"На Салиде?"

  Кеннелли яростно покачал головой. «Не только на Салиде. На все, что движется. Я не знаю, что там произошло, но одно я знаю точно: все, что исходит из этого направления, определенно не принадлежит нам. Возможно, это даже не человек ".

  Десслер засмеялся, но это прозвучало не очень реально. «Ты сумасшедший», - сказал он. «Кажется, правда то, что они говорят о вас, американцы: вы смотрите слишком много плохих фильмов».

  «Я бы хотел, чтобы это было так», - ответил Кеннелли. Он горько улыбнулся, сделал еще один шаг к Десслеру и протянул сцепленные запястья. "Пожалуйста! Арестуйте меня «

  Десслер уставился на свои руки, как будто не знал точно, что с ними делать, и Кеннелли в основном ожидал, что он сделает какое-нибудь движение или жест и оставит его в покое, но в конце концов Десслер шагнул вперед и махнул одной из рук. милиционеры закончились. «Арестуйте его. И другие тоже. "

  Офицер подошел к нему и вытащил из-под куртки наручники. Мысли Кеннелли бились. В течение очень короткого момента он серьезно задумался о попытке насильственного побега, но на самом деле только на очень короткий момент. Его оценка этих людей могла быть правильной: они были полицейскими из маленького городка, жизнь которых обычно была изнурена захватывающими вещами, такими как преследование мошенников с чеками или раздача билетов нарушителям парковки, но именно это делало их опасными. Он не смог бы выполнять свою работу, если бы чрезмерно усердный полицейский выстрелил ему в голову.

  Наручники сомкнулись вокруг его запястий с щелчком, который сам по себе дал Кеннелли достаточно информации об их механизме, чтобы открыть их без ключа. В то время как офицер схватил его за плечо чрезмерно резким движением и поставил перед собой, Кеннелли впервые внимательно огляделся.

  То, что он нашел, его успокоило. В общем, он столкнулся с менее чем дюжиной офицеров и, возможно, втрое - и растущим - числом гражданских лиц, которые старались сломать блокпост или, по крайней мере, взглянуть на другую сторону барьера, чтобы бросить его, который был образован. тремя перекрестными патрульными машинами. Неподалеку мигали голубые огни пожарной машины и «скорой помощи». Как только танец начнется, ему не понадобится десять секунд, чтобы сбежать.

  «Прежде чем у вас возникнет какая-либо дурацкая идея», - сказал Десслер позади него. «Мои люди получили приказ стрелять. Ты тоже. "

  Кеннелли огляделся, пока они шли. Десслер последовал за ним и, наконец, выглядел таким нервным и беспомощным, как хотелось бы Кеннелли в начале их разговора. Его последнее заявление было откровенной ложью, и даже не очень правдоподобной.

  Кеннелли остановился и пронзительно посмотрел на серолицого мужчину, и он впервые поразился тому, насколько неприметным он был на самом деле. Он снова пересмотрел свое мнение о нем, и на этот раз, вероятно, был довольно близок к истине. Десслер явно принадлежал к тем мужчинам, которые способны превзойти себя в стрессовых ситуациях. Но он хватался за каждую попавшуюся ему соломинку. В данном случае соломинка называлась Kenneally.

  «Ты не знаешь, во что ввязываешься», - снова сказал он, и на этот раз Десслер не отмахнулся от возражения махом руки, а ответил тем же тоном:

  «Тогда скажи мне, черт возьми! «

  «Хотел бы я знать», - ответил Кеннелли. Он вспомнил черноту, не более того. Что-то вышло из дома. Он все еще не знал, что, но знал, что это будет здесь. «Я могу сказать вам только одно: все, что вы видите, стреляйте». Если это сработает.

  «Вы серьезно, не так ли?» - спросил Десслер. «Я имею в виду, ты ... ты действительно думаешь, что мы находимся в одной из твоих перестрелок в Бронксе или в каком-нибудь из этих дерьмовых голливудских фильмов, не так ли?» Ты, должно быть, совершенно ненормальный! Ты ... ты не можешь просто прийти сюда и поиграть в войну! Она - "

  Кто-то закричал. Мгновение спустя раздался единственный выстрел из пистолета, и хотя каждый из этих двух звуков казался странно слабым и почти потерянным, один действовал как катализатор для другого. На долю секунды воцарилась почти жуткая тишина, в которой даже асинхронный вой сирен, казалось, прекратился.

  Затем паника охватила все и одновременно одновременно. Кеннили не смотрел. Ему потребовалось две секунды, чтобы одолеть сопровождавшего его офицера, и еще пять секунд, чтобы снять наручники.

  Это было похоже на один из тех пост-судных фильмов, которые ему нравились намного раньше, только менее драматично, не в ярких цветах, а в черно-белом и без какого-либо акустического фона.

  Возможно, поэтому она выглядела такой ужасно реальной.

  Улицы перед домом больше не было. То, что Бреннер принял за темноту в самый первый момент, было чернильной чернотой, которая тихо просочилась из облаков и распространилась по всему творению в виде разрушающей цвет пелены. И часть этой тьмы начала проникать и в его душу и разрушать ее; медленно, коварно и почти без боли.