Она не может поверить, что работает над делом. И совсем не может поверить, что собирается совершить то, что ее мама поклялась повторить только через собственный труп, – проконсультироваться с экстрасенсом.

«Слинки» – это именно тот тип места, в котором, по ее представлениям, Нико и должен работать. Вся комната залита кроваво-красным светом, над баром, который даже издалека выглядит липким, висит гирлянда. Большая часть пола занята круглыми чайными столами, окруженными мягкими диванами изогнутой формы из потертой фиолетовой кожи, залатанной тканью со всевозможными рисунками, начиная от звездной галактики и заканчивая пикниковой клеткой. Завершающий штрих – потолок, украшенный сотнями пар детских трусишек, боксеров, кружевных трусиков, странным лифчиком или каким-то другим предметом белья, свисающим с балки.

Нико стоит за барной стойкой, в джинсовой жилетке, открывающей его руки в татуировках. Он улыбается с куриным крылышком во рту, когда видит Огаст.

– Огаст! – Он доедает крылышко и как ни в чем не бывало сует кости в карман жилетки. Огаст решает не спрашивать. – Рад тебя видеть! Привет!

Она осторожно подходит к сверкающему барному стулу, метаясь между десятком вступительных фраз: «была акция “два по цене одного”», «бариста случайно сделал мне двойной заказ», «вампиры существуют?» – пока не сдается и не ставит кофе на стойку.

– Я взяла тебе кофе, – говорит Огаст. – Я знаю, что такое ночные смены.

Он по-совиному моргает через круглые желтые очки.

– Подарок от Огаст? Какого бога я умаслил?

– Я не такая неприступная.

Он загадочно улыбается.

– Конечно, нет.

– Тебе же нравится лаванда, верно? – говорит Огаст. – В «Бин энд Берн» есть лавандово-медовый латте и… не знаю, я подумала о тебе. Я могу… выбросить его, если ты такое не любишь.

– Нет-нет! – говорит Нико. Он берет стаканчик и нюхает его. – Но мы все-таки потом обсудим твой претенциозный выбор кофейни. Тут напротив есть заведение с идеальным сочетанием жареного цыпленка и пончиков, где берут пятьдесят центов за стакан.

– Ладно. – Огаст нетерпелива. – Можно задать тебе вопрос?

– Если он о нижнем белье на потолке, – говорит Нико, отворачиваясь и доставая пару бутылок, – это началось, когда один парень оставил в туалете трусы, и теперь люди так и продолжают их приносить, а владелец думает, что это забавно.

Огаст поднимает взгляд на одни из трусов – мультяшные зубы в области паха, надпись «ВЫПУСТИ ЗВЕРЯ» сзади – и переводит обратно на Нико. Он расставил на своем рабочем месте три бутылки и смешивает горсть трав и ягод.

– Я не об этом хотела спросить, но буду знать.

– А, – говорит Нико, подмигивая, и Огаст понимает, что он и так знал. Дурацкие экстрасенсы. Она до сих пор не уверена, что верит в то, что он что-то знает, но у нее нет другого выбора, кроме как ему поверить.

– Что ж… – продолжает она. – Твой род занятий… ты знаешь о, ну… сверхъестественных вещах?

Загадочная улыбка Нико возвращается.

– Да?

– Например… – Огаст решает не менять свое выражение лица. – О существах?

– Ох, я уже в восторге, – с готовностью говорит Нико. – О каких существах?

– Знаешь что? – говорит она, слезая со стула. – Это безумие какое-то. Забудь.

– Огаст, – говорит он, и это не поддразнивание, не извинение и даже не попытка заставить ее остаться. Он всегда так произносит ее имя, мягко и сочувственно, как будто знает о ней то, чего не знает она. Она садится обратно и зарывается лицом в рукава свитера.

– Ладно, хорошо, – говорит она. – Помнишь ту девушку, о которой я вам рассказывала? Которую я пригласила на свидание?

Нико ничего не говорит. Когда она поднимает взгляд, он продолжает отмерять ликеры.

– Ее зовут Джейн. Она ездит тем же поездом, что и я. «Кью», каждое утро и каждый полдень. Сначала я думала, типа «ого, да уж, безумное совпадение, но наверняка у кучи людей одинаковые маршруты, и…» я очень старалась сесть на тот же поезд, что и она, и это, как я сейчас понимаю, похоже на преследование, но клянусь, я не вела себя странно – в общем, сегодня на работе я нашла это.

Она пододвигает фото к противоположному краю бара, и Нико поднимает свои солнечные очки на лоб, чтобы его рассмотреть.

– Это она, – говорит Огаст, показывая пальцем. – Я на тысячу процентов уверена, что это она. У нее те же татуировки. – Она смотрит на него. – Нико, это фотография со дня открытия «Билли». Лето 1976-го. Она за сорок пять лет не постарела. Мне кажется, она…

Дребезжание коктейльного шейкера Нико прерывает ее на середине фразы, заглушая ее голос, и он дергает бровями, пока очки не падают ему обратно на нос.

Когда-нибудь Огаст надерет ему задницу.

Ей приходится ждать целых тридцать секунд, пока он снимает крышку с шейкера и наливает напиток в стакан, чтобы договорить.

– Мне кажется, она не… человек.

Нико пододвигает к ней напиток.

– Ежевично-мятный мул. За счет заведения. Кто она, по-твоему?

Ей придется сказать это вслух, да? Белла Свон, сожри свое маленькое похотливое мормонское сердце.

– Мне кажется, она может быть… вампиром? – Нико изгибает бровь, и она опять зарывается лицом в рукава. – Я же говорила, что это безумие!

– Это не безумие! – отвечает он со смешком в голосе, но он не звучит как насмешка. Нико никогда не бывает таким. – Как только ты влез на ту сторону, очень легко начать видеть вещи не из нашего мира. Например, Уэс. Его никогда не видно, живет по ночам, выскакивает из ниоткуда, чтобы собрать стол или починить окно. Я где-то неделю после того, как мы съехались, думал, что он домовой. Но, насколько я знаю, домовых не бывает, как и вампиров.

Огаст поднимает голову.

– Ясно. Конечно. Я идиотка.

– Ну, – говорит Нико, – она не вампир. Но она может быть мертвой.

Огаст застывает.

– В смысле?

– Похоже, она призрак, – объясняет он. – Очень… сильный. Она может даже не знать, что она…

– Привидение? – беспомощно заканчивает Огаст. Нико строит сочувственную гримасу. – О боже, то есть она мертва? И не знает, что она мертва? Я не могу даже позвать ее на свидание, как я должна сказать ей, что она мертва?

– Так, подожди. Нельзя просто кому-то сказать, что он мертв. Мы сначала должны убедиться, что она мертва.

– Ясно. Ладно. Как это сделать? – Она вытащила телефон и уже гуглит «как сказать кому-то, что он привидение». Похоже, для этого даже есть скидочный купон. – Стой. Офигеть. Она всегда носит одни и те же вещи.

– Ты только сейчас заметила, что у нее не меняется одежда?

– Я не знаю! У нее рваные джинсы и кожаная куртка! У всех лесбиянок, которых я встречала, такая одежда!

– Ха. Хорошо подмечено, – задумчиво говорит Нико. – Ты когда-нибудь ее касалась?

– Да…

– И как это было по ощущениям? Холодно?

– Нет, наоборот. Прям… очень тепло. Иногда наэлектризовано. Словно удар током.

– Хм-м. интересно. Ты единственная, кто ее видит?

– Нет, она все время разговаривает с людьми в поезде.

– Ясно, ты когда-нибудь видела, как она чего-то или кого-то касается?

– Да, у нее есть… рюкзак, полный всякого, и она давала мне из него вещи: жвачку, шарф. Один раз она наклеила пластырь ребенку, который ободрал коленку на лестнице.

Он подпирает подбородок рукой.

– Мило. Может, полтергейст. Милый полтергейст. Можно мне с ней познакомиться?

Огаст резко поднимает взгляд от телефона.

– Что?

– Ну, если бы я ее встретил, то смог бы лучше почувствовать, что она такое, по эту она сторону или нет, или где-то посередине. Понадобится всего несколько вопросов. Может быть, легкий физический контакт. – Она пытается это представить: Нико, весь такой, какой он есть, кладет руку Джейн на плечо: «Привет, как ты? Мне кажется, ты можешь быть потерянной душой, застрявшей в метро-чистилище».

– Ты же сказал, что не хочешь ее пугать.

– Я так не говорил. Я сказал, что нельзя говорить кому-то, что он мертв, если ты не уверен, что он мертв. Очень плохая энергия.