– Ну дай же с рыбками поиграть, деда!

– Серёжик-джан, я тут уже полчаса стою.

Я предлагал ему пойти домой и забрать меня потом, мол, никуда я не денусь. Я просил, требовал, даже плакал. Нет! Взрослые – это упрямые, бесчувственные, глупые создания. Они всегда надоедают и достают.

Крытый рынок есть и сейчас, но это уже никакой не рынок, а супермаркет. Большой, с эскалаторами, кафе и магазинами под сводом. Просто городские власти и местные деньгозагребатели посчитали, что в центре города иметь восточный базар с бабульками, которые продают зелень и фрукты, с мясниками, которые разделывают туши прямо перед тобой, и с бассейном с рыбками – как-то несовременно, как-то не продвинуто, как-то не по-европейски, не по-американски. Надо же шагать в ногу с миром. И теперь здание Крытого рынка похоже на девушку, которая прооперировала свой армянский нос и сделала себе европейскую кнопку на широком смуглом лице. Глаза у нее стали еще больше – как у коровы, потому что вырисовываются на фоне нового маленького носа. Но это, наверное, красиво. Эротично еще прибавить губы с ботоксом, чтобы вообще рот от вагины не отличался – вот это современно. Кнопка с двумя дырками и вагина.

Так и рынок стоит, как не пришей к пизде рукав. А сельскохозяйственные праздники, ярмарки теперь проводят на улицах в палатках. Наверное, это тоже красиво. Ну не на рынке ведь продавать абрикосы! Надо как кочевники – в шатрах. Жаль, что верблюдов нет уже в Ереване для полной картины.

Дед Айк каждый раз обещал, что больше меня на базар не возьмет. Но каждый раз брал, и я снова возвращался с ревом. Мы садились в автобус. Обычно дед делал это с особой важностью. Он на весь транспорт объявлял, что у него постоянный билет и потому билета он брать не будет. Все это он говорил контролерше, но так, чтобы слышали все вокруг. Контролерами, как правило, были бабушки с коричневыми сумками из дерматина. Там была мелочь и рулоны билетов. Я был маленьким, детям билет не брали.

У деда было много льгот. Кроме бесплатного транспорта он ходил в магазин для ветеранов. Там продавались костюмы для того, чтобы человека одеть в последний путь. Помимо белых сорочек и черных костюмов были еще лакированные туфли, чтобы блестели в гробу на солнце. Думаю, любое похоронное бюро не отказалось бы иметь такой реквизит.

Этот магазин находился в центре города, и на вывеске так и было написано на русском и на армянском: «Магазин для ветеранов». И покупки в нем делались – если вообще делались – только по военному билету. Обычно магазин был пуст. На всех прилавках лежали одни и те же товары. Как-то мы с дедом в очередной раз вышли оттуда, он поднял голову к небу, прочистил горло и смачно плюнул в урну. Мы пошли вниз по проспекту.

Дед Айк, как все нормальные дедушки, любил и баловал своих внуков. Я часто садился ему на спину. Эта игра называлась «мацун, мацун». В семидесятых к нам во двор крестьяне приносили из деревни молочные продукты. И продавали так же и мацун. В основном это были старики, они тащили на спине грязный мешок с банками и кричали под окнами, оглашая весь список товаров. Нас иногда пугали этими бабульками и дедульками с мацуном. Мол, они нас украдут, если мы не будем слушаться родителей. И этих похитителей детей мы называли «Дедушка Мешок». Обычно говорили, что детей крадут, чтобы сварить из них мыло. Эти байки заменяли нам современные фильмы ужасов.

Дед Айк таскал нас с сестрой и двоюродным братом Рубиком на спине, и мы орали «мацун, мацун!» Игра не имела развязки и особого смысла. И кончалась, когда дед уставал.

Он не таскал на спине только свою самую старшую внучку. Дочь моей тети Джули, Наташу. Она была уже взрослая, училась в институте. Во всяком случае, я ее детства не застал. И вот настал момент, когда Наташа окончила медицинский институт и у нее появился кавалер. Левон.

Я был еще маленьким, но помню, как говорили, что кавалер этот похож на Джона Леннона. Он был очень галантный и из хорошей семьи архитекторов. Инженеры в советское время не были богаты, но и не приравнивались к бомжам, как сейчас. Образованность вообще ценилась, знание языков – особенно.

Наташа неоднократно приглашала Левона-кавалера к бабуле Лизе, и я его видел еще совсем молодым. Он носил джинсы «холидей» и круглые ленноновские очки. Кстати, джинсы в советское время были чем-то очень диковинным, буржуазно-мещанским проявлением западной субкультуры. Их не продавали в магазинах. Их можно было купить или у фарцовщиков, или в чековом магазине.

В общем, джинсовый кавалер в очках секс-символа Леннона пленил сердце моей кузины. И назначили помолвку.

Я помню этот день как сейчас. Все происходило в доме тети Джули. Наташу одевали в спальне в какую-то особую одежду. Меня за человека не считали и оставили в комнате, как вещь. Остальным членам семьи мужского пола было запрещено туда входить. Наташа все капризничала и волновалась. Ее успокаивали другие девушки, в том числе и моя сестра Гаяне. Наташу то одевали, то раздевали. Платье было голубое. И элегантное. Периодически в комнату влетала тетя Джуля и говорила, что времени уже нет и что сейчас придут сваты.

Вдруг раздался звонок в дверь, и все вышли в прихожую. Сперва вошел отец Левона-жениха дядя Гриша. Он был копией Левона, но старше и без очков Джона Леннона. Следом появился сам Левон-жених. Он держал в руках розы до пола и был неотразим.

Бабуля Лиза сразу начала приглашать всех в столовую.

Со стороны жениха были все, как положено. Не было только его матери: она к тому времени, кажется, умерла от какой-то болезни. И отец Левона-жениха был одиноким волком в преклонном возрасте. Но было видно, что в этой пороховой бочке еще не завелась плесень и порох был сух настолько, что мог воспламениться даже от света лампочки. Гости за стол пока не садились. Они расположились по всей комнате и начали знакомиться, говорить ни о чем и смеяться, неестественно прикрывая ладонью рот, напряженно, как в провинциальном театре. Бабуля Лиза бегала вокруг стола со скоростью света. Она с другими женщинами все накрывала его, перенакрывала, накладывала и поправляла, что-то считала, тыча в людей пальцем. Через какое-то время бабуля как старшая в доме объявила – как конферансье на концерте:

– Дорогие гости, сейчас подойдет мой муж Айк, и мы все сядем за стол! Потерпите еще немножко.

Все стали издавать одобрительные звуки, мол, да, надо подождать деда – старейшину рода и ветерана войны.

Мои мама и папа уже нашли себе занятие и говорили с гостями; Левон-жених не выходил из Наташиной спальни, они мирно сидели в кресле и болтали о чем-то, глупо улыбаясь друг другу. Я околачивался вокруг и так и хотел что-нибудь украсть со стола. Я умирал с голоду. Но до детей в такое время никому дела нет. Дедушки Айка все не было. Мама шипела бабуле на ухо:

– Ну где же он? Нельзя было сегодня дома остаться?

Тетя Джуля добавляла:

– Люди с голоду умирают, может, сядем?

Бабуля при этом смотрела в потолок, закатив глаза, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Наконец она решилась и, встав в третью позицию, снова объявила:

– Дорогие гости! Айк задерживается, милости просим к столу!

Слово оставалось за дядей Гришей. Глава семьи жениха важно встал и, подойдя к тете Джуле, сказал, стреляя глазами ей прямо в декольте:

– Джульета Гайковна, ну давайте еще подождем Айка Балабековича. Все же, как-никак, он старше всех, вдруг обидится.

Тут бабуля Лиза с улыбкой сказала, что Айк не обидчивый и все поймет.

– Нечего было шляться в такой ответственный день! – это она уже прошипела своим дочкам – так, чтобы больше никто не услышал.

Все дружно сели за стол. Загудели по паркету деревянные югославские стулья. Как будто их настраивали перед концертом, чтобы они хорошо и правильно скрипели под попами.

Наши расположились по одну сторону стола, а сваты – по другую.

Я сел рядом с мамой. Мы начали есть. Поднялся отец Левона-жениха, дядя Гриша, с бокалом вина. И начал: