Прежде чем Марсель смог остановить меня, я осторожно приподняла голову, чтобы увидеть коридор. Сталь исчезла. По крайней мере, я знал, куда он сбежал; поскольку он не прошел мимо нас, он, должно быть, побежал по коридору к лестничной клетке. Я понятия не имел, что случилось и как Сталь снова удалось перехитрить смерть. Но я знал, что не могу позволить ему просто бежать через бункер.
«Где, черт возьми, охранники?» - спросил Марсель, выпрямляясь и моргая, выходя в коридор. «Я только что услышал голоса».
«Да», - нахмурился я. «Это странно», - действительно, коридор был прямо перед нами, и даже стон сирены утих.
«Похоже, мы сами по себе», - продолжил Марсель. "Входите."
Решительность в его голосе резко контрастировала с его безобидным внешним видом - факт, который он, вероятно, использовал много раз, чтобы застать противника врасплох. Одним решительным движением он взял деревянный стул, на котором провел ночь, поднял его и изо всех сил позволил ему громыхать о тяжелое стекло. Стекло протестующе хрустнуло, но попало без малейшего треска.
«Черт побери», - выругался он и попытался снова. На этот раз его взмах был настолько велик, что нога оторвалась от простого коричневого деревянного стула и пролетела мимо меня на расстоянии нескольких сантиметров. Но стекло все еще держалось. Что не помешало ему без колебаний повторить попытку. Он обеими руками взял стул за спину и изо всех сил позволил ему рухнуть на стекло. И эта тактика сработала; стекло реагировало на стул, как тонкий слой льда на тяжелом мужском ботинке, и тонкие трещины отходили от места разрыва стула. Еще двумя или тремя ударами Марселю удалось окончательно разбить пробитое стекло. Настоящий дождь из битого стекла хлынул в коридор и упал, сверкнув на мышино-серую землю, как теплый солнечный дождь на невозделанное поле.
Он торжествующе повернулся со стулом в руке, который сильно пострадал от грубой силы: две передние ноги отломились, задняя раскололась. Все действие длилось всего несколько секунд, и я был более чем удивлен; в конце концов, я предполагал, что мне нужно опередить такого человека, как Марсель. Неужели это должен быть человек без позвоночника? Что бы Бах ни пытался убедить меня в этом бывшем пиар-менеджере: это не соответствовало поведению хрупкого на вид, но более чем энергичного человека.
Больше не сомневался, одним прыжком оказался в коридоре. Осколки стекла хрустнули под моими ботинками, и что-то обожгло мою щеку; Вероятно, осколок стекла от не полностью разрушенного стекла, который я нанес себе через дыру в стекле во время моего стремительного приговора. Я не обратил внимания, но гигантскими шагами бросился к сгорбившейся человеческой фигуре, которую Стил сбил с ног выстрелом из винтовки.
В этот момент свет мерцал, почти незаметно, но все же чрезвычайно раздражающе, как и все, что напоминало нам, что тонны щебня и земли были скоплены над нами и что жизнь в этом объекте глубоко под поверхностью была возможна только в том случае, если технология работала идеально. На мгновение я простоял в коридоре, сжав кулаки, и, несмотря на прохладный воздух в этой части здания, который система вентиляции равномерно распределяла по последнему углу, мой лоб вспотел.
Потом свет погас навсегда. На мгновение вокруг нас была абсолютная тьма. Это было так удивительно, что я ничего не чувствовал внутри себя, кроме изумления от того, насколько темно может быть в подземном здании, где ни один свет от далекого уличного фонаря не падал, ни звездный свет, ни лунный свет не давали легкого просветления, ни один Лампе из соседний дом послал в ночь ее теплые желтые пальцы. Прежде, чем эта мысль даже пронеслась в моей голове, что-то снова мигнуло, пульсирующий свет прорвался сквозь тьму вокруг меня и лишил ее всепоглощающей силы. Он мерцал несколько секунд, затем снова стал ярче, если не с естественной яркостью, исходящей от равномерно расположенных неоновых трубок. Именно аварийное освещение надежно зафиксировало пролом и спасло нас от участи чувствовать себя погребенными заживо.
И так беспощадно столкнул меня с действительностью.
Охранник лежал на земле прямо передо мной, и она, несомненно, была мертва. Выстрел в живот с расстояния всего в несколько сантиметров из крупнокалиберного оружия, вероятно, мог пережить только человека, изъеденного ганглиями; выстрел, должно быть, перерезал ему кишки. Но не время поддаваться своим чувствам. Я наклонился, чтобы поднять автомат, не в силах предотвратить встречу взгляда с мертвым взглядом солдата. Если что и застыло в этих глазах в момент смерти, так это не боль, а безграничное удивление. У этого человека не было времени закончить свою жизнь; еще одна жертва, которую Стил благополучно уничтожил, но на этот раз не в интересах Баха, а, наоборот, в борьбе с ним.
Марсель остановился прямо рядом со мной, и в его взгляде была задумчивость, которую я не мог интерпретировать. Воцарилась неловкая тишина, даже постоянный шепот вентиляционной системы, казалось, прекратился. «Вот», - грубо сказал я, бросая винтовку Марселю. Он поймал его быстрым и опытным хватом.
Я встал на колени рядом с мертвым солдатом и решительным рывком открыл его кобуру. Холодный металл пистолета скользнул мне в руку, но не успокоил. Сталь не была бессмертной, но я был слишком близок к непобедимости, чтобы один пистолет давал мне чувство безопасности. Когда я снова встал, я нажал на предохранитель 38-х годов.
«Пойдем», - сказал я. Мои шаги неприятно громко скрипнули по серому пластиковому полу, когда я подошел к двери, ведущей к аварийной лестнице. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что Марсель не преследует меня. Я повернулся к нему и остановился. Он стоял у двери, через которую пролетел солдат, и смотрел внутрь того, что, как я помню, располагало одной из многих охраняемых лабораторий на этом уровне. Его винтовка безвольно висела в руке, и его поза указала на то, что на данный момент все боевое отпало от него.
