Загудели приборы, кардиограмма, ультразвуковое исследование. Гвен всю ощупали и обстучали. Когда все закончилось, на троих врачей уставились горящие надеждой глаза ребят.

— Что я вам скажу, — начал профессор. — Сердце действительно здоровое, но не тренированное, легкие у тебя, девонька, привыкли к кислороду, мышцы ног атрофированы, да и мозг надо будет обследовать тщательно. Сразу нагружать тебя нельзя, а то сердце, хоть и здоровое, но просто не выдержит. Придется еще поездить в коляске. Лекарства я вам изменил, вот по такой схеме давать будешь, Гефест. А остальное остается, как было. Сегодня отдыхаете, а с завтрашнего дня начнется твой личный ад, девонька. Реабилитация.

— Чтобы танцевать, я на все согласна… — прошептала Гвен.

— Ну что же, засим мы откланиваемся, а вы отдыхайте. Технику пока не отключайте, мало ли что, но выдохнуть уже можете. Тимофей Ильич, они магию потеряли совсем?

— Нет, только колдовать не могут.

— Сквибы по классификации Британии, — заключил профессор. — Значит учиться будем немного иначе, дети. Все, отдыхайте.

***

Утро Нового Года начиналось довольно спокойно, пока Грейнджеры не пришли к детям. Когда миссис Грейнджер вошла к ребятам, ее почти оглушил счастливый крик Гвен:

— Мама! Мамочка!

Почти подбежав к дочери, миссис Грейнджер обняла девочку, которая сразу начала, буквально захлёбываясь, рассказывать:

— Мы вчера встретили Деда Мороза, и он вылечил мое сердце. Ты не думай, не просто так, мы магию отдали… И Геф отдал, даже не задумываясь… А профессор был у нас и подтвердил, и теперь у меня будет ре-аби-ли-та-ция, — почти по слогам произнесла сложное слово Гвен.

А парень сидел рядом с счастливой улыбкой на лице, и молча плакал. Слезы так и катились по его лицу, как и по лицу Гвен. Слезы счастья, слезы освобождения. Миссис Грейнджер обнимала детей и плакала вместе с ними. Это была самая лучшая новость и самый лучший подарок. А в дверях стоял мистер Грейнджер и вытирал глаза рукой.

Когда все немного успокоились, то приступили к разбору подарков. На стол лег конверт из плотной бумаги. В нем обнаружилась книжка советского банка и записка: «Это деньги Поттеров, теперь они лежат так, чтобы вы могли ими пользоваться. Мантию я вернул хозяйке». И подпись: «Дед Мороз». Еще там лежали русс… ой… советские документы — свидетельства о рождении, специальные детские паспорта и свидетельство об установлении опеки. И паспорта для Грейнджеров. Это были просто царские подарки. А еще много разных игр, конструкторов, даже специальный тренажер для ног. Гвен замерла на минуту, рассматривая документы и подняла глаза на миссис и мистера Грейнджеров.

— Вы же нас не разлучите с Гефом теперь? — от ее жалобного взгляда миссис Грейнджер опять заплакала.

— Никогда, доченька, никогда.

— А… Если Дурсли захотят… То как? — спросила девочка.

Мистер Грейнджер вздохнул и показал девочке ту бумагу, которую ему дал Вернон. Гвен вчиталась, оглянулась на Гефа, словно ища поддержки, была им сразу же поднята на руки. Гвен еще раз прочитала и улыбнулась.

— Значит, я их не предавала… Так действительно лучше, мама и папа.

— Умничка ты наша, — погладила девочку миссис Грейнджер. — Давайте праздновать!

***

После еды семья Грейнджер, к которой теперь причисляла себя и Гвен, отправилась гулять. Пусть ей еще надо было находиться в кресле, но девочку переполняло счастье, ведь теперь точно все будет хорошо. Пусть профессор пугает адом, но она абсолютно точно все выдержит, ведь рядом с ней Геф. Самый лучший на свете человек. Рядом папа и мама. Такие уже бесконечно любимые. Вокруг десятки, может быть, даже сотни людей, которые веселятся, играют в снежки, катаются на коньках. И девочка верит, верит, что совсем скоро она тоже так сможет. Сможет дышать полной грудью и радоваться всему свету. А сейчас она просто так счастлива, что хочется визжать. И она визжит, правда тихо, но визжит, не сдержав эмоции внутри себя.

— Ты мое счастье, — говорит Геф.

— А ты — мое, — отвечает Гвен.

— Вы наше счастье, — говорит миссис Грейнджер, а мистер Грейнджер просто кивает.

Геф чувствует, как его переполняет счастье. Любимая будет здоровой, будет ходить, танцевать, она сможет теперь многое, только придется потрудиться, но парень верит… Нет, он точно знает, что теперь-то все будет хорошо, потому что самое страшное закончилось. Больше не надо отгонять старуху с косой, потому что она не придет уже. Ее выгнал самый настоящий русский Дед Мороз.

Потом Геф надевает коньки и выходит на лед, взяв Гвен на руки. При виде этой пары люди расступаются, чтобы не помешать.

На льду вальсирует пара. Высокий парень и лежащая у него на руках девушка, почти девочка, которая крепко держится за парня. Кто-то включил вальс Евгения Доги и под эту торжествующую мелодию кружится пара. А родители этих детей стоят рядом с инвалидным креслом и смотрят на пару, не сдерживая слезы. На льду вальсирует пара…

========== Часть 25 ==========

— Доброе утро, любимый, — разбудил Гефа нежный шепот. — Так здорово, когда можно не бояться…

— Доброе утро, любимая, — мгновенно просыпаясь и по привычке входя в «боевой» режим, ответил Геф. — Не надо бояться, все будет хорошо.

— Как хорошо, что ты рядом, — прошептала девочка и потянулась губами к нему.

Хотелось, чтобы этот миг продолжался вечно, но пора было вставать. Их ждали в клинике, поэтому Геф с сожалением оторвался от губ своего котенка. В окно светило не по-зимнему яркое солнышко и настроение было просто заоблачным. Рефлекторно взглянув на монитор, отметив параметры, Геф шепнул девушке:

— Ну что, встаем?

— Да… — ответила она, а потом жалобно посмотрела на парня. — А ты меня покормишь?

— Покормлю, счастье мое, — ответил он, вставая и быстро одеваясь.

Переодев свою девушку, которая еще не была в состоянии это проделывать сама, Геф пересадил ее на кресло и отвез сначала в уборную, а потом и умываться. Гвен наслаждалась возможностью делать хоть что-то самостоятельно, но от кормления не отказалась, ей очень нравилось то, как Геф это делает. Парень пересадил девушку себе на колени и начал кормить кашей, которая сегодня как-то особенно удалась Тимофею Ильичу.

Тихо вошла мама. Муж был на суточном дежурстве, а у нее они пока не начались, в частности, из-за детей. Она стояла и просто смотрела, как Геф кормит свою Гвен. Как уговаривает, какие ласковые, теплые слова говорит, как хвалит. Она смотрела на девушку, которая сейчас была маленькой девочкой и наслаждалась этим. Ребятам предстоял долгий путь к выздоровлению, но он был уже проложен, уже ушла в прошлое безнадежность неизлечимости, уходил в прошлое страх, о котором напоминали две седые пряди на висках Гефа. Ему тоже предстоит долгий путь психологической реабилитации. А пока он кормит свою Гвен, медленно, аккуратно, уговаривая, когда та притворно капризничает, потому что чувствует, насколько этот простой ритуал важен девушке.

— Ну что, хорошие мои, готовы? — ласково спросила мама, получив в ответ две счастливые улыбки. — Тогда одевайтесь и пойдем.

— Да, мама, — кивнула девушка, облизываясь.

Геф надел на девушку зимние штаны, шапку и теплую шубку, потому что кресло все еще было, а сидячих зимой одевают теплее, чем ходячих. Они выехали из домика и, не торопясь, втроем, двинулись к белому корпусу с большим красным крестом. Гвен солнечно улыбалась, и прижималась головой к руке Гефа, который нет-нет, да поглаживал ее рукой в теплой варежке.

— А ты меня будешь кормить, когда я выздоровею? — спросила вдруг девушка.

— Конечно, котенок, — ответил Геф, улыбнувшись.

— Честно-честно?

— Я тебя хоть раз обманул? — притворно обиделся парень.

— Нет… Ты меня никогда не обманывал, потому что ты ангел, — проговорила Гвен.

— Это ты мой ангел, жизнь моя, — ответил ей Геф.

Столько нежности было в этом коротком разговоре, столько ласки, что миссис Грейнджер почувствовала, как у нее защипало в носу и слезы наполнили глаза, грозя пролиться наружу. Она поражалась любви двоих своих детей, их умению поддержать друг друга, понимать и быть понятыми. Это и было настоящее чудо.