Погостье – чёрные болота, вода, берёзы и ольха.
В самом названье мрачно что-то, здесь до сих пор идёт война.
Поднялась рота, пехотинцы, гранаты связками в руках,
Идут цепочкою балтийцы, в бушлатах, ленты в якорях.
Прошли и тихо, ровным строем,
Лежат, раскинувшись пластом,
А пулемёт немецкий роем кладёт шеренгу под кустом.
Пришло назавтра пополнение,
В траншеях говор вятский, речь,
Какое божие смирение, чтоб просто так на мины лечь.
Зима, в овчинных полушубках, на смену рвётся на прорыв
Полк из Сибири, прибаутки, навечно пал, снега укрыв.
День, ночь, зима, гнилое лето,
Дивизий сколько здесь прошло?
Пехоты скорбно, безответно под нож слоями полегло.
Как будто в жерло мясорубки кусками брошены в огонь,
Лишь цифры, винтики, обрубки
Слепой машины, только тронь.
Раздавлен, смят, разорван в клочья,
Без дат, без почестей, пустой,
В сырой могиле общей молча солдат убитый, молодой.
Убит-то он, но я ведь тоже убит мог быть, как он тогда,
Жизнь оборвать на смертном ложе судьбы могла легко рука.
Солдат на фото неизвестен, Алёша имя есть, и всё.
Погиб в Погостье, с ротой вместе,
Забыт и стёрт с земли совсем.
Быть может, там, лежа в траншее, стихи он тоже сочинял
Под гром немецкой батареи, себя от страха отвлекал.
Быть может, он мечтал о доме, смотрел на звёзды, мира ждал.
Глаза открыты, в буреломе, сражённый пулей, он упал.
Как будто чувствую родство я с солдатом, сгинувшим тогда,
Что думал там он, перед боем, и где теперь его душа?
Погостье, ночь, скрипят берёзы, с шоссе мелькают блики фар,
Смола на елях, словно слёзы, плывёт над топью белый пар.
Там бродят призраки и тени ушедших в вечность поколений,
И не закончилась война, хотя сгорело всё дотла.
