Пока Нильсен занят её оголенной белой шеей, девушка без труда стянула чёрные брюки и расстегнула бюстгальтер, застежка которого так кстати разместилась спереди. Алекс тут же перешел на более интересный участок. Что ж, Агате придется какое-то время носить водолазку.

Дальше все буквально в руках Агаты. Нильсен слишком увлечен её грудью, так что она вольна делать всё остальное.

Ненавязчиво коснулась ремня, аккуратно вытащила конец из пряжки и полезла к застежке на брюках, но брюнет резко отпрянул, явно недовольный её доминирующим положением.

Самостоятельно опустил брюки к лодыжкам и, оставаясь в одних боксерах, если, конечно, не считать верха, снова вернулся к изучению тела непослушной девчонки губами. Запястья её в этот раз оказались плотно припечатаны к холодной стене, а с губ временами слетали восхищенные выдохи.

С каждым поцелуем и каждым движением языка Александр был всё ближе к бедрам и, достигнув пупка, резко остановился. Блаженное предвкушение девушки сменилось откровенным гневом, но, поняв, чего жаждет мужчина, Агата сдавленно шепнула:

— Прошу…

— И чего же? — издевается.

— Я тебя выгоню сейчас.

— Понял, — кивнул и снова поднялся выше, к её шее и, прижавшись к её уху, прошептал: — Приподними ножку.

Она послушалась. Намного более охотно, чем в прошлый раз. Ей с трудом давалось полное подчинение, но иногда даже Харрис признавала, что приказы вполне справедливые.

Повиновение было награждено. Алекс, смакуя возбуждение на лице девушки, максимально медленно снял боксеры и, проведя головкой вдоль каемки женских трусиков, аккуратно отодвинул край.

— Давай, — почти истерично прошипела она.

Снова рокировка. Теперь она командует, а он слушается. Моментально входит, почти до конца, сопровождая процесс довольным хрипом. Харрис закатила глаза от удовольствия, сжимая член внутри себя и временами постанывая.

В зависшей в воздухе ноге отдает неприятным покалыванием, правда, плевать. Сейчас всё, что ей важно — Александр. Весь, с ног до головы, целиком. То, как он порой меняет угол проникновения; то, как он перебирает её рыжие волосы между пальцев; то, как он хрипит и стонет прямо рядом у неё над ухом. Всё, что он делает, сводит с ума и всё быстрее подводит к долгожданному оргазму.

Его руки везде. Сейчас, в таком состоянии, Агата даже не могла примерно сказать, сколько же у него рук. Одна мягко сжимает её шею, усиливая ощущения в миллион раз. Другая нежно гладит её кожу везде, где только можно. Черт знает какая по счёту сжимает её волосы на затылке, заставляя чуть задрать голову и освободить Нильсену место для бесконечных поцелуев и укусов.

Господи, да!

Нога неизбежно упала на пол, бедра сжались против её воли, усиливая давление, отчего всё вокруг резко померкло. Она открыла глаза, обнаружив, что Алекс тоже уже успел обмякнуть.

Через пару минут, когда брюнет уже натянул боксёры и брюки на место и наладил дыхание, ему хватило сил произнести:

— Ты мне тоже нравишься, Харрис.

========== Часть 8 ==========

Закрытая на ключ комната сияла пустотой с тех самых пор, когда самых важных людей в жизни Агаты не стало. От большой двуспальной кровати остался только деревянный каркас, платяной шкаф стоял с открытыми дверцами и абсолютно пустыми полками, но где-то внутри всё ещё стояла маленькая потрёпанная коробка, где хранился какой-то секрет.

Рыжеволосая девочка, проникнувшая туда, пока не было прислуги, воровато осмотрелась по сторонам, желая всё-таки докопаться до тайны, которую скрывали, казалось, все жители особняка. Даже кузены Данте и Элиза. Обида бурлила, словно кипящее масло, разливаясь в крови, только подначивая к действию. Маленькими ладошками она достала тяжёлый контейнер, сняла с него картонную крышку и начала перебирать бумажки. Чёрные буковки заметались перед глазами, словно рябь, но она всё-таки смогла прочитать большую надпись «Лондонская психиатрическая больница». Читать было достаточно трудно, ведь буквы были очень маленькими и частыми, поэтому большую часть фраз она не смогла разобрать, но выделенная жирным шрифтом фраза «маниакально-депрессивный психоз маниакального типа» всколыхнула что-то внутри. Пускай девочка не понимала, насколько это плохо.

Услышав возню за дверью, она быстро сунула документ к себе в карман и, стоило только ей толкнуть коробку на своё законное место, как дверь раскрылась и на пороге показалась тётушка Аннет. Она посмотрела на племянницу со смесью удивления и грусти, но и не думала над тем, чтобы ругаться, лишь улыбнулась и подняла её на руки, чтобы унести из комнаты и отвлечь. Но, нащупав в кармане толстовки бумагу, нахмурила брови и вытащила её, принявшись рассматривать. Её лицо исказила какая-то боль и грусть, мелькнувшая в тёмных глазах, но тётя тут же её тряхнула головой, избавляясь от неприятных мыслей.

— Когда ты подрастёшь, милая, я обязательно тебе всё расскажу,

— пообещала она, но в этот момент из её рта, растянутого в улыбке, хлынула кровь.

Агата проснулась в холодном поту и хотела было уже вскочить, как делала это всегда, но сильная рука Александра, устроившаяся на её талии, удержала её. Тепло разлилось по телу, когда она поняла, что эту ночь они провели вместе, нежившись в тепле друг друга. Просыпаться уже было не так дискомфортно холодно, как прежде. Горячая кожа прижималась к её, а она заметила, что полностью обнажена.

Воспоминания о горячей ночи нахлынули приятными мурашками и заставили зажмуриться, словно довольная кошка, и поплотнее устроиться в его объятиях. Обернувшись к его лицу, она заметила выбившиеся прядки из его вечно идеальной причёски и тонкими пальчиками чуть поправила их, возвращая на своё место. Когда она случайно коснулась его носа, он поморщился, а затем открыл глаза и устремил на неё полный нежности взгляд голубых глаз.

— Доброе утро, каттен, — хитро улыбнулся он.

— Доброе, Александр, — прошептала она в ответ и её губы растянулись в нежной улыбке. — Что хочешь на завтрак?

— Я хочу тебя, — сказал он, притянув её вплотную к себе.

— Но мы ведь ночью… — усмехнулась она, устраиваясь головой на изгибе его плеча.

— Я не об этом, — прошептал Алекс. — Я хочу узнать тебя, маленькая мисс Харрис. Всё о твоей жизни, любимых фильмах, любимой закуске и сколько ложек сахара ты обычно кладёшь в кофе.

— Только если ты взамен расскажешь всё о себе, — выдохнула она ему в губы. — Как ты знаешь, своего детства я почти не помню, а всё юношество я провела в «Благородном Сиротском приюте». Не хотела говорить, но по рождению я — аристократка… У меня были мама и папа, тётя Аннет, дядюшка Чарльз, кузены Данте и Элиза. Но потом это всё исчезло. Из большой семьи не осталось ровным счётом никого, с кем бы я сейчас общалась. Поэтому я всегда одна. Привыкла.

— А что с твоими родителями? — взволнованно спросил Александр, поглаживая пальцем выпирающую ключицу девушки.

— Они… Погибли при неизвестных обстоятельствах… Я совсем их не помню, меня растила тётушка, но потом… Её тоже не стало. Где-то на задворках сознания крутятся эти воспоминания, но я не могу ничего вспомнить, совсем не могу, как бы ни старалась.

Мужчина сочувственно положил руку ей на шею и, притянув чуть ближе, мягко поцеловал в лоб. Девушка только вымученно улыбнулась.

— Наверное, тебе будет не так интересно слушать про мальчика, которого никогда ничем не обделяли, — усмехнулся он, чуть разрядив обстановку. — Я жил с мамой, а мой отец погиб, когда мне было семь лет. Я тогда поступил очень глупо, решил, что смогу помочь, но меня ранил один преступник, а его… Его убили выстрелом напоражение. На самом деле, это очень долгая и очень неприятная история о полицейском и его семье.

— Ты решил пойти по стопам отца? — спросила Агата.

— Верно. Но моя мать всегда была против этого, думала, что я закончу так же, как отец.

— Могу сказать только то, что ты пока что не ввязывался ни в какие авантюры.

— О, нет, каттен, я ввязался в самую опасную авантюру в своей жизни с тех самых пор, когда увидел тебя…