Салид тоже помолчал несколько секунд, посмотрев в лицо незнакомцу. Его голос дрожал, пока он продолжал, и Бреннер поймал себя на том, что вцепился в спинку сиденья сильнее, чем это было необходимо.

  «Куда вы нас везете?» - спросил он. «В монастырь», - ответил незнакомец.

  Грохот взрыва давно утих, но оконное стекло, казалось, все еще вибрировало под кончиками пальцев Кеннелли, и в его ушах слышался глухой удар вертолета о землю, который раскололся огненным шаром, больше похожий на крик, чем на крик. крик Раздался взрыв. Ему показалось, что он чувствует жар за мерцающим светом, который все еще горел за бетонной стеной на противоположной стороне улицы; так сильно, что его руки, которые он прижал к оконному стеклу, внезапно действительно заболели. Он не смог его отозвать.

  Как бы то ни было, он был способен что-либо делать или хотя бы ясно мыслить. Все, что он чувствовал, было ужасом. На этот раз он видел, что происходило, и никак нельзя было это отрицать. Тьма ожила и унесла вертолет с неба, точно так же, как он унес людей с улицы ранее - и убил тех, кого послал в дом. Но это было совсем другое. Мужчины раньше знали, что делают. Они знали об опасности - возможно, не о том, с каким врагом они действительно столкнулись, а о том, что это был потенциально смертельный враг. В конце концов, не имело значения, были ли они убиты палестинским террористом или мистической силой.

  Два пилота ничего не знали. Они чувствовали себя в безопасности своей непобедимой машины истребления и даже не знали, чего ожидать; Более того, если бы они знали, что делают на самом деле, они бы точно не повиновались приказам Кеннелли, а скорее выбрали бы его, а не троих мужчин на улице. Он солгал ей. С таким же успехом он мог бы взять свой пистолет и выстрелить из него сам.

  Странно - Кеннелли никогда особо не задумывался о людях, которыми он командовал, и иногда его приходилось отправлять почти на верную смерть. Как и многие его коллеги, Кеннелли много лет назад стал циником, для которого человеческая жизнь была не чем иным, как активом, с которым можно было иметь дело почти по своему желанию; некоторая - если вообще - материальная ценность, которая была рассчитана на основе затрат на обучение, оборудование и возможных требований регресса любых выживших иждивенцев. Впервые у него появилось ощущение, что было разрушено более одной вещи, но этими двумя жизнями он загрузил на свою совесть что-то, с чем, возможно, было слишком тяжело справиться. Что с ним произошло? Что это были за мысли?

  Кеннелли на мгновение закрыл глаза и прижался лбом к стеклу, но это было бесполезно. Между его храмами бушевал хаос неизвестных, ужасающих ощущений и образов, которые были слишком ужасны, чтобы вынести их и перед которыми он не мог закрыть глаза, поскольку они разыгрывались за его веками. Что это было? Он потерял рассудок?

  Нет. Вы только что научились видеть.

  Он действительно не слышал голоса. Не так, как он слушал всю свою жизнь, и сначала он даже не понимал слов, просто подумал, что они были частью эмоционального урагана, пронизывающего его мозг. Но в этом было что-то такое же бесконечно чуждое и отличное, а также ужасно знакомое. Кеннелли открыл глаза. Он хотел этого, но ничего не мог с собой поделать.

  Он больше не был один. Ощущение, что за ним наблюдают, мучившее его все время, внезапно уступило место осознанию того, что кто-то стоит позади него. Все, что он видел, была тень, искаженное отражение на оконном стекле, которое, казалось, устрашающе двигалось в мерцающем свете пламени, и все же он сразу понял, кто это был.

  «Что ты хочешь?» - простонал он. "Идти. Оставь меня в покое! Идти «

  Фигура, которой был Смит, хотя и не могла быть, переместилась на несколько шагов к нему и теперь тоже стала телом в отражении на стекле, но с ней что-то было ужасно не так.

  Еще не поздно.

  Кеннилли больше не мог терпеть давление. Никакой ужас, который он видел, не мог быть более ужасным, чем тот, которого он не видел. Рывком он повернулся к Смиту и одновременно поднял оружие. Независимо от того, как Смит перехитрил смерть, стал ли он зомби или мифическим демоном, по крайней мере, он мог попытаться ...

  Кеннилли не мог закончить мысль или движение.

  Он ничего не мог поделать.

  Смит не был зомби или живым трупом из фильма ужасов. Смит вовсе не Смит, а кружащаяся, покалывающая масса тысяч и тысяч беспорядочных, многоногих, блестящих ... тварей, уставившихся на него крошечными глазками. Существо, которое наполняло его костюм и занимало формы его лица, находилось в постоянном бурлящем движении, в котором ему, вероятно, приходилось оставаться, чтобы противостоять силам гравитации, которые пытались притянуть его к земле и лишить его неестественной формы. Под рваным костюмом Смита казалось, что дюжина сердец бьется одновременно и с разной скоростью. Руки и ноги все время меняли свою длину, и на его руках иногда было два пальца, затем ни одного, а затем и дюжина, и части ужасной массы падали снова и снова.

  вниз и пополз обратно на микроскопических ногах, чтобы воссоединиться с кошмарной структурой. Лишь лицо сохранило форму, но это не сняло ужаса, а только ухудшило зрение. Кеннелли почувствовал, как у него забилось сердце. Ледяная рука прошла через его кожу головы и череп и начала сжимать его мозг, и он больше не мог дышать. Он был …