Амрод снова встал рывком, едва не касаясь головой потолка в этой комнатушке, и позвал Этьяро.

С ним рядом было тесно и неловко. Без него стало пусто. Элуред снова напомнил себе слова Нэрвен и лег спать.

С утра после обхода палат он собирался найти Нэрвен. Вместо этого утро двенадцатого дня с падения Сириомбара началось с шума за стеной. К палатам целителей пришли аданы.

Элуред, едва умывшись, вышел к ним с тростью, и нашел у крыльца небольшую толпу. Пришло много дравшихся за город, толпа белела свежими повязками. Пробежав взглядом по лицам, Элуред узнал беорингов и хадорингов из Кузнечного угла и понял, что без новоявленных родичей снова не обошлось.

Из толпы выступил старый мастер Фер, которого уважали в Кузнечном углу и нередко отправляли говорить от их имени.

— Княжич Элуред, семья Молот на обиду жалуется от твоего гостя Феанариона, и на то, что ты сестру их от людей прячешь! — заявил он. — Родичей к ней не пускаешь!

Мысленно пожелав семье Молот, чтобы им акулы откусили ползадницы каждому и дали другие поводы для беспокойства, Элуред сел на верхнюю ступеньку высокого крыльца, откуда его было неплохо видно.

 — Нога болит ещё. Я посижу и по порядку на все отвечу…

Дверь снова скрипнула, и на крыльце палат возник неизбежный как ненастье Феанарион. Во всей семейной красе: точеное лицо мрачное, брови нахмурены, густо-рыжая грива заплетена в косу, будто в бой собрался. И неважно, что он опирается на плечо верного, что он босой, бледный до зелени и вообще еле ползает по стенке, а не ходит. «Ну, куда ты лезешь опять, несвежий ты беспокойник?» — возмутился Элуред. «Шумели». «Это мое дело!» «Посмотрим».

 — Выкладывайте свою обиду, — велел юноша хмуро.

 — Твой гость вчера старшего Молота с женой выгнал, а его оруженосец их силой с крыльца спустил! — начал старик.

 — А за что выгнал, они сказали? — тут же спросил Элуред.

 — Они сестру навещали, помочь ей хотели, пока она отдыхает после родов. Это другая обида, что ты их подпускать к ней не хочешь. А ещё говорят они, Гвирит рыдает и плачет беспрестанно уже дюжину дней, и неладно это. Не обижают ли ее там, в целительских палатах? — добавил старик осторожно.

 — Так… — Элуред не выдержал, вскочил снова. — Я очень зол, и могу быть невежлив! Первое. Гвирит поручена моим заботам по слову ее мужа, моего брата! Второе. Гвирит оплакивает мужа! И не семье Молот ей указывать, сколько положено плакать. И вообще никому, даже эльфийскому королю! А мое дело — дать ей плакать от души, и не смейте говорить, что мой брат не заслужил ее любви и ее слез!

Он с трудом заставил себя разжать кулаки.

 — И да, я приказал не пускать семью Молот в палаты целителей. Они нарушили мой запрет! Они думают, что проявляют доброту и заботу о сестре. Они ошибаются. И даже сейчас приходят поучать ее, указывать ей, как себя вести и как показывать чувства. Пугают ее, что если та не будет их слушать, то навредит детям! Я не собирался говорить о таком при всех, но семья Молот сама вынесла наши дела на собрание, это теперь их забота. Я при всех запрещаю братьям Молот входить в любое место, где Гвирит живет, и донимать ее поучениями! Сама Гвирит вольна с ними говорить, если захочет. А не захочет, век пусть их не видит. К Гвирит приставлена няня моей сестры, она навредить детям никак не может.

Собравшиеся загомонили, переглядываясь, а младший из братьев Молот, красный до корней волос, нырнул в толпу и поспешил прочь.

 — Что ж, ясно, что это семейное дело, и обиды Гвирит здесь я не вижу, — рассудил старый мастер. Зыркнул на оставшегося Молота многообещающе. — Я бы зашёл сам ее навестить. А как дочерей Гвирит назвали, известно ли уже, княжич?

 — Да, мастер Фер. Зовут их теперь Аннаэль и Аннаэр, Дар звёзд и Дар моря. Они родились прямо на корабле, когда ясной ночью подходили к Балару. Да, навести ее. И передай мастеру Антэ, детей поможет вырастить сама госпожа Нэрвен.

…И это будет совсем не дело уважаемой и властной в своей семье бабки Антэ, закончил Элуред про себя. Увидел, что мастер Фер его отлично понял и ухмыльнулся.

— Но остаётся обида от твоего гостя и его оруженосца, — сказал старый мастер. — Мы не можем позволить эльфам, даже князьям, чинить обиду людям.

— Мой гость, — это звучало так странно про Феанариона, что слова казались ненастоящими, — не оскорблял семью Молот. Он просто велел им убираться. И они ушли.

— Они не ушли, — возразил мастер. — Оруженосец князя взял их за шиворот и вынес из палат.

«Вот как! Завидую…»

— Да, я это сделал. Князь мне именно это не приказывал, — Этьяро и не думал отсиживаться за спинами вождей. — Мой князь велел их выставить. Я выставил, как счёл нужным. Вынес. Потому что слов не понимали.

— Это всем нам оскорбление! — набыченно сказал старший брат Молот.

— За что ты велел их выставить, князь? — старый мастер не утерпел и обратился прямо к Амроду, благо вот он здесь, оскорбитель и смутьян.

Сердце Элуреда ёкнуло. Он в красках представил, что способен Феанарион сказать аданам и куда их послать за ответами, и как мало после этого его, младшего в семье, здесь будут уважать…

Все, что он мог сделать, это мысленно погрозить братцу по несчастью кулаком.

— За то, что шумели вечером в палатах целителей, — сказал Амрод с усмешкой, глядя сверху вниз. — Нарушили приказ Элуреда. Не желали уходить, когда их о том просила сестра. За то, что надоедливые болваны, можно и так сказать. Но уж никак не за то, что они аданы, а я нет.

Люди ухмылялись, переглядываясь. Элуред выдохнул.

— Мы знаем упрямство братьев Молот, — старый мастер нахмурился. — В том, что сказано, нет обиды никому, кроме самих мастеров Молот.

— Неправда!

Вот тут замерли все. Элуред захотел провалиться сквозь землю, не зная, как предотвратить беду.

— Ты меня во лжи обвинил, что ли? — Амрод даже не злился, Амрод попросту растерялся.

— Ты, князь, выгнал нас как щенят. Мы, люди, все для тебя болваны да щенята, — набыченно процедил кузнец. — А мы не шумели, мы с сестрой говорили…

— Во лжи. Меня. Парень, да ты совсем глуп, — Амрод покачал головой, усмехаясь, но щурился уже нехорошо.

Кузнец пьян или что, пытался понять Элуред. Гари надышался? И еще не прошло? Если Амрод его высмеет или снисходительно отнесётся — покажет, что люди ему и вправду щенята, наверняка так и есть ведь, а ещё — что его можно обвинить во лжи и ничего не будет. Ответит всерьез — и новая кровь ляжет между его семьёй и Феанариони, словно…

Словно что-то пытается ее пролить вновь. Именно сейчас, когда наследник Тингола говорит с одиноким Феанариони как с другом!

Или это горе и усталость ему рисуют такие страхи?

— Я свидетельствую, что слова князя Амрода правдивы, я был у себя и слышал его. Не было в них обиды людям, — сказал Элуред медленно. — Обвинишь ли во лжи меня?

Ухватил Амрода за локоть. «Остынь. Подожди!.. Здесь неладно!»

Тот медлил, сдвигая брови. Сделал шаг вперёд, опираясь на столб крыльца.

— Я правду говорю! — Кузнец багровел, наливаясь дурной кровью и злобой.

Снова скрипнула дверь — кто-то ещё выскользнул на крыльцо, привлеченный голосами. Гвирит! Совсем маленькая, в серой накидке няни. Глаза сухие и красные. Ох, нет, только ее тут не хватало…

— Вчерашней пеленки тебе было мало, братец? — воскликнула она. — Решил выпить и добавки попросить? Как же вы, мастер Фер, не разглядели, что он пьян? А ещё собрание созвал… Опять спьяну решил, что его все обижают!

«Но я не чувствую запаха выпивки… Гвирит, ты лжешь здесь в открытую? Нет, не слышу лжи…»

Амрод коротко засмеялся.

— Я уже думал, твой родич на поединок напрашивается!

— Стойте! — велел Элуред. Ему было страшновато, но предчувствия не давали покоя. — Отведите его в караульную у ворот порта и вызовите туда лекаря! Мне не нравится его лицо. Он не просто пьян. Он или выпил что-то опасное, или болен!

Бледный мастер Фер жестами подозвал несколько человек, и они ухватили кузнеца за локти.