Шторм превратился в ураган, который набросился на него, как чудовище шума, холода и миллионов невидимых режущих ножей. При нормальных обстоятельствах первый порыв ветра сбил бы его с ног или, по крайней мере, толкнул бы к стене, но паника и безумие, давно овладевшие его мышлением, также придали ему почти сверхчеловеческую силу. Вокруг него был адский шум и острые, как бритва, кружащиеся кристаллы, но где-то за пределами было здание школы, было свет и тепло, а все остальное - безопасность. Он пошел.
Позади него буря с неистовым воем схватила дверь и навсегда сорвала ее с петель. Но каким бы непостижимым ни было его насилие, было то, что даже он не мог удержать в спортзале.
На этот раз он не потрудился завязать конец капельницы после того, как ослабил его от иглы в руке, так что на его кровати начало образовываться темное, быстро растущее пятно. Он не сожалел; напротив, вид доставил ему определенное удовлетворение. Это была небольшая месть, даже небольшая. Но это была месть.
Между прочим: именно доказательства, заставившие его догадаться, окончательно подтвердили безопасность. Небольшое усилие, чтобы отделить пластиковую трубку от канюли, почти превысило его силы, но он буквально чувствовал их возвращение теперь, когда дьявольское вещество капало на покрывало, а не в его кровообращение.
Что возвращалось гораздо медленнее, чем его физическая сила, так это способность Бреннера мыслить логически или даже видеть что-то столь сложное, как причинность. Даже в присутствии Шнайдера его мысли начали легко сбиваться с толку. За пять минут он прочитал запас прочности после ухода доктора. сен, ощущение легкого тумана из трех кружек пива превратилось в полное опьянение, в котором не осталось ничего, кроме желания расслабиться и насладиться теплыми объятиями.
И мысль о том, чтобы вытащить иглу из его руки. Даже сейчас Бреннер не мог сказать, почему эта самая мысль сопротивлялась той большой губке, которой что-то начало протирать доску в его голове, но она была там, такая же ясная и светящаяся, как огонь в самой черной ночи: он должен был избавиться от иглы. Он не добился успеха, он попытался, но боль от выдергивания иглы из своей плоти его неуклюжими пальцами была слишком сильной, чтобы в конце концов он просто выдернул трубку. Сразу после этого он почувствовал себя лучше. Физически.
Тем не менее прошло добрых десять минут, прежде чем серый туман в его голове рассеялся наполовину, по крайней мере, достаточно, чтобы он даже понял, что он сделал. Даже тогда он не мог ясно мыслить, но постепенно в непроницаемом тумане между его висками появилось больше маяков. Он был пленником. Те, кто выдавал себя за его друзей, были его врагами. Он должен был уйти. Найдите мертвую девушку. Каждая из этих мыслей, казалось, стояла изолированно, и, хотя они рассказывали историю подряд, история, лежащая в основе них, отсутствовала, так что им не хватало правдоподобия. Тем не менее, каждый из этих маяков имел вес, поэтому невозможно было спросить, почему. Он был пленником. Все, кто выдавал себя за его друзей, были его врагами. Он должен был выбраться отсюда и найти девушку. Это было так просто и важнее, чем его жизнь.
Это заняло много времени, но в конце концов он нашел в себе силы сесть в постели и повернуть голову вправо. Его зрение снова ослабло, но это его не удивило; как ни странно, это его тоже не испугало. Не имея возможности сказать почему, он знал, что это именно то, чего он ожидал - у него даже было абсурдное чувство, что он был бы разочарован, если бы увидел нечто большее, чем серый туман с расплывчатыми очертаниями. Но ему не нужно было ничего видеть, чтобы знать, что электронный предатель стоял на маленьком столике рядом с его кроватью. Он даже знал, как его перехитрить. Первым его побуждением было разорвать контакты, прикрепленные к груди и вискам, но это привело бы к срабатыванию сигнализации где-нибудь в двух или трех комнатах от него.
Вместо этого он осторожно перенес свой вес на правый локоть, стиснул зубы и потянулся за устройством. Его пальцы нащупали лакированный металл, проследовали по краю и нашли шнур питания. Это больно. Он не мог правильно ухватиться за кабель, потому что игла между его указательным и средним пальцами при каждом движении вонзилась глубже в его плоть, так что он, наконец, вклинил ее между безымянным пальцем и мизинцем, чтобы вытащить ее из гнезда. У него не получалось до третьей или четвертой попытки, а потом на глазах стояли слезы, но ему это удалось, и, по крайней мере, не сразу наказали.
Бреннер сел, вскинул ноги с постели и дал еще две или три минуты, прежде чем он приступил к следующей и решающей части своей революции. Не только потому, что боялся боли. Вытащить иглу из его руки было отвратительно, но это действие сигнализировало о гораздо большем значении, чем боль. В следующий раз, когда он встретится лицом к лицу со Шнайдером или его сестрой, он уже не сможет отговорить себя от ошибки, но ему придется противостоять своему восстанию.
Боль была намного сильнее, чем ожидалось. Его рука сильно кровоточила, и он почувствовал иглу еще долго после того, как бросил ее на землю.
Следующий этап был гораздо менее болезненным, но гораздо более трудным. Бреннер, полуслепой и все еще ошеломленный, нащупал путь к шкафу и попытался одеться, но на этот раз попытался. Его силы хватило, чтобы открыть дверь туалета, но уже не снимать одежду с вешалки. И не оставалось времени собирать энергию для второй попытки. Дверь открылась, и кто-то вошел в комнату.
Бреннер с трудом обернулся, пытаясь проникнуть в серый туман перед его глазами. Его зрение не только, казалось, упало до уровня прошлой ночи, но и радикально ухудшилось. Он только видел, что кто-то стоит у двери, даже не кто. "Горелка?"
Это был странный голос, не доктора, медсестры или любого другого сотрудника больницы. В самый первый момент он подумал, что, возможно, вернулся Йоханнес.
