью, собрав последние силы, с криком вытолкнула из себя малыша на руки Олесе и Юльки. Они вдвоем поймали крошечное живое горластое создание. Перевязали и отрезали пуповину, и тут же положили ребенка на грудь Фатимы.

– Смотри, Фатима, это твой сын. Он хочет, чтобы ты жила, дай ему свою грудь, он должен вернуть тебя к жизни.

Ребенок лежал на забинтованной груди матери, а Юлька обтерла сосок водкой и сунула в рот малышу. Но он тут же выпустил грудь матери.

– Ну, что ты, дурашка, не сосешь? – ласково уговаривала его Олеся. – Бери, пососи или ты еще не умеешь?

– Олеся! Олеся! – испуганно прошептала Юлька. – Олеся, Фатима умерла!

Олеся вздрогнула и посмотрела в лицо Фатимы. На губах женщины застыла счастливая улыбка, а неподвижные глаза смотрели куда-то. Олеся схватила малыша на руки и положила на приготовленные пеленки.

– Заверни его, – попросила она Юльку, а сама, приблизившись к Фатиме, закрыла ей глаза ладонью. – Я обещаю тебе любить твоего сына. Спи спокойно, он не попадет в руки Керима, даже если мне придется для этого убить его.

Юлька завернула ребенка и держала его на руках.

– Что нам делать? Сейчас вернется Махмуд и погонит нас, как баранов, на бойню.

– Мы никуда не пойдем, а если он захочет в нас стрелять, я убью его! – твердо заявила Олеся. – Он забрал у меня один нож, но у меня есть еще один.

– Возьми мой, – предложила Юлька. – Все равно я не смогу им воспользоваться, у меня руки заняты ребенком.

– Пока молчи, будем собирать вещи, все погрузим на верблюда. Мой конь не далеко отсюда, он его привязал.

– Да, я видела коня, знаю, где стоит. Тогда держи ребенка, а я пойду копать могилу для Фатимы, – и Юлька не выдержала, и горько заплакала.

– Ты не должна плакать! – всхлипывая, проговорила Олеся. – Ты должна крепиться, ведь теперь вся тяжесть ляжет на твои плечи. А я чувствую себя отвратительно, боюсь, и мне приспичит рожать в степи.

Юлька вышла с лопаткой в руках и со слезами наметила под кутом могилу для Фатимы.

– Что ты делаешь? – услышала она грубый голос Махмуда.

Юлька молча глянула на него и ничего не ответила. И он все понял, но не взял из ее рук лопату, а грубо выругался. Затем, помолчав, спросил:

– Кто-нибудь успел родиться?

Юлька опять ничего ему не ответила. Она решила с ним не разговаривать, это ведь его вина, что Фатима так рано ушла из жизни.

– Ты что, оглохла? – заорал Махмуд. – Я тебя спрашиваю, успела она родить?

Юлька молча копала мягкую землю, роняя в яму слезы.

– Будь ты проклят! Если есть Господь на небе, тебе не жить! – сквозь зубы проговорила она.

– Призывай Бога, если тебе от этого легче. А я надеюсь только на себя. Вот и сейчас ты копаешь могилу своей подруге, а не мне.

– А ты будешь болтаться по свету без могилы! – неожиданно для себя, ляпнула Юлька.

– Вот! – подтвердил Махмуд, не поняв Юльку. – Я буду без могилы, мне она не нужна.

– Да будет так! – кивнула головой Юлька. – А сейчас не мешай мне.

Махмуд отошел и присел на корточки, поглядывая то на Юльку, то на палатку, в которой была тишина. И было страшно от этой тишины. Юлька торопилась вырыть могилу, пот градом катился по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она смахивала его, размазывая по щекам.

Вот и готово последнее пристанище их подруги. Юлька нерешительно шагнула к палатке. Ей было страшно увидеть и услышать, что вслед за матерью умер младенец, так было тихо в палатке.

Фатима лежала одетая в другое платье, на голове ее был светлый платок, а ноги обуты в туфли. Все это Олеся нашла в ее вещах и переодела, приготовила подругу в последний путь. Завернули ее в простыни, и Юлька вышла, позвала Махмуда.

– Помоги нести Фатиму, я одна не смогу, а Олесе нельзя поднимать тяжелое.

Махмуд молча взялся одной рукой за связанную узлом простынь. Молча опустили тело в яму.

– Прощай! – прошептала Юлька.

– Прощай! Я помню свое обещание и клянусь тебе, выполню его! – негромко проговорила Олеся и кинула горсть земли в могилу.