Неси ... слезы наполнили ее глаза, но она даже не пыталась сдержать их. Она любила его. Олсберг сказал, что он был всего лишь животным, но она любила его, любила его глупую горечь. Как сильно она чувствовала себя только сейчас, когда его уже не было.

  Просто животное ... Как ни странно, она почти не чувствовала печали. Неожиданное спокойствие охватило ее, смертельное, оглушающее спокойствие, которое часто возникает после тяжелой потери, прежде чем приходит более глубокое горе.

  Просто животное ... снова подумала она. Но смерть этой огромной сильной собаки была для нее. Кэрри умерла за нее, и теперь должна была лежать она в клочьях и истекала кровью под брезентом за сараем.

  До нее дошли слова Стефана: выкопать яму где-нибудь за домом и засунуть в нее.

  Как он мог быть таким бессердечным? Вдруг она замерла. Ветер внезапно показался холоднее. Она обвила руками туловище и сгорбилась, но это не помогло. Холод пришел не извне. Она внезапно почувствовала потребность поговорить с кем-нибудь, но выбор был не особенно велик. О Стефане не могло быть и речи, а Энди ...

  Энди! Боже мой, она во всем забыла про девушку! Она не видела ее с вчерашнего вечера, фактически, до этого момента она даже не подозревала о ее присутствии. Ее виноватая совесть заявила о себе: а что, если бедняжка все заметила и теперь сидела на корточках в углу, дрожа от страха? Питер вряд ли сможет ее утешить.

  «Но она даже меньше», - слабо подумала она. Она была чужой дочери Питера, и она не забыла подозрения, с которым Энди смотрел на нее вчера. Вчера? Да, на самом деле это было всего день назад, всего двадцать четыре часа. Странно, что Ольсберг не воспользовался возможностью, чтобы спросить ее или Стефана об Энди. Вероятно, он не осмелился сам после того, как Стефан крикнул ему в знак приветствия, что, конечно же, это все еще можно услышать в Шварценмуре. А после этого ... ну, может, в каком-то уголке его заплесневелого мозга еще оставался след такта. В любом случае Энди был вряд ли подходящим человеком для разговора в данный момент. Остался только Питер.

  Лиз болезненно вздохнула. Это было абсурдно, но сейчас она больше доверяла ему, совершенно незнакомому человеку, чем Стефану, ее собственному мужу.

  Она обвинила эту мысль в действии дурацкого препарата Свенсена, но не позволила этому знанию отговорить ее от решения искать его. Черт побери, ей просто нужно было с кем-нибудь поговорить, если это был камень!

  Она пересекла двор, пошел в сарай и толкнул ворота открытыми достаточно , чтобы иметь возможность проскочить. В комнате было темно и пусто; половина разобранном трактор, который был никогда не положить снова вместе (как она знала , что?), стоял, окруженный венком из тщательно отсортированных металлических внутренностей, рядом с ним ягуар, контраст , который вряд ли можно себе представить больше, но Питер не был там. Лиз была разочарована. Она надеялась , дорого , чтобы встретить его здесь , потому что все остальное означало , что он был за домом, на другой стороне здания, и туда - даже ближе к развалинам - было невозможно. Не сейчас. Может быть , она никогда не будет иметь силы , чтобы снова перейти на другую сторону дома. Определенно не в настоящее время.

  Собираясь снова выйти из сарая, она увидела тень перед лесом. Ужас длился всего долю секунды. По крайней мере, в этом отношении ее чувства работали с почти сверхъестественной остротой: она могла очень хорошо различать серые формы безумия и реальности. Тень там, перед лесом, была настоящей, настоящей тенью, отбрасываемой настоящим человеком. Точнее, настоящий Ольсберг. Лиз сразу узнала его, но еще секунду попыталась ему отказать. Ольсберг? Здесь? Тогда она поняла. Он вернулся, чтобы свести с ней счеты. Вернувшись в дом, в присутствии Стефана, он не осмелился сказать ни слова об Энди и Штарбергах, но она снова ошибалась насчет него - он не подумал отступить ни на долю миллиметра. Он уехал, ровно столько, чтобы Стефан подумал, что он действительно ушел, но его машина, вероятно, стояла на следующем повороте дороги, и он занял позицию там, чтобы ждать ее. Ублюдок, блин!

  На мгновение она подумала, что можно просто вернуться в дом, позвонить Стефану и посмотреть, как он подбегает и берет Олсберга за рога. Но она отбросила эту мысль почти так же быстро, как она пришла ей в голову - какая в этом польза? Олсберг решил: ему не нужен Стефан, он хочет ее, и ничто в мире не остановит его. Она не могла вечно держать Стефана перед собой, как живой щит. Рано или поздно Олсберг поймает ее одну, и чем дольше она ждала, тем интенсивнее будет разгораться спор. Нет - несмотря ни на что, в ней все еще была крохотная доля холодной решимости предыдущей ночи ужаса. Она выдержит это. Если нужно, сейчас и здесь.

  Она взглянула на дом, чтобы убедиться, что она действительно одна, полностью вышла из сарая и пересекла двор быстрыми, очень уверенными шагами. Идиотский шприц Свенсена теперь был на ее стороне, потому что он делал ее спокойнее, чем был бы в противном случае.Ольсберг был бы удивлен, если бы подумал, что у него была легкая игра с уже совершенно запуганной беззащитной женщиной. Она не была ни тем, ни другим. И она даже очень холодно рассчитывала эту возможность: что ей действительно приходилось иметь с ним дело физически. Может быть, Ольсберг был из тех мужчин, которые никогда не били женщину - она ​​на это надеялась - но она определенно не из тех женщин, которые не хотят бить мужчину.

  Она остановилась на подъездной дорожке - она ​​не думает отдавать преимущество дома - и внимательно посмотрела на него. Он был на другой стороне пути, уже наполовину скрытый в лесу так , что его черный пиджак , казалось, сливались с тенями, и хотя она не могла видеть его лицо, она почувствовала , что ... что - то не то , что она , как ожидается , , «Что вы хотите?» Спокойно спросила она. «Шпионаж на нас мало, или поговорить со мной?»

  Ольсберг беспокойно двинулся. Он не вышел из леса, но она увидела, как он повернул голову и на мгновение посмотрел в сторону дома.