Рэй, спотыкаясь, двинулся за нами, и не сразу. Металлический визг позади нас доказал, что я был прав, когда меня боялись; машина снизилась, больше с одной стороны, чем с другой, а затем вся металлическая конструкция рухнула вниз, притягиваемая силой тяжести, она с грохотом рухнула вниз по шахте лифта. Когда он упал на дно, земля на мгновение затряслась, несмотря на железобетон, которым было залито здание под землей. Это было похоже на попадание гаубицы, разрушительное и окончательное: глухой, сильный удар, переходивший в хныканье и металлические шорохи. Потом было тихо.

  «Это было близко», - сказал Марсель. Но в его голосе не было облегчения. Это было частью его личности - видеть вещи реалистично, когда что-то зашкаливает, теперь я понял это. И я также понял, почему Бах находил его одновременно очаровательным и отталкивающим: в опасной ситуации эти двое были очень похожи. Однако когда опасность миновала, они повели себя совершенно иначе. Марсель был чувствителен и полон сомнений, искал истину, которая имела больше отношения к чему-то, что было только физически осязаемым. Бах, с другой стороны, был хладнокровным псом, готовым пожертвовать кем угодно, если это соответствовало его игре власти и успеха, - не исключая его собственных людей.

  «Там есть свет», - сказала Ким. Ее голос затих в коридоре, как в средневековой стене.

  Марсель кивнул. «Кажется, что на этом этаже освещение в принципе работает. Может, здесь всего пара груш сломана. - Он перекладывал зажигалку из руки в руку. Наверное, стало жарко. «Однако я не знаю, где мы вообще находимся. Я и не подозревал, что в Маджестике так много этажей. В любом случае, мы находимся глубже, чем должны быть согласно данным управления лифтом ».

  «Секретная зона безопасности», - предположил я. «Еще одна игрушка Баха, в которую вложены десятки миллионов».

  «Возможно», - сказал Марсель. «Но этот пол выглядит не так, как любой другой. Коридор уже. И, насколько я понимаю, он устроен иначе, чем верхние этажи. Нет, я почти думаю, что это старше, чем то, что Бах построил за счет Сената ».

  «Меня не волнует, где мы», - сказал Рэй. «Теперь мы должны пойти к свету, а затем обсудить, что делать».

  Я удивленно повернулся к брату. Его голос звучал как всегда свежо и властно; все его истощение и отсутствие драйва, казалось, улетучились. Внезапная перемена не успокоила меня, напротив, она вызвала во мне странное чувство, которое я не мог приписать исключительно своей враждебности к обычному командному тону Рэя. Я сожалел, что в беспокойном свете зажигалки я видел только его лицо как танцующую гримасу; Я хотел бы знать, какое выражение он показывает.

  «Да, конечно», - сказал Марсель и двинулся в путь. "Приходит".

  Его зажигалка указала нам путь в направлении слабого света, который привлекал нас, как старая керосиновая лампа на веранде моих родителей, к надоедливым роям комаров, которые регулярно преследовали нас в конце лета. Темнота, полная темнота была чем-то ужасным, и все же я не знал, хорошо ли имитировать инстинкт насекомого и не допускать никакой другой возможности, кроме как просто двигаться к источнику величайшей яркости. Что-то во мне предупреждало, чтобы я не задерживался здесь дольше, чем это было абсолютно необходимо. Но воспоминания о всеохватывающей тьме в этом проклятом лифте были все еще слишком свежи и болезненны, чтобы о них долго думать.

  Мы продвигались слишком медленно, наши шаги были такими неуверенными и неуверенными в этом бетонном коридоре, который был освещен только беспокойным пламенем зажигалки и, таким образом, внезапно превратился из трезво спланированного коридора в пещеру, как наши предки в далекой Европе десятки тысяч лет назад, возможно, жили. Ощущение, что что-то не так, усиливалось со мной - и, может быть, с другими тоже. Мне нужно было время подумать, но именно этого у меня не было. Взгляды, которые я бросил на Ким, взволновали меня больше, чем я хотел признаться. Она казалась такой близкой и такой далекой одновременно, больше похожей на видение в сумасшедшем сне, чем на человека из плоти и крови, который, как и я, отчаянно сопротивлялся своей судьбе. Что, черт возьми, заставило меня помочь ей и вытащить всех нас из этого безумного положения?

  Наконец мы подошли к перекрестку, который, однако, сильно отличался от перекрестка на других этажах. Коридор, пересекающий его, был необычайно широк, и стены заглушали свет, они были такими черными и темными. В конце концов, здесь было обычное освещение, и Марсель мог выключить зажигалку. К настоящему времени, должно быть, стало очень жарко, но Марсель не сказал ни слова об этом, а вместо этого позволил ему тихо исчезнуть в кармане пиджака.

  «Для меня это не похоже на аварийное освещение», - сказал я, указывая на старомодные лампочки, которые были голыми и незащищенными в своих розетках. Некоторые лампочки, должно быть, уже перегорели, потому что было несколько выпадений в обычной легкой цепи.

  «Отдельный контур?» - задумался Марсель. Его голос эхом отдавался от стен, приглушенный и темный. «Это все очень странно. Судя по состоянию облицовки лифта на этом этаже и после установки этой осветительной цепи, я мог бы предположить, что все это было построено в 1920-х годах. Но в то время Маджестик даже не рассматривался ».

  «Величественный, может быть, и нет», - подумал я, но серый цвет мог появиться раньше. Во мне начало формироваться огромное подозрение. Что, если «Маджестик» здесь не случайно? Что, если под этим было что-то, что изначально предназначалось для того, чтобы взять под свой контроль Majestic? Но что-то меня обеспокоило в этой мысли, и не только потому, что она была такой авантюрной. «Мне тоже не кажется, что это часть« Величественного »Баха, - сказал я вслух.

  «Что за чушь», - сказал Рэй через рот. «У нас есть дела поважнее, чем играть здесь в историков. Как мы выберемся Где лестница? Это вопросы, которые мы должны задать себе, и больше ничего ".