– Ты что, старый? Я же еще мальчик! Я не хочу превращаться в мужчину раньше положенного срока!

– Не хочешь – заставим, не умеешь – научим. Или наоборот.

– Не надо наоборот и вообще никак не надо, – продолжал протестовать Санта, но было поздно. В дверях их уже встречал с распростертыми руками метрдотель.

Мило улыбаясь влюбленной паре своей широкой и оскаленной улыбкой, он с нескрываемым интересом спросил:

– Чего желать изволите, господа хорошие?

– Нам нужен номер на троих, – с важностью ответил Дед Мороз, проведя ладонью по упругим юношеским ягодицам.

– Будет сделано, – ответил метрдотель, молниеносно испарившись в синеве хрустальных люстр.

– Почему на троих? – поинтересовался Санта.

– А Буратино? Ты что думаешь, он один будет справлять новый год?

– Нет, только не Буратино. Ну, пожалуйста, Дедушка Мороз, – запричитал Санта.

– Я тысячу лет Дедушка Мороз. Чем тебе Буратино-то не угодил? Ведь он такой славный. И он, между прочим, мой лучший друг.

– Но ведь у него такой длинный и скользкий нос. А как он безжалостно обошелся с толпой народа? Просто ужас какой-то!

– Все это ерунда. Вот познакомишься с ним поближе и тогда поймешь, какой он кристально чистый человек. Ну, в смысле – человечек.

– Постой! – опешил вдруг Санта, осененный неожиданно пришедшей на ум мыслью. – Ты же не настоящий Дед Мороз. У тебя нет посоха.

– Угадал, малец! – улыбнулся бородатый самозванец, вновь прикоснувшись ладонью к упругим юношеским ягодицам. – Так и ты тоже не настоящий Санта Клаус. У тебя нет оленей. Поэтому нам сам черт велел уединиться.

Увлеченные спором, Дед и Санта даже не заметили, как поднялись в номера, где их давно поджидали цыгане в красных рубахах, готовые пуститься в пляс при первом удобном случае. Что с ними произошло дальше, вам знать не обязательно. Никто не имеет права влезать в чужую интимную жизнь. Только вот Буратино так и не удалось отведать на вкус иноземной плоти, поскольку с ним приключилась совершенно другая история.

Прежде всего его не пустили в мраморный домик на Красной Площади. И все потому, что картавый хозяин не особо горел желанием встречаться с длинноносым извергом, так как в гостях у него находился полупьяный Петрушка, способный заболтать любого мертвеца, будь тот хоть семи пядей во лбу.

Уютно расположившись с бутылочкой наивкуснейшей водки "Абсолютизм" внутри хрустального гроба, обернутого плотной кумачовой тканью, оба приятеля самозабвенно чавкали солеными огурчиками и вели между собой занимательную беседу на злободневную тему, касающуюся наглых выскочек. Причем инициатором беседы выступал Петрушка, который страсть как обожал перемолоть кому-нибудь косточки на сон грядущий.

– Вот еще, Буратино! Ик! На кой он нам сдался? Ик! Он ведь полностью деревянный! Ик! И от него совсем нет толку! Ик!

– Совершенно с вами согласен, батенька, – поддакнул картавый хозяин, поднеся к губам очередной стакан. – Давайте лучше выпьем за Якуба Переплетчикова. Царство ему небесное.

– Не буду я пить за эту сволочь. Он там небось сейчас с чертенятами женского пола развлекается, а мы тут с хрен знает кем якшаться должны. Вот, контра недорезанная! Ик! Ик! Ик!

– Ну, вы полегче на поворотах, товарищ. Якуб в прошлом членом Политбюро был.

– Тоже мне, член! Пусть он хоть самим председателем будет этого самого Политбюро, я молчать все равно не буду. Давеча говорю ему, сколько еще в России власть коммунистов продержится, а он мне знаете, чего ответил? Нет, дескать, больше нашей власти в России. Ик! Нет, ну вы представляете? Что значит нет больше нашей власти? Это что получается, мы зря на Колчаковских фронтах кровь проливали?

Выпив сто грамм одним махом, Петрушка громко рыгнул, закрыл глаза и, упав на дно гроба, захрапел.

– Вот все вы так, – обиделся картавый хозяин. – Лишь бы свои наглые глазищи залить. Эх, слабый нынче народец пошел. Пить совсем не умеет. Потому и страну просрали. Помню в наше время, застолья совсем по-другому протекали. С плясками, шутками и прибаутками, опосля чего особо ярые собутыльники начинали махать шашками, отсекая головы несознательным элементам.

Неожиданно Петрушка вновь подал признаки жизни, распрямившись в гробу, словно пружина спускового крючка револьвера.

– Что сейчас было?

– Ничего особенного. Спите, батенька, спите. И пусть приснится вам светлое будущее, разукрашенное красными транспарантами, что гордо реют над головами рабочего класса.

Спустя минуту в двери мраморного дома настойчиво постучали.

Пулей выскочив из гроба, картавый хозяин подошел к часовому, охраняющему его скромные покои, и, стараясь быть максимально вежливым, вкрадчиво произнес ему в самое ухо:

– Солдатик, поди-ка узнай, кто там пришел?

В следующий миг на лице часового появилась неестественная белизна, присущая большинству людей, чья душа уходит от страха в пятки. Что не мудрено. Едва ли в мире мог найтись человек, готовый спокойно снести маячащего перед лицом призрака вождя пролетариата. И именно по этой причине за весьма короткий промежуток времени у него между ног образовался довольно увесистый зловонный мешочек.

– Кто? – спросил он, с трудом найдя силы отвести взгляд от мертвеца, чтобы посмотреть в замочную скважину, за которой просматривался не менее устрашающий силуэт остроконечной древесной структуры.

– Я! – раздался скрипучий голос.

– К кому?

– К нему.

– Зачем?

– Новый год встречать.

Столь исчерпывающий ответ неминуемо привел к затяжной паузе, и пока Буратино переминался с ноги на ногу в ожидании продолжения разговора, за дверью что-то таинственно зашуршало. Потом послышался дрожащий старческий голос, постепенно переходящий на громкий поросячий визг:

– Никого нет дома-а-а!

– Как это нет? – удивился Буратино. – Мне же сегодня назначена встреча.

– Вот так, нет никого и все. Короче, хозяева уехал в парк аттракционов. Приходи через год. А лучше через два. Тогда точно кого-нибудь застанешь.

– У, лысая скотина!

Придя в сильное негодование, деревянный изверг плюнул в замочную скважину и попал кому-то в глаз. Однако картавый хозяин тоже был не промах. Пропихнув в узкое отверстие трубочку, он набрал полный рот гороха и окатил негодника настоящей пулеметной очередью, отчего на лакированном теле остались хорошо заметные выбоины.

– Сам дурак! Проваливай отсель, покуда цел, иначе я за себя не ручаюсь. Вон у меня какой славный солдатик находится в подчинении. Еще бой не начался, а он уже в штаны наложил.

– Ну и пожалуйста! Ну и провалю! Больно надо было сюда приходить.

Удрученный срывом главной новогодней елки страны, Буратино склонил нос до самой земли и поплелся в неопределенном направлении, оставляя позади себя глубокую борозду, которую тут же припорашивало снегом из-за усиливающейся вьюги.

Тем временем часы на Спасской Башне пробили полночь, ознаменовав наступление долгожданного 1997 года, обещающего жителям Земли кучу солнечных затмений, массу всевозможных природных катаклизмов, а также лихорадку на мировом фондовом рынке, что в будущем могло обернуться для нескольких государств финансовым крахом с последующей отставкой министров и объявлением дефолта, бьющего исключительно по карманам рядовых граждан. Ведь богачи-толстосумы всегда подстраховываются загодя, получая важную информацию от своих осведомителей, занимающих высокопоставленные должности в тех или иных правительственных учреждениях.

И вот, пока Буратино петлял средь унылых многоэтажных домов, где-то высоко в поднебесье, рассекая снежинки стареньким помелом, мчала злая-презлая ведьма по имени Грета Вениаминовна Карамболь, чья предрасположенность совершать возмутительные поступки прославила ее на века. В этот раз она решила забросать город осколками разбитого зеркала, наскучившего ей пустой болтовней по поводу внешнего вида.

Вытаскивая из кармана по одному осколку, Грета без остановки вела по людям прицельный огонь и те, кому не удавалось от них увернуться (а таких было много), тотчас превращались в кусок льда, что вскоре привело к самой большой за всю историю метеонаблюдений гололедице, которую Буратино не смог вовремя распознать, вследствие чего его тело заскользило вдоль мостовой, постепенно набирая бешеную скорость, эквивалентную скорости гоночного болида.