Что именно Емитсу мог сказать о дочери, которую не видел последние два года и о выкрутасах которой должен был узнать совсем недавно от репетитора, Тсуна даже подумать боялась. Но опасалась, что ничего хорошего.

– Что – всё? – с опаской спросила она.

Нана с готовностью принялась объяснять:

– В определённый момент все подростки начинают бунтовать против того, что им, как им кажется, навязывают родители. Они пытаются доказать свою независимость. А ты, Тсуна, всегда была намного эмоциональней Таясу, – женщина вздохнула. – Неудивительно, что это ты показываешь характер, а не он. Так что мы с папой поговорили и пришли к выводу, что тебе нужно дать возможность делать то, что тебе нравится. В разумных пределах, Тсуна, но я надеюсь, что мне не придётся краснеть перед соседями, забирая тебя из отделения полиции.

– Да, конечно, – ошарашено согласилась девочка. Так просто?!

– Запретное всегда кажется более желанным, поэтому я надеюсь, ты быстро разочаруешься в таком образе жизни. А пока – попробуй. Только постарайся больше не попадать в больницу, мама не переживёт, если ты опять окажешься на долгое время на больничной койке!

– И всё? – по-прежнему потрясённо спросила она, явственно слыша звон стекла – это разбивались её представления о реакции матери на недостойное поведение. – Ты больше ничего мне не скажешь? Не отругаешь? Не запрёшь в комнате? Не будешь заставлять ходить в кружок домоводства?

Нана улыбнулась.

– Нет. Единственное, я всё-таки надеюсь, что ты будешь прилично выглядеть. Хм. И ночевать дома. А своё свободное время ты можешь проводить, как пожелаешь.

– Сп-спасибо за понимание, – клацнула зубами девочка, чувствуя, что у неё вот-вот встанут дыбом волосы. – Я люблю тебя, мам. Доброй ночи?

– Спокойной ночи, дочка.

В комнату брата она влетела на первой космической.

– А! Тсуна! А если бы я переодевался? – возмутился Таясу.

– Дверь была не заперта, – мстительно ответила девочка, припоминая первый вечер знакомства с Дино. И нашла взглядом репетитора, тоже устраивавшегося спать. – Реборн, это ты что-то сделал с мамой?

– А с ней что-то не так? – с интересом спросил тот, посмотрев на девочку лукавым взглядом.

– Не так! Она только что сказала, что полностью одобряет моё увлечение, и я могу заниматься, чем хочу. И даже бросить клуб домоводства разрешила!

– Ого! – протянул Таясу, тоже с подозрением уставившись на репетитора.

– По-моему, нормальное поведение любящей матери – дать тебе свободу выбора. Маман – мудрая женщина.

– Нет, Реборн, не нормальное. Ты просто не представляешь, сколько лет я с ней спорила, чтобы она разрешила мне участвовать хотя бы в спортивных мероприятиях. А теперь она просто так разрешила мне драться!

– Хм… Значит, она поняла, что запрещать тебе что-либо бесполезно, и просто смирилась с этим. Я здесь совершенно ни при чём, так что могу только поздравить, – и Реборн демонстративно лёг спать, накрывшись одеялом.

– Ну, я, наверное, тоже… поздравляю, – неловко добавил Таясу под удивлённым взглядом сестры. – Завтра в школу, так что шла бы ты тоже спать.

– Ага… спасибо… – совсем уж потерянно согласилась Тсуна и побрела в свою комнату.

Реборн не соврал ей, это она поняла точно, будто кто-то на ухо шепнул, значит, дело было действительно в разговоре с отцом, внезапно принявшим сторону Тсунаёши. Впрочем, почему внезапно? Он просто понял, что дочка вляпалась по полной и бесполезно её вытаскивать – не поможет.

Но всё равно, разговор с мамой оставил странное ощущение. Пусть Нана и сказала, что всё в порядке, Тсуна чувствовала какую-то пустоту и неловкость. Мама просто не пожелала говорить об их ссоре, сделав вид, что ничего страшного не случилось, только бы не разрушать образ их идеальной семьи, где она – всепонимающая и всепрощающая, самая лучшая жена и мать. И, конечно же, она как всегда послушалась решения своего мужа. Раз глава семьи, появляющийся дома раз в несколько лет, сказал, что дочка это перерастёт и стоит дать ей возможность делать, что хочется, значит, Нана так и сделает. Только вряд ли мама всё-таки приняла это решение, скорее, согласилась для вида.

Тсуна тяжело вздохнула, накрываясь подушкой. Ей не нравилось врать, но и такого решения проблемы тоже не хотелось. Было очень обидно и больно, что мама не хочет её понять, а просто делает вид, потому что так надо. Хотелось бы, чтобы всё было по-другому, но Тсуна вдруг чётко поняла, что от неё здесь почти ничего не зависит и изменить эту ситуацию ей просто не хватит опыта. А мама в глубине души всё равно будет считать, что она права и лучше знает, как Тсуне жить.

Комментарий к Часть 37

На самом деле я очень хотела помирить их по-настоящему. И раза три садилась и тупо пялилась на экран, пытаясь как-то описать это, прежде, чем поняла, что неа. Не катит. А потом перечитывала мангу и увидела момент, как Нана соглашается не обращать внимание на странности с Тсуной, потому что тот передал ей записку от Емитсу (https://vk.com/club153109283?z=photo-153109283_456239255%2Fwall-153109283_178). И тогда получилось это…

========== Часть 38 ==========

Время стремительно утекало, а Тсуна так и не решила, что ответить Реборну, и ни разу не воспользовалась подаренной свободой делать, что хочется. Все её мысли занимали размышления о том, как будет правильно поступить: попытаться поверить отцу, который так много от них скрывал, или довериться репетитору. И так, и этак выходило не очень хорошо. Отец ещё неизвестно, что придумает, а Реборн… В общем, никакой определённости. А в то, что в покое её не оставят, Тсуна почти уверовала, чувствуя чей-то назойливый взгляд, преследовавший её с возвращения из больницы.

Она очень хотела поговорить с Ямамото-саном… вот только – в каком качестве? Не могла же она явиться к нему как Тсуна. А если идти как Ёши, то прежде ей придётся поговорить с Такеши. И значит, нужно решить, говорить ему (и Мочиде тоже, куда от него денешься?) правду или встретиться в качестве Ёши, а потом постепенно свести общение на нет? Друзей терять не хотелось, но, учитывая её нынешнее положение, не будет ли это лучшим выходом? Прийти же к отцу Такеши втайне от самого Такеши – для Тсуны уже было где-то за гранью добра и зла.

Возможно, так бы она и маялась, если бы на четвёртый день её не вызвали прямо с урока к Главе Дисциплинарного комитета. Таясу проводил сестру встревоженным взглядом, пока одноклассники шептались, что такого могла натворить тихоня-Тсуна. После бойни в Кокуё о Хибари ничего не было слышно, и в больнице, где лечились все остальные, он не лежал.

Присланный за ней член Дисциплинарного комитета девушку повёл не в кабинет, а почему-то на крышу. У Тсуны заскребли кошки на душе. Это явно было неспроста. Провожатый остановился у подножия лестницы и дал понять, что дальше Тсуна должна идти одна, а он здесь постоит. Прикусив губу, девочка собрала всю свою решимость и поднялась.

– Хибари-сан? – позвала она, толкнув дверь и никого не увидев.

«Опасность!» – взвыла интуиция, и Тсуна поспешно пригнулась. В сантиметрах от её головы пролетела тонфа. Дверь, от которой она отошла на пару шагов, с грохотом захлопнулась.

– Медленно, зверёк, – кровожадно оскалился Хибари Кёя.

Тсуна сглотнула.

– Я… я не понимаю… Хибари-сан, за что?

В глазах парня полыхнул нехороший огонёк. Без лишних слов он ударил снова. Тсуна отступила, делая вид, что запнулась от страха и увернулась только чудом.

– Советую тебе воспринимать меня всерьёз, зверёк. Иначе я действительно забью тебя до смерти.

Девочка сделала ещё несколько шагов назад, стараясь избежать ударов. Пока Хибари ей это позволял, она ведь знала его настоящую скорость, но сила удара намекала, что он действительно собирается всерьёз её избить. Девчонку! Да Кёя никогда с девушками не дрался, считая, что с такими слабыми травоядными и связываться-то бесперспективно.

Следующий удар сбил её с ног. Кёя неспешно подошёл к Тсуне, даже не пытавшейся встать.