========== one ==========
Ревность отдаёт полынью на кончике языка.
— Сними кольцо, Том, — раздражённо просит Гарри, когда с глухим ударом за ними закрывается дверь, обрубив последний выход.
Поттер следит за тем, как Реддл молча исполняет приказ. Ранее, когда они ещё обучались вместе в Хогвартсе, за такой тон Гарри мог получить холодный и свирепый взгляд, тщательно полированный под доброжелательную и острую улыбку. Сейчас же на него направлен такой красноречиво безразличный взгляд, что Поттер сжимает кулаки с силой, лишь бы не подбежать и не врезать так, чтобы летели искры, так по-маггловски, чтобы у Тома от такого оскорбления вспыхнули глаза алым. Но Гарри не двигается и наблюдает, как другой мужчина скидывает с себя пиджак и аккуратно вешает на стул, будто находится на званном ужине, а не на измене. Гарри даже не знает, кем является жена Тома, да и знать, если честно, не хочет.
Реддл словно художник, для которого искусство — глубокое, чувственное, возвышенное, лишенное любых плебейских знаков, такое, что пробуждает в душах людей потаённые и богом забытые желания. Реддл — хищник, для которого любое другое существо — трамплин для достижения цели, не более. Тогда что же такой человек делает рядом с простым Гарри, у которого за плечами лишь звание аврора, старый дом на Гриммо и полуразрушенный сгоревший дом в Годриковой впадине, в который он боится лишний раз прийти, потому что воспоминания всё ещё живы и всё ещё преследуют его изо дня в день.
Когда на пятом курсе перед Хэллоуином ему сообщают, что его родители с Сириусом сгорели в том злосчастном доме, то его чуть не рвёт прямо за ужином.
— Родители — не самое важное, — в тот вечер скупо выдаёт Том, так внезапно появившийся на астрономической башне, и засовывает руки в карманы мантии, чтобы согреть вечно ледяные конечности. До этого момента они не так часто общались, чтобы у Гарри имелось представление что из себя представляет перфект школы, но одной единственной фразы хватает, чтобы взбесить Поттера, и он, повалив Реддла на пол, начинает неистово бить.
Тогда в первый раз их глаза сталкиваются друг с другом так близко и так пронзительно, словно они были старыми любовниками, что встретились после тошнотворной разлуки. Слишком правильно это было, когда Том по итогу подминает под себя Гарри и выставляет палочку перед его лицом, сдерживая себя и сжимая с силой челюсть так, что заостряются скулы, лишь бы не произнести смертельное проклятье. Слишком правильно пальцы Тома, высеченные из льдов Антарктики, сжимают шею Гарри в явной угрозе задушить.
Римус забирает Гарри под своё крыло, спасая его разбитое сердце, но самое страшное, что Люпин не осознаёт, что спасать нужно совсем от другого.
Интерес Тома — роза, которую оставляют на морозе: ухватишься и получишь раны то ли от обжигающего холода, то ли от острых, словно клинки, шипов. Но этого цветка хватает, чтобы Гарри перенаправил свою боль, злость и агрессию на одного единственного человека, который готов поглотить любое внимание, даже если оно завёрнуто в жгучую ненависть. И даже первогодка осведомлён, что ненависть — обратная сторона любви, чем Том и пользуется со всей алчностью, на которую способен.
Том словно Люцифер из маггловской Библии. Он — утренняя звезда, что окрашивает небосвод, освещая всё вокруг. Он величественный, бездушный и чертовски привлекательный, имеющий безмерную власть над всем живым, что сотворил бог, дьявол, творец или сотворила же сама магия. Он — пьянеющая зависимость, колдовство, что исходит от древних и тёмных проклятий, заставляющих чужие тела извиваться в агонии и молить о пощаде.
Первый их поцелуй становится ахиллесовой пятой — единственным незащищенным местом в сознании Гарри — который меняет ход истории так кардинально, что Поттеру остаётся только ухватиться за воротник Тома, чтобы не упасть. Реддл кутает его в свою мантию, пряча от проливного дождя, использует согревающие чары и горячие поцелуи. Он не останавливается на губах и переходит к шее, покусывая до зудящей кожи, просовывает ледяные пальцы под рубашку и очерчивает бока, позволив ветру заползти под одежду.
Такие люди, как Том, не дают пустых обещаний, в которых никогда не будет больно, он обещает вечные дожди и заморозки, что может быть в разы хуже, но Гарри соглашается, целуя в ответ.
В летние дни Том отвечает на письма, пропитывая их ароматом парфюма с нотками мускуса, который пьянит, а как только они прибывают в Хогвартс на шестой курс — Том зачитывает запрещённые заклинания наизусть и размышляет о тёмном магическом искусстве перед сном, словно читает сказки, чтобы Гарри заснул. Затем он мягко касается чужих волос и вздыхает аромат полуденного солнца.
Если Том — стужа, то Гарри — зной.
Союз их — тьма, существующая с ослепительным светом, холод, бушующий со строптивым жаром. Они дополняют друг друга, как солнце дополняет луну, не дав ей обрушиться на землю безжалостным градом. Гарри — солнечный лев, храбрый и благородный, верный своим принципам и друзьям. Он — завершенная композиция, вобравшая в себя всё лучшее. Том — яркость путеводной звезды, пленительный и остроумный, искусный в переходе границ нравственности. Он — черта между возрождением и погибелью, любовью и ненавистью.
Также Гарри решительный и считает, что лучше держать злую гадюку у себя в аквариуме, чем дать ей волю. Но Том с этим не может согласиться, поэтому после окончания Хогвартса пропадает на несколько лет, не заботясь о чужих чувствах.
— Всё ещё сердишься? — интересуется Том, расстёгивая длинными пальцами одну пуговицу за другой на своей накрахмаленной рубашке.
Эмоциональная зависимость у Гарри, как удушающая змея, сжимается вокруг шеи.
— Всё ещё стесняешься своих чувств и бежишь от них? — в тон Реддлу интересуется Поттер, но ближе не подходит, боясь, что первым делом ударит паршивца как тогда, на пятом курсе.
В алых глазах пляшет тягучая ярость, и всего на мгновение пальцы Тома дёргаются, нарушая мерный ритм, но Гарри и этого хватает.
— Пропал на семь лет, не предупредив. До меня только доходили слухи от твоих верных псов, что ты слоняешься по миру в поисках древней магии, будто тебе и так мало величия.
— Отчасти так всё и было, — просто подтверждает Том, так же аккуратно снимая рубашку и вешая на стул. — Но стоит заметить, что это сейчас не особо важно, Гарри.
От такой наглости Поттер на секунду теряет дар речи, не веря. Он знает, что Реддл самоуверен, но чтобы настолько. Тома даже не останавливает факт, что он бросил Гарри на долгие семь лет, а потом аппарировал, как ни в чём не бывало, в дом на Гриммо, прямо в комнату Поттера, с кольцом на безымянном пальце и бесстрастным видом.
— Боюсь, что я не смогу, — так же спокойно произносит Гарри, совсем не ощущая этого спокойствия. — Нам могут помешать.
Том удивлённо приподнимает бровь.
Приглушённый свет в комнате не играет на руку Гарри, когда он всё же скользит взглядом по совершенному телу Реддла, очерчивая каждый мускул и выступ, но больше всего ему хочется развернуть Тома спиной и обвести пальцами каждый позвонок. Он всё ещё помнит каково это чувство.
— И кто же нам помешает? — с ноткой угрозы в голосе интересуется Реддл, не двигаясь с места.
Между ними наэлектризовывается пространство, искрит, и вот-вот грянет чудовищной грозой. Воздух становится тяжёлым, вынуждая дышать глубже, словно лёгкие опасаются впускать в себя столь много распалённого.
Гарри кивает на кольцо, которое спокойно лежит на дубовом столе. Том в ответ только хмурится, задумавшись, отчего между бровями пролегает глубокая морщинка. В своё время Поттер проводил по ней подушечками пальцем, разглаживал и целовал.
Гарри, как и многие люди с чувством самосохранения (хотя Рон скажет, что его у него нет), считает Тома опасным, видя, как люди, приближённые к его персоне, пресмыкаются перед ним и борются за внимание, ища любую возможность пасть ниц к его ногам и преподнести подношение, лишь бы быть ближе и греться в его морозном величии. Реддл умелый манипулятор, знающий какие нити нужно потянуть, чтобы за ним следовали. Но в этой игре возможно напороться на обратный эффект, чем Гарри и пользуется. Реддл манипулятор, спору нет, но он всё ещё не сведущ в вопросах чувств так, как Поттер, у него всё ещё нет ни единого козыря в рукаве, когда они говорят об эмоциях.
