– Ты в порядке, пап? – повторил Сильвестр уже в который раз.

Генри попытался улыбнуться. Получилось откровенно плохо, но как уж вышло. Он честно старался.

– Я в норме, – сказал он. – Просто произошедшее сильно меня потрясло. Даже не представляю, что сейчас чувствуешь ты.

Сказал и снова обнял сына. Буквально на несколько секунд. Оба понимали, что количество объятий за этот день превысило для них все допустимые нормы.

Когда оба пришли в себя, то вдвоем, абсолютно не сговариваясь, направились к стеклянной перегородке, которая все так же находилась с правой стороны от входа, как и много лет назад. За перегородкой сидел молодой полицейский, без всякого интереса наблюдавший за парнем с мужчиной. Зрение у Генри к этому возрасту, а было ему сейчас уже пятьдесят лет, было не самым лучшим, и он не сразу разглядел звание. Но вот когда они подошли поближе, то на него снова накатило – за перегородкой сидел сержант.

Генри крепко выругался про себя, стараясь внешне вида не подавать. Но краем сознания все-таки заметил, что мимика на его лице живет какой-то своей жизнью, совершенно не слушаясь своего хозяина. Но, как бы там ни было, молодому сержанту, который был чуть ли не полной копией такого же сержанта много лет назад, было все равно, кто как на него смотрит и кто что от него хочет. Сержант мечтал и сейчас, и вообще всегда только об одном – он думал об окончании его смены и о том, как придет домой и завалится на диван с бутылкой пива в одной руке и пультом от телевизора в другой. Так что, когда к нему подошли парень с мужчиной, он с огромным трудом сконцентрировал на них свое внимание.

Возможно, кто-то другой первым задал бы вопрос посетителям. Но только не этот сержант, сидевший на входе. Вместо этого он лишь пялился в упор на ненавистные ему лица каких-то граждан, даже не пытаясь скрыть своего настроения на своем лице.

– Нас вызвали для дачи показаний, – нехотя обратился Генри к молодому сержанту. – Куда нам пройти?

На лице сержанта не дрогнул ни единый мускул. Он вообще никак не отреагировал на слова мужчины. Лишь губы его словно сами по себе очень сухо произнесли уже приевшуюся фразу:

– Третий кабинет.

Даже Сильвестр почувствовал напряжение в отце. Молодой сержант явно ему не нравился. Сильвестру даже показалось, что его отец сейчас взорвется от напряжения, своей огромной рукой схватит сержанта за горло и придушит прямо сквозь небольшое окошко. Но нет, он ошибся. Наверное, все-таки к счастью. Не хватало им еще таких неожиданных неприятностей, как преследование полиции…

– Как нам пройти к нему? – проглотив взрывоопасное вещество под названием нервы спросил Генри.

Сильвестр мог бы поклясться, что слышал, как хрустнули от напряжения отцовские пальцы, сжатые в кулаки.

– Налево по коридору, – все так же бездушно ответил сержант.

Казалось, он вообще не считывает эмоции стоящего перед ним гражданина. Перед ним как будто вообще никого не было. Какой же он все-таки ублюдок, подумал Генри, когда они с Сильвестром уходили в обозначенном сержантом направлении. Чтоб ему пусто было, придурок поганый…

Безусловно, такие мысли были недостойны взрослого состоявшегося мужчины пятидесяти лет, но Генри бесила вся эта ситуация. Его бесило, что все повторяется, его бесил этот сержант за стеклянной перегородкой. Казалось бы, причем тут вообще сержант? Он ведь вообще ничего сильно плохого ему не сделал. Да что далеко ходить – они вообще встретились первый, а, возможно, и последний раз в жизни. Тогда чего на него обижаться то? Чего на него злиться? Все было сложно и запутанно в голове у Генри. До того запутанно, что он и сам с трудном мог сейчас разобраться в дебрях своих мыслей и настроений. Он знал лишь одно – этот сержант очень походил на сержанта, сидевшего здесь, на этом же самом месте, много лет назад. И данное обстоятельство очень сильно напоминало Генри о произошедшем когда-то горе. Горе, которое он так и не смог забыть, как ни старался…

Повернув налево, Генри с Сильвестром улицезрели коридор, который, как и все остальное здание не обновлялось похоже никогда. Стены были до того старые, что смотреть на них было просто жалко. Краска ужасно облазила, а потолок из когда-то побеленного уже давно превратился в темно-серый с клочьями паутины то тут, то там. Ужасное это было место. Как будто заброшенное. Да только здесь работали люди. Люди с гордым званием полицейских.

Сильвестр смотрел на все это без особой радости и уже сейчас понимал всю бесполезность их похода сюда. Зачем они здесь? Дать показания? А что это изменит? Это вообще что-то даст кроме потери времени? Но поворачивать обратно было уже как минимум глупо. Просто потому, что они уже стояли возле самой двери под номером три, а его отец нерешительно стучал по старому дереву.

– Да, да, войдите, – прозвучал неприятно знакомый голос. Сильвестр сразу же узнал его, ведь виделись они с его владельцем меньше получаса назад. Где-то в глубине у него зарычал зверь. На секунду проснулась ненависть и желание разорвать ублюдка на части. Прошла секунда, и наваждение исчезло. Он снова был самим собой. Такой же, как и всегда.

Генри толкнул дверь, и, когда она открылась, они вошли в кабинет, такой же старый, как и все остальное здание. За письменным столом, который скончался уже лет как десять, сидел все тот же напыщенный пижон в капитанских погонах. Он нехорошо так ухмылялся, наблюдая, как к нему заходят два человека, которых вызвал ОН. Это Он заставил их прийти к нему. ОН. ЗАСТАВИЛ.

Этот тип, имя которого даже не хочется упоминать, был до того гнилой личностью, что трудно даже представить, каким это образом он умудрился попасть в правоохранительные органы. Впрочем, вспоминая сержанта, сидевшего на входе, удивление проходило как-то само собой. Тип этот был о себе мнения чрезвычайно важного, считая вокруг всех и каждого червями, низшими существами, недостойными его внимания.

Такой вот это был человек. Гнилой и абсолютно убогий. Сильвестру, как только он увидел эту рожу, стало тошно. Но ему пришлось проглотить свои чувства точно так же, как их проглотил еще на входе его отец.

– Садитесь, садитесь, – все с той же гадостной ухмылочкой произнес обладатель капитанских погонов и толстого пуза.

Они прошли внутрь и, закрыв за собой дверь, сели на стулья, стоявшие с противоположной стороны стола. Настроение обоих было хуже некуда.

И начался допрос. Капитан мурыжил их до того долго, что обоим казалось, что прошла уже не одна неделя. Вопросы сменяли друг друга, исторгаемые из противной пасти капитана, потом вопросы повторялись, потом вроде бы появлялись новые, потом снова повторялись, и так до бесконечности. Сильвестр честно терпел все это унижение, потому что знал – выбора у него все равно нет. Если он сделает что-то не то – его мигом упекут в камеру, как подозреваемого. Пусть и не связан он никак с произошедшим убийством. Уж капитан постарается – они с Сильвестром невзлюбили друг друга буквально с первого взгляда.

Сильвестр не понимал подтекста половины вопросов, но усердно отвечал на них. Потом снова не понимал, но все равно отвечал. Он уже давно чувствовал себя униженным. За кого его тут вообще принимают? За кого блин?

Его отец тоже терпел все это с трудом. Сильвестр уже не один раз вспомнил его предложение все разрулить. Он бы поговорил со своим старым другом, и все было бы на мази. Да только Сильвестр ведь сам решил дать показания. И вот что из этого получилось…

В общем, вышли они из здания полиции лишь к вечеру. Оба были выжаты, словно лимоны. Обоим хотелось просто упасть и не шевелиться. Не говоря друг другу ни слова, они, еле переставляя ноги, добрались до машины, сели в нее и сидели, наверное, минут десять, прежде чем Сильвестр первым подал голос:

– Извини, пап…

Генри ответил спустя минуту.

– Да ничего…

Потом он смог найти в себе силы чтобы вставить ключ в замок зажигания и повернуть его. Шестицилиндровый мотор заурчал, казалось, так же устало, каким были и люди, сидевшие в машине. Генри дернул рычаг, отпустил тормоз, и черный внедорожник поехал прочь от этого богом забытого места.