Как он мог быть таким слепым? Неужели он действительно думал, что он единственный, кто столкнулся с худшим, что только мог вообразить? Вероятно, он все еще был в хорошей форме по сравнению с молодым священнослужителем. За последние несколько часов его жизнь безвозвратно превратилась в руины, которые никакая сила в мире не могла исправить, но это было ничто по сравнению с тем, через что пришлось пройти Йоханнесу. Он не видел худшего, что мог вообразить: он сделал все, что мог.

  Он убил человека.

  Не имело значения, было ли это сделано в целях самообороны, намеренно или почти без его вмешательства. Он уничтожил человеческую жизнь, преступление настолько абсурдного масштаба для такого человека, как он, что Бреннер, вероятно, даже не мог оценить ужас, который он испытал.

  «Чего вы ждете?» - снова спросил Салид. Он по-прежнему казался нетерпеливым, но в то же время немного неуверенно. Возможно, он не знал, что происходит в Иоганнесе, но ему пришлось бы быть слепым, чтобы не видеть, что с ним что-то происходит.

  Бреннер повторил свой защитный жест, полностью повернулся к Йоханнесу и протянул ему руку. Прошло больше секунды, прежде чем Йоханнес даже отреагировал на движение. Он моргнул, посмотрел на протянутую правую руку Бреннера и покачал головой; не в виде отрицания, а как будто он не знал, что делать с протянутой рукой.

  «Давай, - тихо сказал Бреннер. "Я помогаю тебе."

  Йоханнес отреагировал не сразу, и Бреннер не удивился бы, если бы он просто покачал головой и убежал; или вообще ничего не сделал бы. Но затем он нерешительно поднял руку и взял Бреннеров. Неуклюже, но послушно - без воли - он перелез через капот машины, чтобы они могли продолжить свой путь.

  Хотя инцидент длился всего несколько секунд, картина на улице полностью изменилась, когда Бреннер снова повернулся к Салиду. Впереди были еще две разбитые машины на голых колесах - пожарная машина и две машины скорой помощи - и еще около тридцати или сорока метров, но никого не было видно. Улица перед ними была пуста и сияла, но, за исключением Салида, Иоганнеса и него самого, вся жизнь была крошечной, многоногой и заключенной в блестящие доспехи из черного рога.

  Салид хотел что-то сказать, но и сейчас не мог до этого дойти. Это еще не конец. Тьма, из которой они бежали, последовала за ними во второй раз: вокруг них погас свет.

  any2fbimgloader7.png

  any2fbimgloader8.png

  Свет погас, и тьма, которая сразу же распространилась за окнами холла, сказала Кеннелли, что это не просто перегоревшая лампочка. И все же он был удивлен, когда после секундного колебания подошел к окну и выглянул.

  Он практически ничего не видел. Дорога внизу превратилась в черное бездонное ущелье, а там, где город должен был быть за ним, не было ничего, кроме огромной, темной равнины. И это несколько тревожило. Он находился на третьем этаже, и по пути сюда он очень точно запомнил свое окружение: противоположная сторона улицы ограничивалась только бетонной стеной двухметровой высоты, за которой простиралась территория больницы, просторный парк с только одно-единственное, не особенно высокое здание, так что он действительно должен был смотреть на весь город. У увиденной им темноты было только одно объяснение: затемнение не ограничивалось этим зданием или улицей.

  Легкое затягивание позади Кеннелли вырвало его из мыслей. В мгновение ока он развернулся и полез в карман, но нащупал только гладкий пластик сотового телефона. Только тогда он вспомнил, что офицеры забрали у него оружие. Одно из его оружия.

  Звук не повторялся, но Кеннелли был слишком хорошо натренирован, чтобы полагать, что это просто воображение или совпадение. Вглядываясь в темноту позади себя, он медленно присел, протянул руку и вытащил револьвер, который носил в кобуре на щиколотке на левой ноге. Щелчок, с которым он взвел курок, звучал почти как звук самого пистолета в тишине холла, но также был чрезвычайно успокаивающим звуком - даже если он втайне чувствовал, что оружие ему не пригодится. Даже в этом случае ее вес успокаивал, хотя бы потому, что это было что-то знакомое и что-то, что он ассоциировал с безопасностью и властью на протяжении всей своей жизни.

  «Есть ли там кто-нибудь?» - спросил он - сначала на немецком, потому что, конечно, наиболее очевидной догадкой было то, что какой-то нахальный житель услышал шум и вышел, а затем, когда он не получил ответа, снова на своем родном языке.

  Результат был таким же. Никто не ответил. Никто не мог ответить, потому что он был один. Его глаза уже привыкли к тусклому свету, чтобы видеть коридор. Он видел не более чем узор из геометрических теней, но в нем не было места для человека. Странно ... На мгновение ощущение, что за ним наблюдают, было настолько сильным, что почти граничило с уверенностью, и обычно он мог очень хорошо полагаться на свое чувство. Но, наверное, и его нервы были не из лучших.

  Кеннелли пожал плечами, сделал движение, будто кладет пистолет в карман пиджака, но потом только переключил его справа налево и вытащил освободившейся рукой телефон, прежде чем снова повернуться к окну. Сразу же ощущение, что за ним наблюдают, стало настолько сильным, что что-то коснулось его между лопатками. Но когда он снова обернулся, коридор был по-прежнему пуст.