— Уехал на сбор вождей аданов, — сказал Элронд невинно. — А я послушал, что доносится из башни, и решил, что могу больше пригодиться здесь.

— Что? — переспросил Макалаурэ, едва не уронив кусок перевязки. — Он уехал?!

— С Бронвэ, Хитуиаль и еще несколькими аданами и гондолинцами, ты не беспокойся, — объяснил Элронд. — Он сказал, что ему, как правнуку Берена Однорукого, вожди беорингов наверняка поверят больше, чем каким-то беглецам. А Ольвен согласилась.

Макалаурэ очень быстро и кое-как перевязал левую ладонь. Выбежал из Комнаты Документов. Спохватившись, вернулся и вывел Элронда, который уже с интересом рассматривал забрызганную кровью арфу, примериваясь к ней.

— До моего возвращения — ни шагу сюда, — сказал он. — К арфе пока не прикасаться.

— Хорошо. Ты потом расскажешь, что там случилось, князь Маглор? — спросил тот немедленно. — А где у тебя запасные струны?

— Расскажу, когда вернусь. Не разбирай замок на части до моего возвращения. Тогда я дам тебе запасные струны, и, если будет все в порядке, ты их сам натянешь. Договорились?

— Да!

…Фаньо ждал его внизу с лошадьми. Но главное, там же нашлась Ольвен. Она сидела у стены и невозмутимо расстегивала свою круглую сумку, доставая оттуда не одежду и не оружие, а…

— Турмалиндэ? — Воскликнул Макалаурэ, узнав круглый и выпуклый с обоих сторон как чечевица инструмент. Последний из ему известных пропал при бегстве из Химринга! Совет атани и Элрос важнее всего, но на одно мгновение Макалаурэ-музыканту захотелось разорваться. Слишком… много всего.

— Да. Работы того самого мастера.

Кажется, она знает его? Или, скорее, знала.

— Мы поговорим об этом вечером. Но сейчас… Ольвен, если Элерондо или Элероссэ свернут себе шею до моего возвращения в попытках кого-то еще спасти или что-то сделать, я оторву голову тебе. На месте.

— Договорились, кано Макалаурэ, — кивнула она спокойно. — Но с крыши самого высокого терема Сириомбара Элронд не падал, поверь. Мы уже проверяли несколько раз. Твоя башня лишь ненамного выше. А у Элроса достойная охрана. Кано, позволь спросить, не упадешь ли ты сам с лошади по дороге на совет?

Это было не ее дело, и Макалаурэ молча забрался в седло.

Не должен, решил он, прислушавшись к себе.

По крайней мере, по дороге туда.

— Что там было, кано? — спросил осторожно оруженосец, когда они выехали из ворот.

— Слишком мрачные размышления… и одна глупость, но я легко отделался.

— И что же ты решил?

— Что бы не случилось, Фаньо, что бы ни решили атани на своем совете, нам придется драться с Морготом и Тху дальше. Вот и все.

*

— И тогда князь Маглор собрал всех уцелевших и приказал уходить через подземный ход. А чтобы обмануть орков и темных тварей, велел женщинам кричать и плакать, пока все уходили в подземелье. И мы вышли наверх далеко за стенами и отправились к лесу, но нас заметили Тауроновы волки. Стало ясно, что скоро они приведут врагов. И тогда старый Ригон сказал — уходите скорее, а мы свое прожили, мы их задержим. А князь Маглор на это ему ответил, что никогда еще не бросал своих на корм волкам, и начинать не будет. И спел такую песню для всех, с кем рядом дрался, что все пошли за ним без отдыха почти до самого Леса-между-рек, даже раненые…

Элрос говорил и говорил, стоя на большом барабане и размахивая руками, а взрослые мужчины молча его слушали, не отрывая глаз. Не боялся их Элрос нисколько, хоть ему всего лет девять не то десять. Тарлан, поставь его вот так говорить при всех, до сих пор бы краснел и едва слова связывал. А этот — будто так и надо. Будто именно ему надо говорить и убеждать вождей здешних родичей беорингов и вастаков, словно нет ни Дирхавеля, ни князя Маглора, ни других старших, а есть только он, Элрос сын Эарендиля.

Потому что слово правнука самого Берена Однорукого здесь весило вдесятеро больше, чем слово любого Дирхавеля и любого эльфа. Княжича учили, княжич это знает. И того разоренного Феанарионами Дориата мелкий княжич не видел, а вот как они встали за Гавани, фиг знает почему, — видел своими глазами.

А понимает он уже, что прямо сейчас по-настоящему воюет против Саурона, словами вместо стрел и мечей? Кажется, понимает. Тарлан вот даже не сразу сообразил. Впрочем, он не князь, ему простительно… Вот договорит княжич, и будут здешние решать, кому верить и держать ли руку сыновей Феанора дальше. А приди сюда сам князь Маглор — его бы, может, так просто слушать и не стали, после случившегося-то вчера в крепости. Сгоряча могли бы и глупостей нарешать.

Вот Элрос договорил, засмеялся — и сел на том барабане, свесив ноги.

— Подтверждают ли эти люди и эльфы твои слова, княжич Элрос? Как подтвердили, кто ты есть? — спрашивает тем временем один из вожаков здешних беорингов, седой приземистый здоровяк.

Иатрим, стоящие как стража возле мальчишки, выступают вперед и впервые говорят в полный голос.

— Я, Бронвэ из Дориата, двухродный брат Белега Куталиона, подтверждаю слова моего юного князя Элроса. Я сам видел, как сыновья Феанора разоряли Дориат. А потом я видел, как они пришли в Гавани Сириона и встали рядом с нами против Врага.

— Я, Хитуиаль из Дориата, стрелок пограничья, подтверждаю слова моего юного князя… — хриплым, обожженным голосом отзывается лесная нэрвен.

А потом оглядываются на него, и Тарлан не своим немного голосом повторяет:

— Я, Тарлан из хадорингов Сириомбара, внук Сарно Коневода из Хитлума, сын Дарена Хромого и Мирин Ткачихи из беорингов, воин и ученик кузнеца, подтверждаю слова моего юного князя Элроса…

И только повторив это, думает, что впервые назвал его при всем честном народе своим князем. А значит, присягнул. Не князю Маглору теперь служить должен, как думал, а вот этому мальчишке, которого, может, еще на Балар князь отошлет. Не сейчас, так весной.

Но Элрос все сидит на большом барабане, болтая ногами, он доволен ужасно. А может быть и нет, подумал Тарлан. Этого так просто не отослать… Разве сам Эарендиль приплывет, чтобы за ухо увести!

Дирхавель же сидел в стороне, за отодвинутым к стене дощатым столом. Все, что мог, старшина людей Гавани уже здесь сказал. Теперь при свете факела он торопливо писал на выданной в Амон Эреб грубой серой бумаге. И думал о том, что пергамент здесь, наверное, роскошь, но, если в этом году Саурон не решится брать здешнюю крепость — все же многих потерял под стенами Гаваней, вдруг не решится! — то он сам позаботится сделать хорошую, пригодную для летописей бумагу.

И тогда он перепишет начисто и подробно и историю падения Гаваней Сириона, которую надо дополнить, и историю Похода Маглора, которая на его глазах вот-вот завершится. И отошлет на Балар… при случае. Чтобы не переврали еще какие-нибудь Сауроновы рабы.

А пока достаточно записать самое главное.

====== Часть 6. Балар. Осколки ======

Из той палаты сбежали даже лекари.

Услыхав об этом, Элуред решил, что все равно придется идти самому, и поднял себя с постели третий раз. Но сначала заглянул проведать невестку.

Гвирит дремала с детьми в крошечной комнатке. Сейчас она уже не плакала во сне, но все равно щеки были красными. Девочки же спали целыми днями, как и положено, и чем дольше это продлится, тем лучше.

Затем он поковылял, держась за стенку, в другое крыло, где разместили выживших верных Феанариони и тех, кто ухитрился держаться рядом с ними. Впрочем, рядом с Рыжим, неизвестно которым из двух, долго не выдерживал вовсе никто.

«Ни в чем удержу не знают…» — бросила одна из целительниц. Кстати, иатримские лекари ходить к красно-черным избегали все. Фалатрим тоже. Тихо считали, что поделом. Никого из них Элуред винить не мог. Только гондолиндрим и хитлумские целители работали здесь. Даже разносы, учиненные Маурвен, старейшиной хитлумских лекарей, не помогали.

Маурвен, конечно, не сбежала, но старший лекарь не может быть все время с одним раненым, забот слишком много. Тем более, что именно здесь Маурвен помочь не могла и вовсе: так уж сложилось, что эта целительница тела и знаток лекарской науки в деле исцеления души была на удивление слаба.