— Луна!

Крики, отовсюду страшные крики. Где-то слышен хрип, где-то какой-то вой, полный безнадёжного отчаяния. Это было жутко. Звукоизолирующие барьеры лопнули — и только буйство магии, физически ощущаемое буйство, яростное и невозможное. Целители вбегали в комнаты, чтобы увидеть подростков, которые будто бы спали, но кричали, кричали…

— Сью! Живи!

— Лави… Нет, только не так!

— Драко!

Девчоночий визг будто перекрывает все звуки. Девочка бьётся в судорогах на кровати, а рядом лежащий мальчик почти не дышит. И ревёт, отчаянно ревёт сирена общей тревоги. Дети не справляются со своими снами. Сны ли это? Бегут целители, сбиваясь с ног, растаскивая по реанимационным боксам, спасая жизни, вновь запуская сердца. Пот льётся по лбу, но нет времени его утереть, надо работать. Детские сердца не выдерживают такой нагрузки*. Вот ещё одна остановка и перезапуск, сердце начинает медленно стучать, будто нехотя, но зелья стабилизируют его — и ещё один ребенок останется жить.

Целители понимают, что происходит, даже взрослые, бывает, не выдерживают. Это кризис, война выходит из пациентов, с болью, кровью, дикими, страшными снами. Война выходит, стремясь забрать с собой чью-то жизнь. Ещё одну жизнь. А сердца-то детские… Но сегодня Смерть уйдёт ни с чем. Целители не отдадут ни одного ребёнка этой злобной старухе, что стремится забрать детскую жизнь. Не отдадут любой ценой. И работают руки, летят заклинания, вот прибыла подмога из Мунго. Почти весь наличный состав реанимации. Подменить, помочь, удержать… Держать!

Раннее утро… Специальная реабилитационная база аврората. Вповалку лежат целители там, где их настигла тяжёлая, изматывающая усталость. Сегодня они победили, Смерть ушла ни с чем. Бьются детские сердца в боксах интенсивной терапии. Спят подростки, видевшие так много и едва не ускользнувшие за грань. Они проснутся, и всё будет хорошо, потому что сегодня целители победили.

Комментарий к Часть 9

* По мнению профильных специалистов, так действительно может случиться, примеры такому есть.

========== Часть 10 ==========

Маленькая девочка горько плакала, сидя в своей спальне в американской школе. Буквально несколько недель с начала года совершенно изменили её жизнь. Она ехала в школу, желая увидеть Гарри Поттера, которого обожала всю жизнь, потому что он должен стать её мужем, но в самом конце в поезде многие закричали и начали падать, только некоторые нет… А потом в Большом зале она увидела детей, которые так изменились, и Гарри Поттера, который на неё посмотрел, только чтобы связать и отнять дневник Тома. Как он мог?

А потом они ушли всем факультетом, и буквально через пару дней её с Роном перевели в другую школу. Мама сказала, что она больше никогда не увидит Гарри Поттера, и смотрела так странно. Маленькая девочка чувствовала, что мама к ней относится не так, что что-то изменилось. Как будто она сильно провинилась, очень сильно, и маме от этого больно. Что же случилось? Почему? За что?

Молли Уизли никогда в жизни не представляла, что окажется в такой ситуации. В ситуации, когда одной части семьи лучше не встречаться с другой. Смогут ли близнецы общаться с Ронни и Джинни после того, что пережили? И что же случилось такого, что младшие дети так поступили? Молли Уизли рыдала, не в силах ни на что решиться, поэтому детей в другую школу переводил Артур. Поседевший от горя Артур Уизли.

…Когда Рональд Уизли в очередной раз бросил «друзей» одних, он даже не помышлял о том, чтобы вернуться. В конце концов, он чистокровный, ему совершенно незачем прятаться и шарить по лесам. Единственное, что его беспокоило — странно смотрящая на него Джинни.

— Джинни, почему ты так на меня смотришь? — как-то спросил Рон.

— Тебе не надоело быть таким бедным? — ответила зло усмехнувшаяся девушка.

— Надоело, но что ты предлагаешь? — умом Ронни не блистал, зато на запах денег реагировал, как нюхлер.

— Я предлагаю продать информацию…

— Хм… а нас не обманут?

— Ну, нужно же подстраховаться, — улыбка сестры стала коварной. — И когда Тёмный Лорд сделает Поттера рабом, может быть, он даст и мне поиграть с Героем.

Свою ошибку они не поняли никогда. Как только на руки молодых предателей легли метки, они сами стали рабами без собственного мнения…

Дафна Гринграсс смотрела на свою младшую сестрёнку, в одночасье ставшую намного, намного старше. Это чувствовалось в каждом слове, в каждом жесте, в каждом взгляде. Тори смотрела на неё с какой-то затаённой жалостью и нежностью, и её взгляд был похож на взгляд мамы. А рядом с Тори всегда был Драко Малфой. Внезапно полностью, кардинально поменявшийся Драко. Где спесь? Высокомерие? В его глазах — оружейная сталь и бесконечная нежность, когда мальчик смотрит на сестру. Дафна даже позавидовала сестре, которую любили всей душой, всей сутью.

Ей хватило лишь нескольких слов, чтобы понять, что там, откуда пришли эти двое, её не было. На неё не смотрели с болью, как на родителей, а только с грустью. Девочка не задумывалась, что это значит, она просто внезапно поняла, что нет ничего важнее на свете, чем мама, папа, Тори и этот когда-то вызывавший лишь омерзение мальчишка. В этот миг растаяло сердце Ледяной Принцессы.

— Нет, мы нейтральны, я не пойду за этим Поттером и тебе не советую!

— Дафна, я знала, что ты не поймёшь, — девушка всхлипнула, с жалостью глядя на сестру. — Но я должна, так будет правильно, не хочу быть овцой на закланье.

— Но мы же нейтралы, нас не тронут! — И грустная улыбка сестры.

Горькие слёзы бегут по лицу рано поседевшей волшебницы, и чёрный дым над разрушенным домом…

— Мы отомстим, Асти. — Объятия самого дорогого человека дарят надежду.

***

— Любимый… — Тихий хрип слышен из бокса, и рука нащупывает тёплую руку, чтобы вцепиться и никогда не отпускать.

Он тут, он рядышком, уже проснулся после того ужаса, что был ночью, и смотрит, смотрит, смотрит на неё, ещё слабый, едва шевелящийся, но живой.

Пищит артефакт мониторинга, привлекая внимание целителей и медиведьм. Ещё одна девочка очнулась. Девочкам досталось меньше, потому что мальчики отдавали им свою душу, свою магию до последнего в том прошедшем три дня назад ночном кошмаре. Девочки просыпаются первыми… И первыми паникуют.

— Драко… нет… любимый… нет… — шепчет девочка в боксе, не чувствуя руки возлюбленного, слёзы стекают по щекам и надрывается, мигая багровым глазом артефакт.

Где же он? Где? Ведь не может быть, чтобы его не было! Такое невозможно, нереально, такого просто не может быть никогда. Перед глазами встают мёртвые, остановившиеся глаза, и надрывается криком маленькая девочка, перегружая сердечко своим отчаянием.

— Тише, малышка, тише, моя хорошая, — гладит девочку пожилая медиведьма, не замечая слёз, видевшая на своём веку очень многое, но так и не привыкшая к этому. — Вот твой любимый, он рядом, просто спит ещё, не проснулся он ещё, но он живой, малышка, вот его рука, чувствуешь, какая тёплая?

— Драко… — шепчет успокаивающаяся девочка.

Теперь понятно, зачем многие боксы поставлены рядом. Тянутся руки, шепчут губы, текут слёзы… А вот первым проснулся мальчик. Он рвётся из овивающих его трубок и лент, рвётся и зовёт свою девочку.

— Герми! Герми! Где ты, родная?

Бегут к нему целители, спешит пожилая медиведьма с огромным сердцем, которого хватает на всех. Спешит, чтобы успокоить такого маленького воина, думающего, что потерял самое важное, потерял самого себя. Но первой, ещё до того, как добегают целители, открывает глаза его девочка, и рука нащупывает руку.

— Я здесь, любимый, свет мой. Я рядышком, родной, — шепчут непослушные губы, успокаивая мальчика.

Расслабляются мальчики, закрывают глаза девочки. Они рядом, вместе, навсегда. И плачет пожилая медиведьма, видевшая войну, полчища Гриндевальда, детей, выживших в концентрационных лагерях. Она не смогла привыкнуть тогда и не сможет сейчас, потому что нельзя привыкнуть к такому. Нельзя привыкнуть к страдающим детям, к искренней любви, сметающей все преграды, побеждающей даже смерть.