— А этот ещё не понял, — хмыкнул Халин, доставая связки сушеных берёзовых веток. Ухмыльнулся. Фаньо понял, что трое нолдор смотрят на адана с очень одинаковым недоумением.

А вскоре — с совершенно одинаковым потрясением.

— По-моему, это похоже на пытку, — сказал ошеломлённый Этьяро, невольно потирая руки в старых ожогах при виде того, как один адан хлещет другого с размаху связками берёзовых прутьев по спине и заднице, а тот довольно ухает.

— Вы, главное, князю Маэдросу не предлагайте, он же сперва прибьет, потом поймет, что плохого не хотели и огорчится, — сказал Фаньо очень вредным голосом.

На это Дарен из-под тех самых прутьев, ухмыляясь, ответил только одним словом:

— Слабо?

— Что? — спросил Этьяро, выпрямляясь.

— Это он нам? — заинтересовался Моррамэ.

— Это он за кого нас принимает?

— Или за мальчишек, ведущихся на подначки, — отозвался Фаньо, — или...

— Или за трусов, — закончил Этьяро с улыбкой.

Тем временем, Дарен встал, красный и распаренный, опрокинул на себя ведро воды — до трёх нолдор долетели ледяные брызги. Блаженно плюхнулся на скамью.

Трое переглянулись.

— Так, я первый, — сказал Этьяро мрачно и отбросил за спину длинные мокрые волосы.

Сперва он терпел.

Потом стал браниться.

Потом вскочил, схватил другой веник и погнался за Халином вокруг бочки с водой в центре бани, ругаясь длинными гномскими словами. Халин вопил и хохотал, удирая, и громко ухал после особо удачных ударов. Какое-то время они просто хлестали друг друга наотмашь, но тут Фаньо догадался плеснуть воды на камни, повалил пар, плеснуло влажным жаром... Дарен окатил обоих из одного ведра, они радостно завопили.

— Хм, это очень необычное ощущение... — сказал Этьяро, переводя дух и падая ничком на верхнюю лавку. Спина и грудь у него были все красные, на заду отпечатался узор прутьев от особенно хлесткого удара.

Фаньо задумчиво его оглядел — и развернулся к бадейке с вениками.

— …Они что там, с ума посходили? — Хитуиаль, сидевшая в дозоре на дереве, оглянулась на крики с озера.

— Как всегда, наверное, — фыркнул ее напарник.

Из приземистого домика на самом берегу выскочил широкотелый, кряжистый голый адан и помчался по мосткам, за ним несся жилистый нолдо с развевающейся черной гривой, весь раскрасневшийся, хлеща адана по чему дотянется вязанкой прутьев. Один за другим бухнулись они в ледяную воду, вскарабкались обратно — и унеслись в домик снова.

— Нолдор, — сказала она, поднимая глаза к небу, словно хотела попросить у Элберет терпения их выносить и дальше. — Смотри — ветер с юга подул... К утру мороз ослабнет.

Завернулась в потертую шкуру и поежилась.

— ...Опять драугов холод... — проворчал Моррамэ.

— Не хочешь, не прыгай, — сказал Этьяро. — Не ведись.

— Хм. Знаешь... Если нолфинги шли через те проклятые льды, то что же, я всего-то в прорубь нырнуть откажусь? Да после такого тепла?!

Он сорвался с места и выскочил за дверь.

*

Гонец был убежден, что сейчас его пнут под зад ногой и заберут послание к Жестокому Господину, чтобы доставить пред его сияющие глаза. А ему — ждать ответа и, если повезёт, выпить горячего пива на конюшне.

Вместо этого его повели одними коридорами, другими и третьими. Вниз и вниз, ниже и ниже. Поначалу в боковых дверях мелькнули несколько великолепных и безумно странных покоев — гонец, скосив глаза изо всех сил, видел странные ступени прямо на блестящих каменных стенах и развешенные в неведомом порядке щиты и мечи белолицых. А потом его просто вели коридорами и лестницами. Порой в сторону убегал округлый тоннель со странным морщинистым полом или наоборот, обычная пещера с натеками и наплывами камня, только их соседство даже гонцу казалось немного странным, такие камни и породы обычно рядом не лежат...

Навстречу по лестнице плыли клочья водяного пара, поднимался жар, и гонец впервые за всю дорогу почувствовал, как наконец отогреваются ноги и ему становится по-настоящему жарко.

Лестница оборвалась, словно утонула в каменном полу, темно-сером и блестящем. Только блеклая серая дорожка из шершавого камня повела его по огромному залу, тонущему в клубах вонючего пара. Пахло... Очень нехорошими вещами тут пахло. Едкая вонь щекотала ноздри и горло.

Затем перед ним открылось озеро медленно, лениво кипящей воды, пар поднимался над поверхностью. Там и сям вода принималась бурлить. Вздулся пузырь воды на ровной поверхности, выплюнул струю кипятка вверх, окатил каменный бортик горячими брызгами — и опал сам в себя.

Гонец глухо кашлянул, с испугом сумел проглотить второй позыв.

— Гонец из стана военачальника Ульгэра, Повелитель воинов! — провозгласил человек, ведущий гонца, опускаясь на колени. Гонец в точности повторил его движение.

Что-то зашевелилось в клубах пара. Светлый силуэт возник среди них. Очень высокая человеческая фигура двигалась к ним в кипящей воде ровно и плавно, как в танце. Гонец дрожал, струйка пота поползла у него по спине. Оторвать глаз он не смог.

Тот был белокож, словно выточен из мрамора. Он выглядел как князь проклятых белолицых, только весь безупречен и ослепительно чист. Черные волосы не облепляли его тело, а сбегали по нему ровным водопадом. Капли воды дрожали на плоском животе и на бедрах, будто выточенных резцом. Лицо словно бы не совсем мужское, настолько тонкими и правильными были его черты и плавными изогнутые брови.

С этого лица смотрели жёлтые волчьи глаза.

— Говори, — сказал Жестокий.

— О великий Повелитель воинов... Ульгэр убит! — выдавил гонец.

— Письмо, — сказал Жестокий, и гонец подполз на коленях к краю озера.

— Словами, кратко.

— Подослали женщину-убийцу, ей помогли белолицые проклятого князя!

Жестокий одним движением развернул письмо, пробежал глазами, словно не знаки разбирал, а схватил взглядом все написанное целиком. Смял, разорвал.

Поманил гонца пальцем с длинным темным ногтем, странным на беломраморной руке. Тот поднялся, как во сне.

Взмах руки. Темные ногти вспороли его горло так быстро, что гонец не сразу понял, что это вдруг забулькало у него на шее. Втянул воздух — захлюпало. Расплылось темным пятном по воде. Шеи… словно половины не было.

Тело не слушалось. Вот где-то далеко внизу подкосились колени, и он осел на самом краю кипящего озера. Только вонь от воды ещё била в нос.

«Пива не выпил...» — подумал он глупо.

— Уберите, — бросил Жестокий.

Стало очень больно, а потом очень темно.